– Как ты думаешь, они еще полезут? – спросил я.
– Не полезут – попрут. По-моему, их интересуем не мы, а что-то другое.
Садовский взял свободный автомат и передернул затвор, готовясь к бою.
– Они ищут казну. С премиальными и деньгами, которые были заработаны на тотализаторе. Мне кажется, произошло вот что...
Я на минуту прервался, всматриваясь в движение на «переднем крае»: по всем признакам, бандиты готовились к штурму.
– От Миледи... Кстати, ты помнишь ее?
– Конечно. Она почти не изменилась.
– Так вот, от нее я узнал, что Богуславский, человек, организовавший турнир, решил кинуть всех. И не просто кинуть – устранить физически.
– Этого следовало ожидать, – прокашлявшись, заметил Садовский.
– Для этого он и нанял боевиков.
– Ты хочешь сказать, что учитель, то бишь гуру или как там его, приватизировал казну?
– Не исключено. Иначе зачем нужно было его пытать? Деньги хранились в тайнике. Тайник открывался нэцке с микрочипом.
– Пропуском?
– Да, эти статуэтки служили пропуском в монастырь. То есть точно такие же. Наверное, учитель перепрятал деньги.
– Ты думаешь, он действовал в одиночку?
– Не знаю.
– Маловероятно. Иначе зачем им гнаться за нами?
– Лишние свидетели ни к чему.
– А что думает по этому поводу наша старая добрая знакомая?
– Миледи? Ее уже нет.
– Кто?
– Снайпер. Снайпера тоже нет. Это был Эрнст-киллер. Он стрелял в меня, но промахнулся.
– Стоп, они, кажется, перегруппировались и что-то затевают.
За валуном, который в свое время послужил мне укрытием, «чечены» установили крупнокалиберный пулемет. Где-то в отдалении послышался гул вертолета.
– Не пора ли нам пора? – сказал Садовский, кивая на грот в скале.
– Похоже, будет жарко, – ответил я и, прихватив с собой ящик с гранатами, потащил его в каменную нишу.
– Парочку оставь мне. На растяжку.
– Сверху они тоже могут нас достать. Самурай так и сделал.
– Понял, будет им и сверху, – деловито проговорил Садовский, отматывая леску. – Кстати, эти замечательные бонбоньерки срабатывают мгновенно, от детонации.
– Будь осторожен.
– С бонбоньерками я обращаться умею...
Из-за скалы показались вращающиеся лопасти «вертушки». Одновременно с ее появлением раздался грохот крупнокалиберного пулемета; возможно, это был автоматический гранатомет. Работал он, как зверь, круша и измельчая в пыль все вокруг.
– Задымляемся! – крикнул Садовский и бросил одну за другой две шашки. Клубами белого и оранжевого дыма заволокло весь склон.
– Спасибо нашим друзьям-арабам, они хорошо экипировали нас.
Едва он это произнес, как по нам, точнее, по нашей позиции, в дополнение к убийственной долбежке крупнокалиберного пулемета, ударил вертолет. Сквозь плотный дым сплошной картечью, прямо и рикошетом, по камням хлестал смертоносный металл, в воздухе пахло гарью. Если существует ад для псов войны, то выглядит он именно так...
– Спокойному, наверное, хана! – закричал я.
Мне было страшно и весело, как в постели женщины, в спальню которой ломится внезапно вернувшийся муж.
– Спокойному точно кранты! – перекрывая шум боя, отозвался Садовский и на всякий случай метнул гранату «под окошко».
Внезапно все стихло. И в этой тишине раздался хриплый мужской выкрик: «Аллах акбар!» Вслед за этим где-то сверху раздался взрыв.
– Понеслась душа в рай, – сказал Садовский и покинул укрытие. Я рванул за ним и вовремя: на подступах к нашей позиции сработала вторая растяжка.
– Мы с Тамарой ходим парой, – сквозь зубы проговорил я и разрядил в рассеивающийся дым всю обойму. Кажется, кому-то я сделал больно. Вопли и стенания отползающих «чеченов», среди которых, по- видимому, были раненые и как минимум двое убитых, говорили сами за себя.
В скале проснулся пулемет. Спокойный жив! Эта мысль приободрила меня, что было очень кстати, поскольку все магазины были расстреляны, а для снаряжения новых требовалось какое-то время.
Садовский с помощью пращи запустил несколько гранат в стан врага и вновь принялся за сооружение растяжек.
– Ума не приложу, – сказал я, – как им удалось тебя взять.
– Ты про плен? Все очень просто. Я слишком глубоко увяз в их разборках, защищая госсобственность. А когда уволился из армии, решил бросить все, уехать к чертовой матери куда глаза глядят, прочь с черноморского побережья. Сел на джип – у меня был подержанный «Мицубиси Паджеро» – и срулил из нашего городка. Взяли меня на ночевке. Просыпаюсь – между глаз ствол, в каждом окне по небритой физиономии. В общем, рыпаться было бесполезно. А потом я прошел специализацию в качестве боксерской груши – на мне отрабатывали удары...
Садовский опустился чуть ниже, устанавливая растяжку.
– Когда я загасил их главного Рэмбо, они предложили мне принять ислам и поработать у них инструктором по рукопашке. Я, разумеется, ответил гордым отказом. Тогда они выставили меня против какого-то абрека из другого тейпа. Я заставил его рыть носом землю. Ребятишки смекнули, что на мне можно делать неплохие деньги. И вот я здесь...
Садовский вынырнул из-за нагромождения камней и приник к просвету в скалах, через который хорошо просматривалась опушка леса.
– Дело плохо. Они решили использовать «живой щит».
Я поднял голову и увидел цепочку заложников, приближавшихся к нашей высотке. За их спинами прятались боевики. И тут произошло нечто неожиданное для всех – и для «чеченов», и для нас: Спокойный ударил по ним из пулемета. Уложив несколько человек, он рассеял «живой щит».
– Кажется, у Спокойного сдают нервы, – сказал я.
– Для кого Спокойный, а для кого и тихопомешанный. Но, возможно, он и прав. Все они хотели нашей крови.
– Ты случайно не знаешь, куда подевались наши патроны?
– Все цинки взлетели на воздух.
– У тебя еще что-то есть?
– Не хватит даже на то, чтобы застрелиться. Пора сваливать, пока они не очухались.
– Надо предупредить Спокойного.
Я подполз к обрыву и кинул камушек – предположительно туда, где должен был находиться мастер шоу-дао. Кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся. Это был он.
– Не дано ли нам на самом деле именно то, что мы ищем, не являемся ли мы уже обладателями искомого? – спросил он. – Это сказал кто-то из русских.
– Вы ранены? – спросил я, увидев на его лбу кровь.
– Пустяки. Контроль над болью делает тебя воином.
Меня слегка удивило его многословие; Спокойный, кажется, был немного не в себе. Но, если уж судить объективно, все мы были немного не в себе. Возбужение боя еще не улеглось, близость смерти еще пьянила
