Пламя лизало сухие ветви. Паран ничего не сказал. Он чувствовал, что человек, сидящий напротив него, борется с тем, что всплыло сейчас в его памяти.
– Но это было еще не самое большое предательство, Паран, нет, – сказал он медленно, глядя капитану в глаза. – Оно пришло позже. Я не мог бороться с ней. У меня не было шансов, – под кожей заходили желваки, это было единственным отражением того волнения, которое он испытывал, потом он продолжил безразличным голосом. – Люди, которых я знал десятилетиями, смотрели сквозь меня. Я был мертв для всех. Они не слышали меня. Они шли мимо, они даже не подходили к воротам своих домов, когда я звал их. Я был мертв, Паран, и даже городские летописи подтверждали это. И я согласился. Я ушел. Исчез. Одно дело видеть траур на лицах бывших друзей. И совсем другое самому предать собственную жизнь. Но, как ты сказал, что сделано, то сделано.
Капитан сидел, уставясь в темноту. «Что это была за необходимость, подумал он, что привела к такому печальному концу?»
– Прихоти знатных, – тихо сказал он, – вертят миром. Я родился знатным, как и ты, Колл. Но в империи это не нравилось старому императору. Он крушил нас каждый раз, до тех пор, пока мы не поджали хвосты, как побитые псы. Поджали на годы. Но это было только лишь проявление силы, правда? – сказал он больше себе, чем своему собеседнику. – Знать не воспринимает преподнесенных ей уроков. Я оглядываюсь на годы, проведенные в высших кругах, в этой неверной компании, я вижу, что та жизнь и вовсе не была жизнью, Колл, – он немного помолчал, потом легкая улыбка появилась на его губах, он посмотрел на Колла. – С тех пор, когда я покинул Малазанскую империю и избавился от всех привилегий, полагающихся моей голубой крови, я начал ощущать себя живым. До того жизни не было, лишь бледная тень того, что я получил сейчас. Это ли не правда, которой большинство из нас боится поглядеть в глаза?
Колл усмехнулся.
– Я не самый умный человек, которого ты когда-либо видел, Паран, но твои идеи сильно тронули меня. Если я правильно понял, ты сейчас сидишь напротив старого дурака, лишенного всего, и уверяешь, что он истинно живой. Вот именно теперь. Живее некуда. А то, что он предал тогда, вовсе не было жизнью, так?
– Скажи сам, Колл.
Человек покривился и вцепился рукой в редеющие волосы.
– Правда в том, что я хочу все вернуть. Вернуть все.
Паран засмеялся и смеялся до тех пор, пока у него не заболел живот.
Колл глядел на него, потом из его горла вырвался неуверенный смешок. Он откинулся на спину, схватил столько веток, сколько смог, и разом швырнул их в огонь.
– Худ побери, Паран, – сказал он, изумляясь сам себе, – ты свалился с неба, как свет, посланный богами. И я счастлив от этого. Я счастлив больше, чем когда-либо.
Паран утер выступившие слезы.
– Дыхание Худа, – вымолвил он. – Просто один походный мул беседует с другим, правда?
– Похоже на то. Если ты пошаришь в куче веток у меня за спиной, ты найдешь там кувшинчик вина из Ухабов. Ему уже больше недели.
– И что это значат?
– Значит, что оно вот-вот перебродит.
Книга шестая
ГОРОД ГОЛУБОГО ОГНЯ
Слухи, как рваные флаги, плещутся на ветру.
Хлопают, и эxo внизу отдается,
И улицам шепчет старые сказки прежних времен…
«А вот говорят, что угорь выполз на сушу.
Да не один, а тысячи с ним в ночи приползли».
«Еще говорят, что Коготь бродит ночами.
А в небесах над его головой реет черный дракон».
«Слышали люди вчера демона горестный крик,
На крышах вновь проливалась кровь,
И сотни кинжалов не достает Принцессе Убийц…»
Семнадцатая глава
Дано не многим
Видеть черную руку,
Что сжимает лучину во тьме.
Дано не многим
Слышать черных цепей
Громыханье пред смертью.
Но прислушайся!
Колеса скрипят,
