— Так точно, учился.
— То-то язык, вижу, знаешь. Чего от нас хочешь?
— По данным нашей разведки, подразделения боснийских войск перешли разделительную линию ООН и окружают сербские позиции за перевалом.
— Ну и что ты прикажешь мне делать?
— Они отсекают нас от сербского коридора, и мы попадаем в котел. Сообщите вашему командованию, что боснийцы нарушают перемирие.
— Когда надо, они сами позвонят. Командование зря не беспокоят. Пока нет оснований для волнения.
— Но возобновятся военные действия!
— Не возобновятся. Мы контролируем обстановку.
— Но вы обязаны проверить нашу информацию!
— Тоже мне командир. Мы никому ничего не обязаны и подчиняемся только приказам объединенного командования миротворческих сил. И не держимся, понимаешь, ни той, ни другой, ни третьей стороны в вашей драчке.
Лицо Алексеева исказилось непроизвольной гримасой. Он крутанул по щекам желваки, но сдержал себя. Присел без разрешения на табуретку, закурил и спросил еще срывающимся от волнения голосом:
— А платят вам хорошо?
Майор вздрогнул, окатил его беспокойным взглядом, затем снова напустил на себя полное безразличие.
— Как надо, так и платят.
С минуту оба молчали. Алексеев понимал, что стоит лишь чуть-чуть перегнуть палку, и майор сдаст его от греха подальше особому подразделению по розыску военных преступников. Миротворец же опасался, что этот бледный до синевы серб может иметь влиятельных родственников в Белграде. Не зря он так хорошо разговаривает на русском языке. Может быть, даже шпион сербского генштаба, разбирайся потом с ним. Чуть что не так, устроят какую-нибудь бумагу в штаб, и прости-прощай, престижная загранкомандировка, да и не отмоешься потом…
А тем временем во дворике блокпоста три серба и четверо русских за столиком нашли общий язык, азартно забивая козла. Ленивый пес на солнцепеке недовольно покрутил головой на стук костяшек по столешнице, медленно поднялся и побрел к тем двоим солдатам, что так же лениво белили бордюр на цветнике.
— Ладно, свободен! — наконец-то обронил майор. — Ехай к себе, я доложу по команде.
Вот тогда-то у Алексеева в первый раз защемило сердце и резануло в желудке. Дорога полого уходила в гору. Вдали виднелись облизанные ветрами вершины, на склоне некоторых изящно корявились персиковые деревца и громоздились огромные валуны. Казалось, что их какой-то шалун из балканских божков поставил на самый край утеса. Достаточно было взрыва небольшой гранаты под скалой, чтобы многотонные махины пошли кувыркаться по хрупким деревцам вниз по склону.
В тот день что-то беспокоило Алексеева. Он пристально осматривался, будто бы осознавал, что просмотрел что-то главное. Солнце задевало самую вершину горы, ослепительные лучи расходились от нее, как корона.
— Не нравится мне это, — встревоженно сказал он. — Владко, глянь, что там наверху болтается?
Тот принял у него бинокль и всмотрелся в небо до рези в глазах.
— Что видишь?
Владко помотал головой, щуря глаза от ослепительного солнца.
— Похоже — зеленый штандарт!
— Это у тебя от солнца круги зеленые, — успокоил всех седой шофер с длинными черными усами.
Но едва он это проговорил, как на вершине горы раздался легкий хлопок, и с утеса покатились вниз три каменных «мячика», оставляя за собой дорожку примятой травы и обломанные стволы персиковых деревьев.
Все три огромных валуна прокатились мимо, не задев машину, но на повороте горного серпантина их встретил такой бешеный огонь, что свист пуль сливался в единый пронзительный гул.
Чарующий горный воздух, голубое небо, яркое солнце и зеленые склоны с желтыми пятнами — все было так не похоже на красно-коричнево-серый пейзаж Афганистана, но эта музыка боя снова напомнила Алексееву военные будни, когда дни кажутся похожими один на другой, как патроны, подогнанные по одному калибру.
Водителя срезало сразу, он, молодчина, еще успел перед смертным концом круто вывернуть руль влево, чтобы не дать машине свалиться в пропасть высотой с полкилометра.
Отстреливаться было бесполезно. Но двое солдат все же били очередями по склонам, на которых невозможно было рассмотреть из-за слепящего солнца стреляющих босняков. Алексеев стащил с сиденья мертвого водителя, занял его место и погнал машину вверх по дороге, ощущая, как она раз за разом становится легче, когда из нее вываливались убитые солдаты.
Он не оборачивался назад, даже когда машина выскочила из зоны обстрела, а мчался, покуда не догнал спешно отступающие части сербской армии.
Только тогда он заставил себя оглянуться назад.
В автомобиле оставался только Владко Драгич. Он привольно раскинул руки, и казалось, что юноша беспечно отдыхал, далеко запрокинув назад голову. Алексеев выскочил из машины и подбежал к нему сзади. На голове Владко словно бы горел алый венец, а голубые глаза стеклянно смотрели в голубое небо…
Алексеев прикрыл ладонью его глаза и сложил крестом на груди руки.
В дорожной пыли он подобрал выпавшие из кармана гимнастерки Владко кипарисовые четки и карманное Евангелие на церковно-славянском языке…
ГЛАВА 35
В Киев решили добираться чартерным рейсом из Калуги втроем — Скиф, Лопа и Засечный, взяли еще Волка. Разумеется, без оружия, без топографической карты или даже легкого туристического снаряжения.
Старый, облезлый «Ан-24» вылетал из Воронежа, а в Калуге делал промежуточную посадку. Это почему-то развеселило Засечного:
— Москва — Воронеж, хрен догонишь, а догонишь — хрен возьмешь!.. Пустячок, а приятно… обнадеживает.
— Ты еще влезь в этот самолет, — забеспокоился Лопа, высматривая Скифа, ушедшего с Волком за билетами.
— Я-то колобком закачусь, а тебя придется пополам складывать, — хохотнул Засечный и отметил боковым зрением подкативший гаишный «жигуль» со знакомым капитаном за рулем, заставившим его на въезде в Калугу раскошелиться цыганятам за мойку «Мерседеса».
Капитан кивнул ему как старому знакомому и полез под капот устранять какую-то неисправность.
— «Хвостом», что ли, нашим работает? — кивнул на него Засечный. — На въезде в Калугу встречал и провожает с какого-то хрена…
— Ни, то не бандюк, — присмотрелся к капитану Лопа. — Мент приехал на ментовской тачке подкалымить на молочишко детишкам.
Засечный пожал плечами.
— Твоими устами, Лопа, мед бы пить, — проворчал он. Скоро вернулся Скиф с билетами. Не успел он присесть, как в его сумке раздался телефонный звонок.
Полковник Чугуев, демонстрируя озабоченность органов безопасности ситуацией, беспокоил их своими дурацкими бессодержательными сообщениями и настойчиво советовал из Москвы никуда не выезжать. Жаловался, что слышимость плохая.
