Клейтону очень хотелось расспросить ее о революции, но он догадывался, что разговор этот будет для нее мучителен, и решил не затевать его.
– А скажите, Зоя, вы когда-нибудь видели царя?
Зоя рассмеялась, а вслед за нею – и капитан.
– Но что же тут смешного?
– Да нет, просто дело в том… – Капитан был ей так симпатичен, что Зоя решила ему открыться. – Дело в том, что он – мой родственник, и не очень дальний.
Но ей тотчас припомнилось прощание в Царском, и лицо ее вновь стало серьезным и печальным. Клейтон налил ей шампанского.
– Не будем говорить об этом, если вам не хочется.
Зоя взглянула ему прямо в глаза:
– Нет-нет, я просто… – Она едва сдерживала слезы. – Я просто очень скучаю по ним… Не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь… Они ведь по-прежнему содержатся под стражей, там, в Царском…
– Вы получаете от них какие-нибудь известия? – удивился капитан.
– Мне пишет великая княжна Мария… Маша, моя самая лучшая подруга. Когда мы бежали из России, она была очень больна. – Зоя грустно улыбнулась. – И меня заразила. У всех была корь…
Капитан не скрывал изумления: русский царь – близкий родственник этой очаровательной девушки?!
– И вы росли вместе с его детьми?
Зоя кивнула, и Клейтон улыбнулся: да, он был прав – эта маленькая балерина совсем не так проста, как кажется. Она из знатной русской семьи, у нее необыкновенное прошлое, он это сразу почувствовал.
Зоя начала рассказывать ему о своем доме, о той ночи, когда погиб Николай, о бегстве в Царское и потом, через три границы – сюда, в Париж.
– У меня остались такие чудесные фотографии, когда-нибудь я вам их покажу. Август мы всегда проводили в Ливадии. Маша написала мне, что, может быть, их отправят туда. Мы всегда отмечали там день рождения тети Алике – во дворце или на яхте.
Капитан глядел на нее во все глаза. Этот волшебный мир был для нее частью обыденной жизни, а коронованные особы – родственниками, троюродными сестрами и братьями: она играла с ними в теннис, каталась на яхте… А теперь она танцует в дягилевской труппе. Неудивительно, что бабушка послала с нею провожатого, этого самого Федора… К концу обеда капитану казалось, что он всех знает лично, а сердце его ныло: как много уже успела потерять эта девочка!..
– И что же вы будете делать?
– Не знаю, – честно призналась Зоя. – Когда нечего будет продавать, будем жить на мое жалованье. Бабушка не может работать – ей ведь уже за восемьдесят, – а Федор не говорит по-французски, его никто не наймет… Да и он тоже немолод… – Она боялась думать о том уже недалеком дне, когда и Евгения Петровна, и Федор уйдут из жизни.
Капитан, слушая эту очаровательную девушку, такую невинную, непосредственную, такую юную и уже столько пережившую, не решился спросить, что будет, когда она останется одна.
– Судя по вашим рассказам, отец ваш был достойнейшим и очень милым человеком.
– Да.
– Трудно представить себе, что вы лишились всего этого, и еще трудней – что лишились навсегда и прошлое не вернется.
– Бабушка считает, что после окончания войны дела пойдут лучше. И дядя Ники сказал мне так на прощание.
Капитану странно было слышать, что самодержца кто-то называет «дядя Ники».
– Но сейчас я по крайней мере танцую. Когда-то я мечтала сбежать из дому и поступить в Мариинский театр. – Зоя рассмеялась этому воспоминанию. – Это гораздо лучше, чем давать уроки, шить или стать модисткой.
Капитан при этих словах широко улыбнулся:
– Говоря по совести, не думаю, что вы сможете мастерить шляпы.
– Не могу и не буду. Лучше голодать. Но голод нам не грозит: Сергеи Павлович платит мне вполне прилично.
Зоя рассказала ему, как показывалась Дягилеву, и капитан был поражен ее наивной отвагой. Впрочем, ее согласие пообедать с ним тоже свидетельствовало о том, что она – не робкого десятка. Это полудитя с каждой минутой нравилось ему все больше, и Зоя представлялась капитану в новом свете. Дело было уже не в ее хорошеньком личике и по-балетному изящной фигурке. Она, принадлежа к подлинной аристократии, все имела – и всего лишилась, не утратив лишь достоинства и не пав духом.
– Мне бы хотелось, чтобы вы познакомились с бабушкой, – сказала она, будто прочитав его мысли.
– Почту за честь.
– Она, конечно, будет шокирована, что нас с вами никто не представил друг другу, как требует хороший тон… Но я постараюсь ей все объяснить.
– Может быть, скажем, что я – приятель вашего Дягилева?
– Ну что вы! – Зоя рассмеялась. – Это вам только повредит в ее глазах. Она терпеть не может все, что связано с балетом! Она предпочла бы видеть меня женой князя Марковского, который водит такси, а не
