Однако в дни каникул девушка редко виделась с матерью. Не признаваясь ей в этом, она почти каждый день встречалась с Гарри. Ее страшно разозлили сказанные Джин слова: «Ты хоть понимаешь, кто он такой?» Как будто Тане есть до этого дело! Интересно, сколько вокруг него людей, которые подходят к нему с такой меркой? Наверное, это очень противно, когда тебя оценивают по твоей громкой фамилии.
Один раз она осторожно спросила Гарри об этом, когда они отправились на пикник.
– Тебе это не претит, Гарри? Тебя не раздражают те люди, которые ищут знакомства с тобой только потому, что ты Уинслоу? – Ей казалось это ужасным, а он лишь пожал плечами. Они лежали на траве в Общественном парке, и он грыз яблоко.
– Так уж устроены люди, Тэн. Когда они видят сильных мира сего, это приводит их в восторженное состояние. Я уже насмотрелся на окружение моего отца.
– Они его не раздражают?
Гарри глядел на нее с улыбкой.
– Не думаю, чтобы его это трогало: он слишком бесчувственный. Я вообще сомневаюсь, что он может испытывать эмоции.
Тана уставилась на него в немом изумлении.
– Неужели он в самом деле такой, каким ты его представляешь?
– Такой. Даже еще хуже.
– Тогда почему ты другой?
Он рассмеялся.
– Наверное, мне просто повезло. А может, я унаследовал гены матери.
– Ты все еще помнишь ее? – Она спросила об этом впервые; Гарри посмотрел куда-то мимо нее.
– Иногда… очень смутно… Я не уверен, Тэн. – Он повернулся к ней. – Когда я был ребенком, я делал вид перед сверстниками, приходившими поиграть со мной, что она жива – ушла в магазин или еще куда-нибудь. Но они каждый раз меня разоблачали. Начинали спрашивать у родителей, и те им открывали глаза. Меня считали чокнутым, но я не сдавался. Мне так хотелось быть как все, хотя бы на несколько часов, и я начинал говорить, что она куда-то вышла… или поднялась наверх, в свою комнату. – В его глазах заблестели слезы, и он посмотрел на нее почти сердито. – Такая глупость – тосковать по матери, которую никогда не знал!..
Тана отозвалась на его печаль всем сердцем.
– На твоем месте я поступила бы точно так же, – мягко произнесла она.
Он промолчал, взор его блуждал где-то далеко. Но позднее, когда они гуляли по парку и говорили совсем о другом: о Фримене Блейке, о Шарон, о занятиях Таны в «Грин-Хилз», Гарри вдруг взял ее за руку и неожиданно сказал:
– Спасибо тебе за те слова.
Она сразу поняла, какие слова он имеет в виду. С самой первой их встречи между ними установилось полное взаимопонимание.
– Не за что. – Она сжала его руку, и они продолжили свой путь.
Тана не переставала дивиться, почему ей так легко с ним. Он не имел обыкновения на нее давить и больше не спрашивал, почему у нее нет парня. Он принимал ее такой, как есть, и она была признательна ему за это и за многое другое: за его веселость и юмор, постоянно заставлявшие ее смеяться. И кроме того, было так чудесно знать, что рядом есть человек, разделяющий твои мысли, твои взгляды на жизнь. В нем, точно в резонаторе, находило отклик все, что было у нее на душе. Это его качество она оценила сполна по возвращении в «Грин-Хилз».
Когда они вновь повстречались с Шарон, ей показалось, что подругу будто подменили. От прежней умеренности политических взглядов не осталось и следа – она вдруг стала такой же неистовой, как и ее мать. Тана не верила своим ушам. Наконец она не выдержала и закричала на Шарон:
– Ради всего святого, Шар! Я тебя не узнаю! За эти два дня после твоего возвращения наша комната превратилась в политическое ристалище. Прекрати митинговать, подружка, и скажи мне наконец, что произошло.
Шарон вдруг села и уставила глаза в одну точку; из них градом покатились слезы. Она наклонила голову, плечи ее затряслись от сдерживаемых рыданий. Тана не знала что и подумать. Ясно было одно: с ее подругой случилось нечто ужасное. Она обняла Шарон и начала ее утешать. Прошло не менее получаса, прежде чем девушка смогла заговорить. Тана слушала, и сердце ее разрывалось от жалости.
– Они убили Дика… в Страстную субботу… они убили его, Тэн!.. Ему было пятнадцать лет… они его повесили. – Тане чуть не сделалось плохо. Этого не может быть! Такого еще не бывало с теми людьми, кого она знала – ни с черными, ни с кем другим. Однако она видела по лицу Шарон, что это правда. Вечером того дня ей позвонил Гарри, и она со слезами рассказала ему об этом.
– О Боже! Я что-то такое слышал в университете. Говорили, что убит сын видного негра, но я не врубился… Так это был брат Шарон, еще совсем мальчик…
– Да. – На сердце у Таны лежала свинцовая тяжесть.
Когда через несколько дней позвонила Джин, она сразу уловила ее настроение.
– Что случилось, солнышко? Ты поссорилась с Гарри? – Мать теперь избрала новую тактику, делая вид, что у дочери с ним роман. Она надеялась навести Тану на эту мысль, но та нетерпеливо ее оборвала:
– Умер брат моей подруги по комнате.
– Какая страшная потеря! – ужаснулась Джин. – Несчастный случай?
Тана помолчала, обдумывая, что ей можно ответить: «Нет, мам, его повесили… Ты знаешь, он был черный». Вместо этого она сказала:
