— У меня не может быть детей. В молодости я перенесла инфекцию, — объясняю я. — Вот почему так важно тщательно следить за собой. Нельзя допустить, чтобы ты когда-нибудь оказалась в моем положении. Странно, правда? Я имею в виду, что именно сейчас, когда у меня почти нет шансов родить ребенка, я хочу его, как никогда в жизни.
— Я бы отдала вам своего. Если бы только…
Мое сердце сжимается.
— О, Кейт…
Парень-гонщик на красный свет проносится мимо нас на форсированном «форде». Кейт что-то говорит, но ее голос заглушает вой полицейских сирен. Она смеется, ступая на пешеходную дорожку.
Она не видит, что по улице вслед за гонщиком летит полицейская машина. Не знает, что молодой водитель потерял управление на крутом повороте, стараясь не отстать от правонарушителя. Она все еще смеется, когда он с паническим ужасом в глазах влетает на тротуар, отчаянно пытаясь вывернуть руль.
Она даже не видит, как машина приближается.
Лилии.
В первую секунду мне чудится, что я по-прежнему дома, лежу в полудреме на диване.
Пытаюсь открыть глаза, но веки не слушаются. Начиная паниковать, предпринимаю еще одну попытку — на сей раз удачную. В глаза бьет ослепительно белый свет. Зажмуриваюсь — отчего всю шею и позвоночник пронизывает жгучая боль. Жду, пока она пройдет, стараясь держать себя в руках. Что-то у меня путаются мысли. В сознании проплывают разрозненные слова и образы. Сосредоточься. Лежу на спине. Боль в позвоночнике и мрачная плитка на потолке подсказывают, что я на больничной койке. Палата утопает в цветах: я определенно не в отделении экстренной помощи и пролежала здесь как минимум сутки.
Стоящая слева капельница приковывает меня к кровати. Правая рука забинтована; правая нога подвешена в перевязи в футе над одеялом. Перелом лодыжки. Стараюсь чуть шевельнуть левой ногой — простыня приподнимается. Значит, я не парализована; руки-ноги вроде бы тоже на месте.
Туман вновь сгущается. Пытаюсь ему сопротивляться. Есть что-то еще — то, что я не могу вспомнить… что-то важное…
Сплю.
— Как ты себя чувствуешь?
Открываю глаза. На сей раз легче.
Люси откидывает с моего лба волосы. У нее прохладная рука.
— Хочешь воды?
Она поит меня водой из чашки-поилки, как у малышей. Хочу заговорить, но в горле совсем пересохло. Понимаю, что мне ставили интубационную трубку.
— Ты попала в аварию, — мягко говорит Люси. — Тебя сбила машина. Помнишь?
В мозгу расплывается путаница рассыпанных образов. Пивная банка прыгает по мостовой. Музыка, громкая и рваная. «Если это впрямь любовь, скажи, сколько ее…» Полицейские сирены… тяжелый рюкзак врезается в плечо… «В любви есть нищета, которую можно подсчитать…» Кейт смеется…
— Кейт, — шепчу я. Люси не слышит меня.
— Поспи немного, — говорит она, расправляя одеяло. — Я вернусь попозже.
— Кейт! — кричу я, но звук разносится лишь в моей голове. Опять сплю.
Я просыпаюсь. Все болит, зато дурман лекарств развеялся. Мысленно подсчитываю телесный ущерб. Тяжелая повязка на руке — гипс. Цветы рядом со мной уже вянут — значит, я пробыла здесь не один день. Может, даже неделю.
Кончиками пальцев дотягиваюсь до кнопки вызова.
В палату врывается медсестра.
— Ах, мы проснулись. Ну что, чувствуем себя лучше?
— А где… — Закашлявшись, пробую снова: — Где Кейт?
— Не пытайтесь пока разговаривать. Вам было очень плохо. Знаете, мы вас едва не потеряли…
Безуспешно пытаюсь сесть.
— Где Кейт?
Ее губы сжимаются в ниточку.
— Приведите ко мне доктора Николсона!
Медсестра выходит.
Устало откидываюсь на подушки, силясь вспомнить. Вытягиваю из сознания образ неуправляемой полицейской машины, несущейся прямо на нас, перепуганного парнишки за рулем, а потом — пробуждаюсь здесь. В отчаянии бью рукой по кровати. Что с Кейт? Почему я не помню?
— Все та же прежняя Элла, — слышится голос от двери. — По-прежнему заставляет всех волноваться.
Уильям будто на двадцать лет постарел.
— Врачи — самые худшие пациенты, — хрипло отвечаю я. Он пододвигает стул и садится, не поднимая глаз.
— Похоже, теперь вы спасли мне двоих детей, доктор Стюарт.
Проходит долгий миг, прежде чем до меня доходит смысл сказанного.
— Так с Кейт все в порядке?
— Тебе не сказали? О Боже, Элла. Да, она в полном порядке…
— Слава Богу, — выдыхаю я. — Слава Богу!
— Да. И спасибо тебе.
Не могу скрыть замешательства.
— Ты вытолкнула Кейт прямо с пути машины, Элла, — тихо объясняет Уильям. — Разве ты не помнишь? Кейт не пострадала. Ты спасла ей жизнь. Она только расцарапала запястье, когда упала на асфальт. И все. Ты приняла на себя весь удар. — Он сглатывает. — Ты спасла ей жизнь…
— Я не помню.
— Ничего удивительного. Ты пролежала без сознания девять дней. Кейт говорит, что тебя отшвырнуло на двадцать футов. Медсестра из женской консультации выбежала и оказала тебе первую помощь, иначе ты бы и до «скорой» не дотянула. Все хорошо, — добавляет он, видя выражение моего лица. — Кейт рассказала мне, как вы там очутились. Она рассказала мне обо всем.
— Мне так жаль, Уильям…
— Чего, ради Бога?
— Я не собиралась вмешиваться…
Слезы душат меня. Уильям стискивает мою руку, и я понимаю, что он тоже не в состоянии говорить.
Мы смотрим друг на друга сквозь пространство боли и предательства. Впервые за восемь лет мы оба свободны, но почему-то дальше друг от друга, чем когда-либо прежде.
Мне хочется столько всего сказать, что я не представляю, с чего начать.
— Я знаю, — шепчет Уильям, словно слышит мои мысли. Мы оба подпрыгиваем, когда в дверях появляется Люси.
— Что такого срочного случилось… Ой, Уильям!..
— Все нормально. Я ухожу. Просто зашел сказать Элле спасибо. — Он встает и чмокает меня в лоб. — Не пропадай. Держи меня в курсе, как идешь на поправку.
«Нет! Не уходи!» — беззвучно молю я.
— Красивые цветы. Купер?
Я каменею.
Он печально улыбается.
— Береги себя, Элла, — говорит Уильям и уходит.
Мое сердце истекает кровью. Я отворачиваюсь, чтобы Люси не видела слез.
Она расправляет покрывало.
— Знаешь, он ведь приходил каждый день, — как бы между прочим сообщает Люси. — Ждал, когда ты очнешься. Сидел часами, разговаривал и читал тебе. В основном Шекспира. Первые пару ночей спал в
