Сотник заскулил.
– А Волк? – окликнул воеводу Рык.
– Ты же хотел его получить? – бросил воевода, не поворачивая головы. – Он твой. И твоих людей.
Рык оглянулся на ватагу. Лица у ватажников были белые; они потрясенно смотрели на тела, на извивающегося сотника ближней стражи, на чеканный профиль воеводы. В глазах Хорька – ужас и слезы.
– Я его не победил, – сказал Рык.
Воевода хмыкнул.
– Вот поэтому я – воевода, а ты…
– И он воевода! – выкрикнул Хорек. – Он самый лучший воевода! А ты… ты… Ты – убийца. Обманщик и убийца!
От обиды и бессилия Хорек заплакал, схватил пригоршню снега и метнул в воеводу.
Снежок ударил Пересвиста в грудь, в самый княжий знак на зерцале. Хорек снова схватил снег, замахнулся, но Рык выбил снежок и прижал мальчишку к себе, не давая ему вырваться.
– Он воевода, воевода!.. – продолжал кричать Хорек, вырываясь. – Лучше, чем ты…
– Вот и батька мой так говорил, – пробормотал воевода, протянул руку в сторону, и проезжающий дружинник вложил в протянутую ладонь свое копье.
– Все равно это ты его убил, – сказал воевода.
Он перехватил копье острием вниз, замахнулся и резко ударил.
Копье пробило грудь сотника, прошло насквозь и даже воткнулось на половину острия в мерзлую землю.
Быстрый влажный хруст и звонкий удар.
Воевода вырвал копье и тронул коня.
С наконечника капала кровь.
Ватажники молча расступились, пропуская воеводу, долго глядели ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.
Волк был еще жив. Из приоткрытого рта текла кровь. Из раны на груди толчками выплескивалась алая жижа, а он все еще жил, хрипел, с ненавистью смотрел на Рыка.
– Забирайте сани, – сказал Рык ватажникам. – Наши и те тоже. Сейчас некогда обыскивать. Потом разберемся.
– Продать можно, – пробормотал Дед, укладывая лук и стрелы в сани. – Еще бы барахлишко с покойничков снять – им оно не нужно. Пояса, оружие…
Волк продолжал жить, хрипел, словно пытаясь что-то сказать.
Дылда переступил через него, направляясь к оставленным саням.
– Кто на санях поедет? – снимая с убитых пояса и кошели, спросил Дед.
– Дылда и Рыбья Морда, – ответил Рык, отпуская наконец Хорька.
Хорек отошел, глядя под ноги.
– С этим что? – тихо спросил Кривой у вожака.
– Оставь. Сам дойдет.
Сани ехали мимо умирающего Волка; последние чуть свернули в сторону – держащий в руках вожжи Дед даже не заметил, как полоз проехал по открытой ладони сотника.
Волк даже не вскрикнул. Он, наверное, и не почувствовал новой боли, он старательно умирал, звал смерть, но она где-то задержалась. Или решила отомстить за подлость и предательство.
Ворона села прямо на окровавленное лицо сотника, тот мотнул головой, ворона взмахнула крыльями, но удержалась, ударила клювом в щеку, оторвала ярко-красный кусок, подбросила и проглотила.
Рык пошел за санями.
Вороны одна за одной слетали с деревьев, садились на грудь сотника, на лицо, плечи… Толкались, галдели. Вот, счастливица, оторвала большой кусок кожи с лица и бросилась с ним в сторону, несколько ворон – за ней.
Хорек прошел мимо.
Вороны кричали так, что небо содрогалось. Дрожала земля. Раскачивались деревья.
– Смотри, – сказал Кривой, – как жалость выглядит.
Хорек замер, посмотрел на Кривого. Но тот шел за санями молча, понурив голову. Это он позавчера говорил, держал Хорька за голову и говорил:
– Внимательно смотри!.. Так не больно…
Хорек стоял и слышал, как вороны дерутся за куски плоти живого еще сотника. Глухой стон за спиной. Град ударов, треск рвущейся кожи…
Хорек наклонился, достал из валенка нож, который дал ему Дед. Взмахнул рукой, разгоняя ворон, шагнул вперед.
– Так не больно, – прошептал Хорек и полоснул ножом по напряженному горлу сотника.
Волк даже выгнулся, подставляя горло под нож.
– Спи, – сказал Хорек.
Левой рукой он дернул серебряный княжеский знак, лежавший у Волка на груди. Цепь лопнула – знак остался в руке у Хорька.
Пар больше не вырывался изо рта сотника.
Глава 4
До Перевоза они добрались через три дня, как Рык и собирался. Могли бы и раньше, но Дылда, заснув, прозевал поворот – лошадь поперла напролом через подлесок, сани застряли, потом опрокинулись… А сам Дылда влетел по пояс в незамерзший ручей – треск, шум, гогот, ругань и крик. Сани решили не бросать, так что пришлось повозиться, вначале вытаскивая их, потом вытесывая новый полоз взамен сломанного, – в общем, приехали к Перевозу только под вечер.
Стража на своем берегу, глянув в подорожную, пропустила на лед беспрепятственно, и стражники из Воли пропустили – взяли только с путешественников дорожный сбор и отправились греться в приземистый бревенчатый домик над самой рекой.
Рык направил лошадь в боковую улочку. Уже стемнело, ставни в домах были закрыты, и путь освещала только ущербная луна, но Рык правил уверенно – остановился у частокола, прямо перед широкими дубовыми воротами.
На столбе перед воротами висел деревянный молоток. Рык спрыгнул с саней и несколько раз ударил молотком в доски ворот, скрепленные железными полосами.
За воротами залаяла, срываясь на вой, собака. На нее кто-то басовито прикрикнул, но собака продолжала лаять.
– Кого там принесло? – спросил тот же голос из-за ворот.
– Знакомый твой из-за реки, – ответил Рык. – Пустишь? Или ворота с петель снять?
Лязгнул засов, ворота приоткрылись, и на улицу вышел здоровый – даже больше, чем Дылда, – мужик в наброшенном на плечи тулупе и с факелом в руке.
– Ты никак, Рык? – мужик, прищурясь, глянул на вожака, потом на ватажников, стоявших возле саней.
От этого недоброго взгляда заросшее волосами по самые глаза лицо приобрело совсем уж звериный вид.
– Обоз привел? В купцы подался? – с сомнением в голосе спросил мужик.
– По делам еду, – ответил Рык. – Места у тебя есть? Или мне к Седому отправляться?
Мужик торопливо открыл створки ворот:
– Зачем к Седому? Чего ты там не видел? Клопов с кулак да вина кислого? В пиве у него рыбы живые плавают, икру мечут. А место у меня есть… Как не быть. Зима все-таки. Вот летом, да перед ярмарками тебе и твоим молодцам спать в конюшне бы пришлось, а так – задняя изба пустая. Я и протопил ее, как знал, что приедешь. Загоняй сани, – велел мужик, отойдя в сторону. – На улице не оставляй – растащат все к утру. Народ вороватый стал – страх. Не поверишь, третий молоток за месяц на ворота вешаю. Баба моя говорила, что я и собаку нашу на цепи держу, чтобы не украли. Так и живем. Расходы одни, честное слово! Полон Перевоз постоялых дворов, скоро постояльцев по ночам друг у друга воровать станут. Да еще и в обычные
