Пальцы разжались, ложка выпала, а Хорек сидел и смотрел перед собой в огонь.
– Ты уронил! – сказал молодой голос совсем рядом.
Кто-то протянул руку, поднял ложку, отряхнул ее и протянул Хорьку. Хорек взял, оглянулся на того, кто ее подал. И замер.
Парень улыбнулся:
– Крепче держи.
Хорек попытался встать, но связанные ноги не пустили, Хорек опрокинулся на спину, не сводя взгляда с лица парня. Варево выплеснулось в снег.
– Да ты что! – молодо засмеялся кто-то слева. Хорька подхватили, посадили на место.
Хорек оглянулся и снова чуть не закричал. Молодые улыбающиеся лица. Его ровесники, может – чуть старше. Ну, лет шестнадцать. Еще даже усы только наметились. Парни и девушка. Она наклонилась, чтобы отряхнуть спину Хорька.
– Нет, – сказал Хорек и повторил: – Нет!
Они были слепы. Все эти парни и девушки возле костра были слепы. Веки закрывали пустые глазницы.
– Нет! – закричал Хорек. – Не-ет!
Он все-таки смог вскочить, но не удержался на ногах и упал, и продолжал ползти, оглядываясь через плечо на слепые лица. На улыбающиеся безглазые лица.
– Не-ет!
К Хорьку подбежал Рыжий, схватил его под мышки и потащил к саням. Хорек не вырывался, он закрыл глаза и, не переставая, шептал одно и то же, будто это могло что-то изменить:
– Нет-нет-нет-нет-нет-нет…
Ночь длилась бесконечно, но утро все-таки наступило. Хорек сидел на передке первых саней, укутавшись в старый тулуп, и, казалось, ничего не замечал. Солнце только осветило восточный край неба, как последовала команда, и сани медленно выползли на дорогу.
Иней лежал на спинах лошадей, кружевами – на придорожных кустах; а рощицы, разбросанные по равнине до самых гор, казались глыбами хрусталя, особенно когда первые лучи солнца скользили по вершинам деревьев, покрытых льдом и белой бахромой снега. Длинные тени камней и деревьев, тянувшиеся прочь от солнца, становились все короче и короче.
– Не замерз? – спросил Рыжий, когда сани выехали на дорогу.
– Нет, – ответил Хорек. – А они… Те…
Хорек кивнул в сторону фургона:
– Они вправду слепые? Все?
– Слепые, – Рыжий ответил спокойно, как о чем-то совсем обычном. – Все.
– Куда вы их везете?
Рыжий пожал плечами, совсем как Дед, когда вопрос не требовал ответа, или ответ был слишком сложным.
– В легенде… говорили, что Серый Всадник отдает детей тем, кто на другой стороне. – Хорек поежился. – Выкупает свой замок…
На лице Рыжего появилась пренебрежительная улыбка.
– Так говорили, – пояснил Хорек.
Мимо них пронеслись трое всадников, скрылись в предрассветном сумраке.
– А слепой певец…
– Певец? – удивленно переспросил Рыжий. – Вы его тоже нашли?
– И убили, – сказал Хорек. – Тоже убили.
– Застали днем?
– Нет, в подземелье… Мы не хотели… Даже не знали, что он попытается… А он убил Щербатого. Бросил нож прямо сквозь темноту. На голос.
– И вы его убили в темноте? – недоверчиво переспросил Рыжий. – Надзирателя вы смогли убить в темноте?
– Так получилось, – тихо ответил Хорек, почувствовав вдруг вину. – Он сказал, что убьет всех нас…
– И убил бы.
– Да… Так вот он говорил, что Серый Всадник не откупается от тех… Он делает из детей затычки, затыкает ими щели, через которые темные попадают сюда… – Хорек посмотрел на Рыжего. – Он сам хотел быть у Серого Всадника, но тот его выбросил…
– Певец слишком много говорил. Наверное, напился?
– Ну… Он пил тогда…
– Напился… Я предупреждал Круга, говорил и Смотрителю… Все не так. Все равно все не так. Про Жлоба я говорил, про Молчуна, про их жадность и глупость… Нельзя делать важное дело… благое дело грязными руками. Грязь от рук липнет и к этому делу. Старый Крыс… Все равно нужно было с ним что-то решать. Раньше или позже… Он же рыл ходы… продолжал рыть ходы, а Надзиратель ничего не делал. Шлялся по кабакам, пел песни, напивался и болтал лишнее… – Рыжий хлестнул лошадей, словно это они были во всем виноваты. – Ничего… Скоро все станет на свои места. Круг принял решение. Мы перестанем прятаться, мы скажем всем о том, что происходит на самом деле. Нужно заключить договоры с князьями, с городами, со всеми властителями… Нужно перестать пользоваться услугами всякой дряни. Наверное, это даже хорошо, что вы появились. С чего-то нужно было начинать. Со Старого Крыса, с Базара-на-Протоке. Год-два и вернутся первые из тех, кого мы направили на учебу… Нам не нужны будут резчики по живой кости… Нам не нужны будут подземелья.
Хорек слушал как зачарованный, ничего не понимая из того, что говорил, о чем бредил, глядя перед собой застывшими глазами Рыжий.
– Ты пришел за девочкой? – спросил Рыжий.
– Да.
– Это хорошо… Хорошо… ты убивал?
– Да.
– Ладно… – пробормотал Рыжий. – Ладно. Я привезу тебя назад, в общину. Я сам стану перед Кругом. Они меня поймут. Поймут.
Откуда-то спереди, за лучами поднявшегося над горами солнца вдруг раздался крик – протяжный и жалобный, оборвавшийся неожиданно, как струна. И раздался другой – крик ярости и боли. И ржание коня. И снова крик, теперь больше напоминавший хрипение умирающего.
Мимо саней промчалась лошадь. Седло ее было пусто.
Рыжий натянул поводья, поднял руку, прикрывая глаза от солнечных лучей. Сзади послышался топот копыт, пятеро всадников выскочили вперед. Кони танцевали в солнечных лучах, вбивая копытами алмазную снежную пыль.
– Отдайте нам мальчишку! – раздался громкий крик, и стрела выбила из седла одного из всадников.
Удар о промерзшую дорогу, клубы снежной пыли, и легкая струйка пара изо рта убитого. Конь, лишившись всадника, бросился в сторону.
Один из всадников сорвал со спины щит, прикрылся, пытаясь все-таки разглядеть лучника впереди, но стрела вылетела сбоку, из-за насквозь промерзшего кустарника. Всадник дернулся, выронил копье и медленно сполз с коня.
– Отдайте мальчишку! – снова раздался крик. На этот раз откуда-то слева, и кричал теперь не Рык, а Кривой.
И еще одна стрела – точнее болт – ударила в брюхо лошади. Та поднялась на дыбы, заржала пронзительно и бросилась прочь, пытаясь убежать от боли. Всадник вылетел из седла, но правая нога застряла в стремени, и лошадь волокла своего седока все дальше и дальше от обоза.
Следующая стрела со щелчком воткнулась в щит, выставленный конником, но вторая скользнула над самой кромкой щита и вошла тому в глаз.
Последний конник спрыгнул с коня и, прикрываясь щитом, медленно отступил к саням, оглянулся, прыжком взлетел на сани и, по-прежнему не выпуская щита, обхватил Хорька левой рукой. Холодное лезвие ножа прижалось к горлу Хорька.
