Агеев снова наклонился к девушке за передним столиком:
– Тебя как зовут?
– Оля…
– Первой в нашу замечательную игру будет играть девушка с прекрасным именем Оля. Пойдем на сцену, Оленька.
– Пожалуйста… – еле слышно сказала девушка.
– Так нельзя, я еще не дал задание, а ты уже отказываешься. Это не по правилам. – Агеев подтолкнул девушку стволом пистолета, она вздрогнула, как от прикосновения огня, встала и пошла за Агеевым.
– Вот и славно, – сказал Агеев и облизнул губы. – Оленька, а ты с кем сегодня пришла сюда? С друзьями?
Голос Агеева дрогнул, чуть было не сорвался. Агеев сглотнул, попытался немного успокоится.
– С друзьями…
– А среди… – Агеев откашлялся, – среди них есть твой парень?
– Что?
– Ну, твой парень, или ты с подругой?
– Парень… Миша.
– Миша… – Агеев посмотрел на парня. – Зал приветствует Мишу.
Тишина. Агеев посмотрел на зал.
– Я не слышу аплодисментов! Я. Не. Слышу. Аплодисментов. – Пистолет медленно поднялся и повернулся дулом к залу. – Ну? Зал приветствует Мишу.
Кто-то хлопнул в ладоши, потом кто-то еще, потом начали хлопать все.
– Вот так, – сказал Агеев, – а теперь Оля нам скажет, хочет она или нет, чтобы Миша умер?
Девушка побледнела и качнулась.
– Не нужно обмороков, не нужно. Ты ведь не хочешь, чтобы Миша умер? Нет? Я тоже не хочу. Правда, хорошо?
– Хорошо…
– А ты хотела бы сделать ему подарок? Хотела?
– Да…
– Вот я тебе и предоставляю такую возможность. – Агеев снова сглотнул. – На Новый год ты подаришь своему Мише стриптиз.
Девушка зажмурилась.
– Можешь приступать, – сказал Агеев, – заодно подаришь ему еще и жизнь.
Блондин засмеялся, его поддержал Бес.
– Люди ждут, – сказал Агеев. – Музыку, маэстро!
Музыкант нажал кнопку, и заиграла музыка.
Палач.
Это не он привел сюда их. Не он. Ему приказали. Он только выполняет приказ. Люди захотели, чтобы он организовал это и он, как оружие, был просто обязан это сделать.
Неправда. Он сам все это спланировал. Сам. Ведь можно было обойтись только одной кровью. Просто кровью, которой он и так достаточно пролил. Но он решил, что нужна грязь, что он должен ткнуть всех этих людишек мордой в грязь, заставить их почувствовать ее гнилостный вкус, захлебнуться в ней, выпачкать в этой грязи их чистенькие руки…
… И вместо этого сам сейчас не может дышать из-за подступившей тошноты. Девчонка дрожащими руками стаскивала с себя одежду, Агеев отошел к столу и налил себе воды. У него дрожат руки.
И не от страха. Он ведь возбужден! Ему нравится все происходящее. Он получает от этого наслаждение. Блондин уже почти забыл о том, что ему нужно следить за залом, он весь там, возле раздевающейся девушки.
Бес… Хитрый Бес, вчера сдавший ему всех своих товарищей. Бес, который знает, что после окончания акции ему предстоит покончить с ними. Вернее, который думает, что ему придется это делать. Даже он не сводит с девушки глаз.
Палач откинулся на спинку стула. Кто во всем этом виноват? Он? Но он ведь не заставлял этих сопляков вести себя так, он даже не учил их убивать. Они сами хотели это делать. Они уже такими пришли к нему из мира людей.
Так почему же он сейчас испытывает щемящее чувство вины, которого не испытывал уже давно…
Нет, недавно. Когда хоронил Дашу и Володю. Но то была вина перед ними, перед его группой, а сейчас? Перед кем он чувствует вину? Неужели перед этими людьми, к которым никогда не относился как чему- нибудь значимому?
Палач сцепил пальцы рук. Жалость? Жалость? К ним? Или к себе?
Что с ним происходит? Как там сказал вчера этот Наблюдатель? Исповедаться?
