фехтовальном зале и окончившейся под кисейным балдахином? В знак признательности? Или как плату за услуги?
Было ли тому причиной вино, нахлынувшая внезапно сентиментальность или нечто иное, но Эгин вынул из сарнода шелковый шнур, продел его в застежки серег, завязал шнур узлом и повесил получившееся ожерелье на шею, опустив усыпанные сапфирами клешни под рубаху.
«Пусть думают что хотят, – огрызнулся Эгин в адрес невидимого критика. – У нас тут не Свод Равновесия, в конце концов!» Что-то подсказывало ему, что он нашел серьгам Овель самое правильное применение.
И, ощущая грудью холод золотых клешней не то краба, не то иного неведомого гада, Эгин задул светильник и погрузился в беспокойный сон.
Глава 8
Молнии Аюта
Мокрый и холодный удар в лицо. Соленая вода в ноздрях, во рту, на языке, на губах. Что-то щекотливое и тоже весьма холодное струилось по животу, по груди, по ребрам. Он, определенно, тонул.
Закашлявшись, Эгин вскинулся на койке.
– Извините, милостивый гиазир, дело совершенно неотложное!
Он был мокр с головы до… нет, не до пят. До пупа. Он все еще находился в каюте Арда окс Лайна, а каюта все еще находилась на «Зерцале Огня», а «Зерцало Огня», судя по всему, все еще скользило по водной глади моря Фахо и тонуть пока что не собиралось.
Оконце было распахнуто. В каюту врывался свежий морской ветер вкупе с отблесками утреннего солнца.
Перед ним стоял матрос – тот самый, который вчера днем бегал сообщить «инспекции Свода» о его, Эгина, приходе.
В руках матроса был внушительных размеров кувшин. Порожний, разумеется.
– Какого Шилола? – пробурчал Эгин.
– Погоня, милостивый гиазир. Гиазир Иланаф послал за вами. А вы спали таким мертвецким, извините, сном, что… – Матрос смог только улыбнуться и продемонстрировать кувшин, у горла которого дрожали несколько капель морской воды.
– Прощаю, – великодушно махнул рукой Эгин, широте взглядов которого события последних суток пошли на пользу во всех смыслах. – Подожди меня за дверью, я оденусь, и пойдем.
Палуба «Зерцала Огня» напоминала строительную площадку приграничного форта.
Корабль преображался.
Вдоль обоих бортов матросы устанавливали широкие полноростные щиты, обитые медью. Быстро убирали паруса. Нижние полотнища на обеих мачтах были уже опущены на палубу вместе с реями. Теперь матросы сворачивали паруса, словно гобелены, готовясь упрятать их в кожаные чехлы, смоченные водой.
«Всё, что может гореть, не должно гореть» – таково было самое короткое и самое полезное наставление Морского Устава. Поэтому палубу щедро сдабривали морской водой из исполинских двухведерных бадей, подаваемых двумя носовыми подъемниками.
Но самое интересное творилось на корме «Зерцала Огня», представлявшей собой одну огромную, задиристо приподнятую надстройку.
Еще во время своего первого посещения «Зерцала Огня» Эгин приметил там какие-то угловатые сооружения, смотревшиеся инородно и противоестественно. И вот теперь с этими сооружениями происходило нечто необычное – они раскрывались, словно кубические бутоны небывалых цветов.
К тому моменту, когда Эгин, следуя за своим проводником, поднялся на корму, «бутоны» уже раскрылись полностью.
Вместо них на палубе – по две на каждый борт – отливали превосходной бронзой длинные трубы, установленные горизонтально и снабженные заметными утолщениями у основания. Трубы были полыми – их срезы темнели жерлами размером с человеческую голову.
Эгин видел их первый раз в жизни, но сразу догадался: это пресловутые «молнии Аюта», о которых ходило столько загадочных слухов и о которых почти никто не знал ничего достоверного.
Эгину было известно, что эти трубы с чьей-то легкой руки называются «стволами» (хотя они и не были похожи на стволы деревьев). И еще он знал, что само по себе это оружие не имеет особо выдающейся ценности. Но если при нем находится тот, кто знает нужные Слова и Знаки…
Стволы были установлены на деревянных станках с небольшими колесами, а сами колеса находились в окованных бронзой желобах, проложенных на палубе поперек главной оси корабля. Сейчас прислуга как раз откатывала по ним «молнии Аюта» подальше от бортов.
Из трюмных погребов наверх подавались железные клети с круглыми металлическими шарами и продолговатые шелковые мешочки. В этих мешочках, как вполне справедливо предположил Эгин, находилось огнетворное зелье – что-то наподобие смолотого в порошок «гремучего камня» древних легенд. В жаровнях, где покоились железные запальные прутья с деревянными ручками, поспешно раздували угли.
– Посмотрите на нашего доблестного рах-саванна! Он так залюбовался вашими питомцами, Самеллан, что совершенно не замечает ничего вокруг!
Голос был весел и бесшабашен, как бывает у многих воинов перед жестоким сражением. Голос принадлежал Дотанагеле и доносился откуда-то сверху.
На боевой башне «Зерцала Огня», вознесенной над палубой на семь локтей, собрались почти все его вчерашние собеседники. Дотанагела, Знахарь, Иланаф, Самеллан, а также палубный исчислитель, чье имя все время ускользало даже от профессиональной памяти Эгина. Не хватало только Авор, подруги покойного Арда, и Вербелины.
Эгин поднялся к ним – под защиту железного ограждения смотровой площадки. Помимо Перста Севера и рулевого колеса (весьма редкого даже среди просвещенных народов, которые в большинстве все еще пользовались огромными и неудобными кормовыми рулевыми веслами), на боевой башне находилась необычная дальноглядная труба на поворотном станке с кругом.
Круг, к полной неожиданности Эгина, был размечен изображениями фигур для игры в лам. В придачу к трубе на смотровой площадке был установлен весьма изящный полированный столик. Он тоже был размечен фигурами лама. Поверхность столика кое-где обуглилась и во многих местах была беспорядочно исколота, надо полагать, острой иглой внушительных размеров.
– Доброе утро!
– Доброе, очень доброе, рах-саванн! – согласился Самеллан, улыбаясь во все свои тридцать два ослепительно белых зуба.
«С чего это он такой веселый?» – подумал Эгин, невпопад отвечая на приветствия остальных.
– Представляешь, Эгин, – не менее оживленно, чем Самеллан, заговорил Иланаф. – Эти уроды не послушались предупреждения уважаемого пар-арценца. Они все-таки погнались за нами и догнали нас!
– А где они, эти уроды? – спросил Эгин. Насколько он мог заметить, горизонт был совершенно чист. – И какое предупреждение?
– Уходя из пиннаринского порта, мы всадили в борта «Вергрина» и «Сумеречного Призрака» стрелы с краткими посланиями, в которых уважаемый пар-арценц предлагал капитанам этих кораблей отказаться от преследования «Зерцала Огня».
– А уроды, – вмешался сам пар-арценц, – пока еще в двадцати лигах от нас, и увидеть их обычным зрением невозможно. Но я разглядел их еще до рассвета и решил: пусть догоняют.
– Еще бы! – вскричал Самеллан. – Этого Норгвана, змеиную кровь, давно пора утопить в нечистотах. И вот – отличный повод! Правильно, пусть догоняют!
– То есть вы хотите сказать, что «Зерцало Огня» могло бы уйти от погони? – спросил Эгин, против своей воли прищурившись типичным для своего начальника Норо прищуром. Сейчас его устами говорил прежний эрм-саванн Опоры Вещей. Преданный Князю и Истине, трезвомыслящий.
– Да. Потому что «Зерцало Огня» – самый быстрый корабль из всех, которые когда-либо бороздили море
