В голове Эгина бессмысленно бродили слова клятвы Первого Посвящения. Что же она значит, эта клятва, для Свода Равновесия, погрязшего в Изменениях, Обращениях и Знаках, и Словах? Эгин был уверен, что Зрак Истины разлетелся бы в изумрудную пыль от созерцания бронзовых питомиц Самеллана.
После пятого залпа «Вергрин» остался без парусов, но все еще продолжал двигаться вперед по инерции.
Теперь были разворочены не только его левый борт, но и палуба и носовая часть, где занимался жестокий пожар.
Воображение Эгина отказывалось рисовать картины смятения и ужаса, которые царили сейчас на «Вергрине». Триста имен Шилола навязли у него на зубах.
Широко раскрытыми глазами Эгин смотрел на обреченный корабль. Так легко… Так просто… Сыпать черный порошок на деревянный столик, нести какую-то околесицу, втыкать иглы и подносить раскаленное железо к дырочкам в бронзовых трубах…
Флаги – и варанский, и «Голубого Лосося» – были сбиты на «Вергрине» вместе с мачтами.
Окутанный плотными клубами дыма, то и дело озаряющийся малиновыми вспышками корабль по Праву Народов являлся сейчас неопознанным пиратским судном. И вдруг по правому борту свесился длинный шест – судя по всему, обломок реи, – на котором трепетал лоскут ткани. Это не был ни зеленый княжеский, ни голубой «лососиный» флаг. Это была неряшливая тряпка черного цвета.
Что есть черный цвет для северных народов Сармонтазары?
Черный цвет для северных народов Сармонтазары есть знак конечной покорности Судьбе, которую мудрецы также именуют Гулкой Пустотой. В войне черный цвет означает преклонение перед несгибаемой мощью Судьбы, которую олицетворяет неприятель.
– Готовься! – в очередной раз прокричал исчислитель.
– Постойте, гиазиры. – Собственный голос показался Эгину голосом надтреснутого колокола.
Самеллан, который собрался было вновь твердить свои заклинания, изумленно вскинул брови:
– В чем дело, рах-саванн?
– Они выбросили черный флаг. Они сдаются на нашу милость, – сказал Эгин твердо.
– Да? Вы полагаете, не пристало стрелять в черный флаг?
Самеллан задал вопрос без малейшей иронии. Напротив, он был настолько серьезен, что Эгину стало не по себе. Что-то было там в прошлом, у этого Самеллана… Что-то, заставившее его ненавидеть человека по имени Норгван и презирать Право Народов.
– Не пристало, гиазир Самеллан, – неожиданно подал голос Дотанагела. – То, что случилось семнадцать лет назад по обоюдной ошибке флота и Свода Равновесия, не следует повторять нам. Нам, вставшим на путь добра.
Самеллан поглядел на Дотанагелу исподлобья. Чувствовалось, что он готов живьем сожрать пар- арценца вместе с его «путем добра». Потом Самеллан перевел взгляд на «Вергрин», который горел в пятистах шагах от «Зерцала Огня». Его лицо просветлилось.
– Полностью согласен с вами, пар-арценц. Но я не вижу черного флага.
Эгин, который, напрягшись как оружейная сталь, готов был без раздумий врезать Самеллану под дых, посмотрел на «Вергрин». Самеллан был прав. Черный флаг куда-то исчез.
Вместо него на все том же обломке реи, но уже поставленном вертикально, более или менее гордо реял княжеский флаг с гербом династии Саггоров.
– Идиоты… – прошипел Иланаф.
– Я могу вернуться к исполнению своих обязанностей? – Самеллан плотоядно улыбнулся.
– Можете, капитан.
Вскоре грянули «молнии Аюта».
Этот залп и стал «ударом милосердия». Обе пробоины пришлись на уровень ватерлинии. В чрево «Вергрина» стремительно хлынула вода.
Никто никогда не узнал, что творилось на «Вергрине» в последние минуты. Никто никогда не узнал, как озверевшие от страха и ненависти к своим соглядатаям офицеры «Голубого Лосося» убивали офицеров Опоры Единства. Как они искали черное полотнище на корабле и, не найдя ничего подходящего, зачернили сажей и кровью убитых обрывок паруса. Как чудом уцелевший рах-саванн Опоры Единства собрал вокруг себя с десяток рядовых абордажных воинов и заморочил им головы всякими небывалыми ужасами из «Книги Урайна». Те отбили черный флаг у офицеров и, хохоча, изрыгая проклятия предателям, вновь подняли стяг своей гордой морской родины. А потом они все погибли.
Пока «Зерцало Огня» сокрушало «Вергрин», «Сумеречный Призрак» беспрепятственно описывал широкую дугу, заходя на мятежный корабль с самого безопасного направления – с носа.
«Призрак» отлично просматривался отсюда, с боевой башенки, потому что паруса были полностью убраны и не закрывали обзор.
Оказавшись в двухстах шагах от «Зерцала», «Призрак» дал залп из «огневержца» и стрелометов.
Обе огромных стрелы, с лязгом чиркнув по железным щитам на правом борту, сорвали один из них и, не причинив больше никакого вреда, упали в воду. Но глиняный снаряд «огневержца» угодил точно под основание их боевой башенки и, разбившись, выплеснул прямо под ноги обслуге «молний Аюта» с полведра жидкой огнедышащей массы.
– Шилол на ваше семя! – прошипел Эгин, вздрогнув от неожиданности.
– Что вы все время ругаетесь, рах-саванн?! – гневно проорал в ухо Эгину Дотанагела, пытаясь перекричать вопли обожженных матросов. – Если бы не я, этот проклятый кувшин разбился бы у вас на голове!
В руках у пар-арценца был обнаженный меч.
Когда он успел выхватить его из ножен, для Эгина осталось загадкой. Но видимо, успел вовремя, и меч был вполне согласен с этим. По его узкому и длинному клинку, своим аскетичным исполнением напоминающему о «новой ласарской школе», перебегали голубые нити бесплотного пламени. Невиданное крестообразное яблоко на рукояти вращалось, как крылатое колесо ветряной мельницы. Эгин отметил, что пар-арценц очень зол и, похоже, немного напуган.
Исчислитель прокричал обслуге «молний Аюта» что-то невразумительное.
Ближний к носу ствол с правого борта, который пока что молчал, начал разворачиваться в направлении «Сумеречного Призрака».
Только сейчас Эгин сообразил, что «молнии Аюта» расположены самым выигрышным образом и могут стрелять не только по бортам, но и прямо по курсу корабля.
По палубе стелился жирный черный дым. Воины из абордажной партии, подоспевшие на выручку по приказанию своих офицеров, оттаскивали подальше от огня кожаные и матерчатые картузы с огнетворительным зельем. Появились первые бадьи с водой и песком.
Следующий залп «Сумеречного Призрака» пар-арценц тоже отвел при помощи своих магий. И тоже не самым лучшим образом.
Он сосредоточил все свое внимание на глиняном кувшине «огневержца». Тот, угрожающе прогудев длинным дымящимся хвостом запала у них над головами, упал в море за кормой корабля. Кувшин разбился о волны и затопил их жидким пламенем. Хуммерова смесь горела даже на поверхности воды.
Но восьмилоктевые стрелы пар-арценцу отвести не удалось.
Пробив носовые щиты, они разрушили правый подъемник и убили нескольких человек из абордажной команды. Горящая пакля, которой были обернуты стрелы, уродливыми лохмотьями повисла на вывороченных досках палубы.
«Так ведь они могут расстрелять нас, как мы – „Вергрин“, – подумал Эгин. Впрочем, его опасения оказались совершенно напрасными.
Без всякой возни с пристрелкой и без всяких исчислений – слишком близко подошел «Сумеречный Призрак» к их кораблю, чтобы существовала хоть малейшая необходимость вводить поправки, – «молния Аюта» разразилась громом.
Алый шар вспух прямо среди парусов носовой мачты «Сумеречного Призрака», и тотчас же сероватые полотнища занялись прожорливым пламенем.
Норгван понимал, что «Зерцало Огня» даже из одной «молнии Аюта» разделает подчистую «Призрак»
