подражавшие взмахам птичьих крыльев, становились все более конвульсивными и резкими. Соски Вербелины, столь хорошо знакомые Эгину, непомерно раздулись. Эгин не сомневался в том, что ее груди сейчас совершенно окаменели, уподобляясь белому греоверду.
Эгин внимательно следил за тем, что происходит с Вербелиной, хотя зрелище это было не из приятных. Его сердце неожиданно для него самого преисполнилось жалостью и состраданием: ведь на весь этот противоестественный аттракцион Вербелина решилась, спасая не только свою, но и чужие – в том числе и его – жизни.
Псы были по-прежнему приворожены, причем глубина их транса явно возрастала. Эгин заметил, что некоторые твари начали сомлевать и без какого бы то ни было вмешательства вражеского оружия. То у одного, то у другого пса закатывались глаза, подкашивались лапы, и грозный убийца валился набок, как мешок с перегнившими сливами.
Псов оставалось никак не больше четверти. Еще немного – и Хоц-Дзанг будет очищен целиком и полностью.
В этот момент произошло совершенно необъяснимое с точки зрения Эгина событие.
Невесть откуда выпущенная стрела – казалось, ее породили сами небеса – высекла искры из гребня стены в одном шаге за спиной Вербелины.
С треньканьем лопнувшей струны разлетелся вдребезги наконечник стрелы, а освобожденное древко, нелепо подпрыгнув, упало прямо под ноги Эгину. Древко было лишено оперения. Его заменяли разноцветные шелковые веревочки.
Где-то он уже видел такое… Где-то… А-ах, Шилол! Солнце, густой запах гари, лязг смертоносного металла. Палуба «Сумеречного Призрака». Дотанагела. Ядовитая стрелка Норгвана, выплюнутая из духовой трубки. Да. На той тоже были похожие веревочки. В общем-то, один почерк. Почерк карающей десницы Свода Равновесия.
– Вербелина! Вербелина! – заорал Эгин, не надеясь быть услышанным. Ведь не зря Вербелина обещала, что будет вести себя странно и не сможет отзываться на обращенные к ней призывы…
В следующее мгновение стрела гнорра отыскала ее.
Впившись в плечо Вербелины у самого основания шеи, наконечник стрелы разлетелся вдребезги – как и предыдущий. В том было преднамеренное злоумышление. Осколки железа разорвали шею танцовщицы, вскрыв ее главные жизненные кроветоки.
– Вербелина! – заорал Эгин что было мочи. – Вербелина-а-а!
Рах-саванн Опоры Безгласых Тварей Вербелина исс Аран неловко взмахнула руками и сорвалась с гребня стены вниз. Вниз, на трупы людей и животных-девять, которые всегда были столь внимательными и благодарными зрителями.
Лиг знала, насколько ненадежна та «молния Аюта», которую наспех соорудили по ее указаниям за последние три дня кузнецы Хоц-Дзанга из паршивого металла по технологии столетней давности.
Отлить они ничего не успевали, поэтому пришлось сработать ствол клепаным. Но делать было нечего – эта «молния»-урод была лучше, чем ее полное отсутствие.
Все время с начала сражения Лиг провела рядом с «молнией Аюта», будучи готова отдать приказ на стрельбу в любой момент.
Образ-ключ сейчас занимал все ее существо, пульсируя в мозгу словно бы второе сердце.
Когда животные-девять начали штурм Хоц-Дзанга, Лиг, несмотря на донесения о потерях, оставалась совершенно хладнокровна.
Она верила в Вербелину, с которой имела обстоятельное общение накануне. Лиг узнала о начале танца Вербелины по неожиданно прекратившемуся псовому гвалту и не сомневалась в том, что животные-девять будут истреблены, как снулые по осени мухи. Но Лиг недооценила гнорра.
Когда Вербелину исс Аран поразила Поющая Стрела, Лиг как раз принимала донесение о появлении гнорра и его людей.
Сквозь вновь поднявшийся вой неутомимых тварей Лиг пыталась расслышать подробности донесения наблюдателей о луке гнорра и «лососях», которые уже начали развертываться из походной колонны.
С трудом перекрикивая шум вновь закипающей битвы, Лиг отдала приказ разрядить «молнию Аюта» в неприятеля. И над Хоц-Дзангом грянул гром.
Лагха Коалара был многомудр и многоопытен.
Лагха Коалара знал, что в Хоц-Дзанге ему будут противостоять стены крепости-розы, призраки- Говорящие и искушенные в магии мятежные офицеры Свода.
Но даже Лагха Коалара не знал – ибо не мог знать, – что в Хоц-Дзанге находится «молния Аюта» того образца, который в Гиэннере принято называть «крепостным градобоем».
Не знал Лагха и того, что он и его люди находятся в точности там, куда, по расчетам Лиг, должно было послать свои смертоносные гостинцы ее несовершенное детище.
Поэтому когда над Хоц-Дзангом раскатился сочный рокот и почти сразу же вслед за ним в небесах появились десятки небольших каменных снарядов, в отведенные ему мгновения гнорр не смог сотворить ничего лучшего, кроме как отшвырнуть лук и с невероятным проворством подкатиться под ноги пар-арценцу Опоры Безгласых Тварей.
Пар-арценц, не успев даже ойкнуть, упал на своего непосредственного начальника.
Впрочем, испугаться такому конфузу он тоже не успел. Потому что Лиг договорила заклинание, и образ- ключ в ее переутомленном мозгу взорвался и исчез, обрекая взрываться и исчезать мелкие каменные ядра, за изобильное исторжение которых «молнии Аюта» этого образца и называют «градобоями».
Лиг очень повезло.
«Градобой», как она и опасалась, не пережил свой первый и единственный выстрел.
Использовать его повторно было нельзя. Но он по крайней мере не взвился смерчем раскаленных осколков. Отнюдь! Просто два из четырех обручей лопнули, и ствол «градобоя», раскрывшись, словно бесстыдная лилия, стал безопаснее мухобойки.
Но, судя по тому, как отряженные ею наблюдатели размахивали руками и вопили какую-то несуразицу, варанцам и одного раза оказалось достаточно. Внизу делать было больше нечего. Лиг заторопилась наверх, на ближайшую стену.
Эгин жалел Вербелину. Эгин не жалел Вербелину. Эгин жалел себя и весь старый добрый устойчивый вещный мир, распадающийся прямо на глазах.
Тварей осталось немного. И все-таки – более чем достаточно. Эгин дважды выстрелил в одного исключительно наглого пса, который прорвался к основанию их стены, и оба раза промахнулся.
В колчане оставались четыре стрелы. Негусто. Дотанагела и Знахарь по-прежнему полностью игнорировали происходящее. Это настораживало Эгина еще больше.
И даже когда «молния Аюта» накрыла ковром малиновых разрывов варанские отряды и дорога к Хоц- Дзангу в одно великолепное мгновение торжества уподобилась цветущему маками лугу, даже тогда Эгин не испытал ничего, кроме разочарования.
Он невооруженным глазом видел, что уцелели слишком многие.
Гнорр не терял ясности сознания ни на один вздох, ни на один удар сердца. А раз не терял, стало быть, ничего особенного и не обретал.
Просто трескучие хлопки. Просто малиновые сполохи, прорывавшиеся даже сквозь плотно сомкнутые веки. Просто истошные, исполненные неподдельного ужаса вопли людей, которые еще несколько минут назад были исполнены неподдельного величия и спокойствия. Просто предсмертный вздох пар-арценца Опоры Безгласых Тварей, просто что-то теплое льется на изукрашенное косматыми звездами рубище гнорра.
Лагха Коалара не был трусом. Лагха Коалара всего лишь не собирался умирать и поэтому подставил вместо своей молодой плоти довольно-таки старую плоть пар-арценца Опоры Безгласых Тварей.
Но Лагха Коалара не собирался и проигрывать сражение. Поэтому, едва только первые капли крови пар-арценца просочились сквозь одежды гнорра, он одним стремительным и брезгливым рывком сбросил с себя покойного толстяка, изобретателя животных-девять и многих прочих радостей.
Лагха Коалара поднялся на ноги и огляделся.
Да… Пожалуй, это был самый опустошительный выстрел «молнии Аюта» за все время существования
