ношение оружия как в Варане, так и в любой державе Сармонтазары.
Другой, постарше, потирая длинный шрам на щеке (плод опрометчивых скачек вслед за убегающим любовником жены через полудикие сады Урталаргиса), резонно возражал, что не долженствует. Ибо их посольство – случай совершенно особый; находиться при оружии пред лицом мятежного гнорра – непростительное оскорбление.
Молодой шепотом заметил, что сам посол, то есть Лорм окс Цамма, пока что препоясан и мечом, и кинжалом. Значит, им, сопровождающим, даже спорить не о чем.
Лорм окс Цамма давно уже хотел снять оружейную перевязь, обернуться и рявкнуть, чтобы они немедленно заткнулись и сдали свои мечи кормчему «Начальника чаек». Но тягостная истома бессилия сковывала его, склоняя к полному бездействию.
Вот их встречают. В крохотной гавани четыре могучих «Голубых Лосося» под колокольный перезвон с характерным стрекотом взводят стрелометы.
На берегу – плотный строй гарнизонных солдат. «Интересно, а где Саф? Его гнорр четвертовал сразу или отложил это увеселение до лучших времен?» – поежился Лорм.
Из-за крепостных башен выглянуло солнце. Лорм вздрогнул.
В этот момент молодой офицер-кавалерист в сердцах рявкнул: «Шилол с вами! Пусть это…»
За спиной Лорма раздался недобрый хрип.
Оцепенение молниеносно сошло с военного начальника Урталаргиса, сменившись совершенно паническим испугом. Он обернулся.
Кавалерист стоял в глупой театральной позе, отведя обнаженный клинок словно бы для удара. В его груди, пройдя между пластинами наборного панциря, торчала стрела. Потом он качнулся, восходящее солнце еще раз блеснуло на его клинке, и он упал навзничь.
На одном из «Голубых Лососей» взвыла сигнальная труба. Сразу вслед за этим по беззащитному «Начальнику чаек» ударили тяжелые стрелометы.
Саф пожал плечами. «Если хоть один меч блеснет на палубе барки… топите мерзавцев, не задумываясь». А над чем тут, собственно, задумываться?
С одежд посла все еще капала вода. Не будь его лицо синим, как слива, оно было бы белым, как мука. Но это не помешало Лорму начать беседу с Лагхой с протеста по поводу утопления барки.
– Это совершенно не важно. – Лагха Коалара хрустнул пальцами, скроив брезгливую и вместе с тем глубоко безразличную мину. – Если бы ваш новый князь действительно хотел мира и моего благоденствия, он бы выслал в первый раз нам навстречу не двадцать четыре боевых корабля, а такую вот точно барку, какую мои исполнительные подчиненные пустили на дно. И правильно сделали, между прочим!
Лагхе Коаларе было все равно. С тем же успехом он мог извиниться за ошибку.
Главное он понял сразу, как только вестовой доложил ему о приближении посольства: Овель исс Тамай не найдена. Иначе вместо одного «Начальника чаек» к Перевернутой Лилии была бы выслана половина Флота Открытого Моря. Овель по-прежнему была там, где он оставил ее, отправляясь на Цинор за головой Дотанагелы.
– Милостивый гиазир. – В словах Лорма прозвучал совершенно неожиданный для него самого вызов. – С точки зрения Князя и Истины, вы – мятежник, и это оправдывает любые ваши мятежные действия. Вы вольны убивать послов, вы вольны творить любые бесчинства. Вы вольны рано или поздно сделать свое тело достоянием Жерла Серебряной Чистоты. Поэтому будем считать, что вы действительно все сделали правильно. Но, милостивый гиазир, я послан сюда отнюдь не за этим.
В продолжение всей безумной по своей наглости речи Лорма в Лагхе Коаларе боролись два совершенно противоположных намерения.
Первое: немедленно заколоть мерзавца. И второе: назначить храбреца на должность личного секретаря. Уж больно хорошо был подвешен язык у военного начальника Урталаргиса.
Так или иначе, Лагха до времени молчал, предоставив Лорму, щеки которого стремительно покрывались лихорадочным румянцем приговоренного к смерти, заливаться всласть.
– Я располагаю личными указаниями Сиятельного князя Хорта окс Тамая. В соответствии с этими указаниями я должен обсудить с вами вопрос относительно некоего предмета, о местоположении которого вы, с точки зрения Сиятельного князя, превосходно осведомлены. Сиятельный князь полагает, что, выдав ему вышеоговоренный предмет, вы могли бы…
В этот момент Лагха Коалара молниеносно принял решение, предопределившее судьбы Варана на долгие годы вперед.
Лагха Коалара вообще все судьбоносные решения принимал в одно мановение ока.
В его голове, подобно вспыхнувшему во тьме огню маяка, возник и засветился негасимым светом план, осуществив который он не только спасал свою жизнь, но и возвращал безраздельную власть над Сводом Равновесия. При неблагоприятном же исходе начинания ему грозило отнюдь не самое худшее: смерть, обычная смерть. Вторая смерть на его памяти.
И тогда Лагха Коалара расхохотался – неподдельно, искренне и очень громко:
– «Предмет»? «Предмет»?! И каковы же сущностные свойства этого «предмета»?
Лорм окс Цамма обиженно поджал губы.
– Милостивый гиазир, я – лишь «говорящая раковина». Предписания Сиятельного князя Хорта окс Тамая не называют ни имени, ни свойств этого предмета. Следовательно, Сиятельный Князь, с одной стороны, полагает, что мне не должно знать о нем ничего. А с другой – что вы прекрасно поймете его намеки.
– Согласись, Лорм, наш новый Сиятельный князь – отъявленный скромник, да? – подмигнул ему Лагха, продолжая давиться смехом. – Так знай же, Лорм окс Цамма, что имя этому предмету – Овель исс Тамай, а сущностные свойства его – деланая скромность, необузданная похоть и миловидная внешность.
И, не давая потрясенному Лорму (который был глубоко уверен, что речь идет о каком-то колдовском мече или древнем свитке с рецептом сожжения глади вод и тверди небес) опомниться, опальный гнорр продолжал:
– Знай, Лорм окс Цамма, что Овель исс Тамай была похищена мною лишь потому, что подвернулся очень редкий и удобный случай, который выпадает раз в десятилетие. Преданные мне люди содержат ее в Пиннарине, в тайном месте. Она цела и невредима, и эти слова вошли бы в уши Хорта окс Тамая сладчайшими из звуков. Но знай также, Лорм окс Цамма, что цена, которую я востребую с Сиятельного князя за ее шелковую кожу, будет очень и очень высока. Первое – голова гнорра-самозванца. Второе – полное восстановление моей должности и моих привилегий. И третье – рука и сердце Овель исс Тамай. В обмен за это Сиятельный князь получит: первое – преданного слугу Князя и Истины в моем лице на вечные времена; второе – мое согласие на его княжеский титул или, иными словами, полное одобрение того гнусного преступления перед династией Саггоров, которое свершилось на днях по его воле; и третье – тело прекрасной Овель исс Тамай.
Лорм окс Цамма не был профессиональным словоплетом из Иноземного Дома. Но страшные и захватывающие события, которые творились в Варане, обострили все его природные добродетели.
Покрасневший было до корней волос вместе с началом тирады Лагхи, Лорм довольно быстро успокоился, оценил ситуацию и пришел в равновесное расположение духа. Пауза, повисшая после слов гнорра, была недолгой.
– Я понял вас, милостивый гиазир. Мое дело было выяснить, на каких условиях вы согласны предоставить искомый предмет Сиятельному князю, и я их выяснил. Я не имею полномочий принимать или оспаривать ваши условия, от которых, как я вижу, вы сейчас не отступитесь ни на мизинец. Мне осталось неясным лишь названное вами «третье». Вы просите руку и сердце прекрасной Овель исс Тамай, в то же время вы предлагаете Сиятельному князю ее тело. Я не знаток утонченных иносказаний, к которым прибегают в Пиннарине столичные господа для описания любовных отношений, и потому хотел бы уяснить…
– Так ты же только «говорящая раковина», а? – перебил его, хитро подмигивая, Лагха. – Зачем тебе уяснять? Напишешь Сиятельному князю просто «тело предмета» и, скажем, «руку и сердце предмета». Можешь не сомневаться, Сиятельный князь – большой знаток «утонченных иносказаний». Он все поймет.
