действительно разыскал его. Сейчас оно исправно служит Убийце отраженных в его перемещениях по Пиннарину.
Норо не успел сказать ни единого слова. Потому что, когда Эгин произносил слова «в его перемещениях», вода внутри увеличенного Зрака Истины озарилась слабым зеленоватым свечением. Рыбы, которые прежде были полупрозрачными и снулыми, налились дурной черной кровью и стали темнее штормовых туч над зимним океаном.
Мгновение торжества. Ровный мертвенный свет, истекающий с небес на поле беспощадной сечи. Мертвые лица мертвых. Мертвые лица живых. Вой Гулкой Пустоты в ушах и под сердцем.
Красноглазый человек с длинными снежно-белыми волосами, рассыпавшимися по плечам из-под шлема, увенчанного полумесяцем и девизом правящей династии Новых Конгетларов, принимает присягу из сочащихся кровью уст побежденных.
Ему нет противников. Ему нет равных. Ему нет предела.
Море Фахо рокочет в нескольких лигах от его стоп. На нем – лес мачт, бьются по ветру штандарты Южных Домов и шелковые тритоны тернаунских дружин.
Война эпохи Третьего Вздоха Хуммера завершена. Звезднорожденные мертвы. Кальт, узурпатор ре- тарского престола, умерщвлен на рассвете. Элай, сын Звезднорожденного, умерщвлен час назад. Мятежный Дом Гамелинов истреблен. Орин раздавлен, как молодой краб в челюстях бывалой морской черепахи. Имя черепахе – Синий Алустрал. Имя новому Властелину Круга Земель – Торвент Мудрый.
Губы Герфегеста сухи и шершавы. На мгновение он, глупейший из Конгетларов, прикладывает их к тыльной стороне ладони своего бывшего наставника, своего бывшего соратника, своего бывшего императора.
Герфегест поднимает глаза. Сейчас, сейчас эти сухие губы предателя произнесут слова присяги. Сейчас.
– Торвент, мгновения твоей жизни сочтены. Ищейка Урайна идет за тобой.
Тогда он не нашел ничего лучшего, чем рассмеяться. Смех – и промельк стали, вернувшей мятежного Герфегеста в лоно небытия.
Но прежде чем последний из покоренных мерзавцев склонил перед ним колени, прежде чем он успел задуматься над словами Герфегеста, сочлененная смерть разыскала его.
Норо окс Шин слишком хорошо помнил тот день, и слишком свежей казалась боль, дробящая огненными молотами в прах его молодое тело. Норо окс Шин не рассмеялся теперь, спустя шестьсот лет после своей смерти в зените небывалого могущества, по сравнению с которым слава Элиена, искусство Шета и воля Урайна были менее чем ничем.
Убийца отраженных чуял свою добычу за многие лиги так же хорошо, как гончая чует зайца, как Поющее Оружие – плоть нежити, как влюбленный мужчина – счастье своей возлюбленной.
Сточными канавами улиц, трубами воздушного отопления особняков Красного Кольца, а то и просто густой травой садов, разбитых на манер алустральских «озер и тропок», Убийца крался к своей цели.
Убийца отраженных не мог «знать», но он мог пребывать в действии. И тем не менее его мудрости позавидовал бы и опытный войсководитель. Его зоркости и находчивости – следопыт. Весь остаток ночи и все утро Убийца отраженных искал наилучший путь к своей жертве. Его мудрость, зоркость и находчивость вывели его в туннель Почтового Дома. Туннель, ведущий в неведомую Убийце отраженных громаду Свода Равновесия.
Пестрый Путь вел Скорпиона от начала до конца рокового странствия. Теперь он был близок к концу. И сверхчуткий Зрак Истины в кабинете гнорра отозвался его приближению.
Норо окс Шин стремительно подошел к шару, приложил к нему ладони, а после невесть зачем – и правое ухо. Вскоре, разуверившись в своей затее, он вернулся на свое место, сел, обвел отсутствующим взглядом надрубленную поверхность стола и стражей за спиной Эгина. Лишь через несколько минут он вновь обрел способность удивлять мир членораздельной речью.
– Ты не солгал мне, рах-саванн. Признаюсь, я удивлен. Можно даже сказать – восхищен тобою, рах- саванн. И тем большим будет мое восхищение, когда ты продемонстрируешь мне свою способность не только выпускать в мир Ищейку Урайна, но еще и отзывать ее обратно.
– Простите, аррум, я не вполне понимаю вас, – вздернул брови Эгин. – Убийца отраженных ушел своим путем, и я не имею над ним ни малейшей власти. Равно как и вы, равно как и кто-либо другой.
– Милостивые гиазиры, оставьте нас.
Слова Норо были обращены к «матросу» и «нищему». Кроме них в кабинете гнорра офицеров охраны не было.
Те безмолвно направились к дверям подъемника. Норо помолчал, ожидая, когда они исчезнут, и сказал, обращаясь к Эгину, твердым, ровным голосом:
– Не тебе, варанец, судить о темной мудрости Октанга Урайна, Звезднорожденного, призванного ко второму рождению волею Хуммера и уничтоженному волею Кальта Лозоходца. И не тебе, варанец, знать о секретах его Ищейки.
Судя по тому, что Норо отослал своих клевретов, он собирался сказать нечто, чего ни одному смертному знать не должно.
Эгин подумал, что если Норо говорит это ему, следовательно он уже заочно приговорил его, Эгина, к смерти. А у Эгина, хоть ему и было стыдно в том себе признаться, была слабая надежда, что Норо по каким-то соображениям высшего порядка до поры до времени оставит его в живых.
Ведь уцелел же он, Эгин, в стольких передрягах! И Дотанагеле он глянулся, и Знахарю, и даже Лагха был более чем снисходителен к нему. Если не считать, конечно, указаний, данных Онни убить Эгина незамедлительно по прочтении письма.
Норо тем временем продолжал:
– Урайн был достаточно умен, чтобы оставить лазейку к хладному сердцу и каменным глазам Скорпиона. Скорпион – это стрела, которая создана так, что ее можно вернуть обратно. Но сделать это может лишь тот, кто выпустил стрелу. Ты, Эгин, невероятно везучий рах-саванн Опоры Вещей, выпустил Скорпиона в мир. И ты, Эгин, заставишь его вновь распасться в ничто, развалиться на бессмысленные побрякушки.
– Странно, – протянул Эгин, опьяненный предощущением своей близкой и неизбежной смерти. – Вы полагаете, аррум, что я, офицер Свода Равновесия, присягавший на верность Князю и Истине, а равно и невольный странник Пестрого Пути, я выпустил Убийцу отраженных ради собственной забавы и теперь по первой же вашей просьбе верну его назад?
Норо противоестественно свернул голову набок (ну чистый ворон!) и с усилием помассировал шею под тесным знахарским шлемом.
– Да, рах-саванн, ты вернешь Скорпиона назад по первой же моей просьбе. Просьба будет чуть позже. А пока что ты можешь поговорить со мной. Просто поговорить.
Эгин был в полном недоумении. А как же «я вырву твое сердце, мерзавец, если ты не…» или «я вскрою твою Внутреннюю Секиру и ты поймешь, чем…»?
Впрочем, что теперь ему, Эгину? Уж лучше действительно просто поговорить. Но о чем? В том, что Норо окс Шин – отраженный, Эгин теперь не сомневался. Отчего бы иначе самозваному гнорру так пугаться Скорпиона?
В том, что тирания нового гнорра будет жестокой и беспощадной, Эгин тоже не сомневался. Они с Норо теперь враги, и говорить им не о чем. Оставалась Овель.
– Скажите, аррум, а где Овель исс Тамай?
– Овель? Не знаю. Честное слово, не знаю. Я лучше расскажу, как мои люди выследили тебя в Пиннарине. Хочешь?
Эгин не хотел и поэтому молча пожал плечами. Понятно ведь и так, что дотошный гвардеец на заставе послал все-таки своих людей в Свод сообщить о подозрительном арруме по имени Иланаф.
Норо, который ожидал появления своего агента, услышав описание его, Эгина, внешности, сразу понял, какой «Иланаф» прибыл в столицу.
Остальное было делом поисковых плеяд Опоры Единства, которые, по слухам, могут разыскать в пределах столицы любого человека в течение получаса. При условии, конечно, что его След «засвечен»
