предупреждал Авелир, мог вызывать временное помутнение рассудка. А что будут делать горцы и особенно Снах в состоянии пусть даже легко помутненного рассудка, Эгину проверять не хотелось.
– Дай мне своего меча, гиазира, – невиннейшим голосом попросил Кух-Авелир.
Эгин, успевший привыкнуть, что Авелир никогда ничего не просит зря, молча извлек меч.
Снах с завистью проводил взглядом «облачный» клинок, перекочевавший из ножен Эгина в руки Куха, которого тот считал недоумком.
До пролома в потолке туннеля, из которого сквозь редеющую завесу пыли и капельной взвеси «квенорновой браги» стал постепенно сочиться голубоватый свет, было сажени четыре.
Свет, догадался Эгин, исходил от уцелевших светильников в казарме костеруких.
Авелир, перехватив, словно балаганный трюкач, яблоко «облачного» клинка зубами, совершил головокружительный прыжок и, зацепившись руками за края пролома, ловко подтянулся и исчез где-то наверху.
Совсем скоро в проломе показалась довольная физиономия Куха:
– Тут все чисто. Можно залезать.
В казарме находились всего лишь шестеро костеруких и все они были мертвы. Причем если четверо умерли от испарений «квенорновой браги», то двоих Авелиру пришлось добивать «облачным» клинком.
«Хорошо, конечно, что этих удалось так просто убить, – подумал Эгин. – Но где же все остальные?»
Недаром они с Авелиром решили нападать средь бела дня, чтобы застать в казарме не меньше двух десятков костеруких. А тут – явное запустение и всего лишь шесть Переделанных тел. Седьмое валялось сейчас на полу туннеля.
Еще два мешка «гремучего камня» даже не пришлось использовать – дверь казармы оказалась распахнутой настежь. И опять же, к удивлению Эгина, ни бородатые мужики с топорами, ни костерукие не рвались в казарму, поспешив на грохот взрыва.
– Они что – повымирали все здесь, что ли? – раздраженно бросил Эгин, осторожно прощупывая Взором Аррума темный коридор, ведущий, как он помнил, к погребам и лестнице наверх. Там тоже никого не было.
– Повымирали? Это вряд ли, – сказал Авелир, подходя к Эгину и возвращая ему меч. – Слишком много совсем свежих лежанок. Кажется, за последнюю неделю число Переделанных обитателей Серого Холма по меньшей мере удвоилось.
Да, Эгин представлял себе этот день совсем не так.
В глубине души он был уверен, что они идут на верную гибель, что их нападение на Серый Холм – жест отчаяния, что здесь им предстоит жаркая схватка с ополчением покойного Багида, возглавленным истинным хозяином.
Вместо этого горцы под их началом прикончили двоих костеруких близ главного входа в дом. И все.
Они вышли во внутренний двор, залитый ярким послеполуденным солнцем, столь ненавистным костеруким.
Да, Серый Холм был оставлен своими обитателями. По крайней мере производил впечатление оставленного. Эгин наклонился к уху Авелира.
– Ты кого-нибудь чувствуешь?
– Нет, я даже не чувствую костеруких, – признался Авелир после нескольких мгновений сосредоточенного молчания.
– И я, – облегченно улыбнулся Эгин, чей Взор Аррума обшарил Серую Башню, где располагался кабинет Багида, до самой крыши и не нашел там совершенно ничего достойного внимания. – Тогда сделаем так. Ты с горцами проверь двор, те сараи, а я погуляю по дому.
– Что значит «погуляю»? – поинтересовался Авелир.
– Хочу заглянуть в кабинет милостивого гиазира Багида Вакка.
– Зачем это?
– Мне, может, еще перед начальством отчитываться… Да и вообще хочется знать, чем все-таки занимался этот Багид. И кто за ним стоял. Не ровен час второго случая не представится. А что, ты против?
– Я-то не против… – замялся Авелир.
– В чем же тогда дело?
– Может, я тоже не прочь заглянуть в кабинет?
– А как же горцы? Кто-то же должен их оберегать? Или ты не брат им, не сын Большой Пчелы?
– Жу-жу, – ухмыльнулся Авелир устами Куха.
И Эгин направился к Серой Башне.
Полусумрак. Винтовая лестница уходила вверх. Эгин осторожно поднимался по ступеням.
Зарешеченное окошко между первым и вторым этажами. На подоконнике капли крови. Старые капли старой крови. Из окошка отлично виден двор – там Авелир втолковывает что-то горцам. Эгин замер и прислушался. Тихо. «Облачный» клинок спокоен.
Второй этаж. Лавки и столы в четыре ряда. «Нет, это трапезная».
Третий этаж. «Здесь?»
Пол вымощен шестиугольными греовердовыми плитами, стыки между которыми чуть-чуть позеленели. На дощатом помосте деревянное кресло и серебряная лохань. На полу валяется полотенце.
«Нет, не здесь, – заключил Эгин. – Здесь господин Багид Вакк принимал полезные во всех отношениях ванны для своих увечных ног».
Еще одно зарешеченное окошко между третьим и четвертым этажами башни. Эгин остановился возле него, чтобы осмотреться и, конечно, прислушаться. «Где же этот шилолов кабинет?»
Он снова посмотрел во двор. Авелир ловкими пальцами Куха растирал комок серой глины, добытый в куче близ коновязи.
«Кажется, ему что-то не нравится?» – предположил Эгин.
Горцы с умными лицами шарили у дверей в покрытый свежей соломой сарай. Авелир продолжил свое исследование. Поморщился.
«Что-то смущает его. Интересно, что? Ну да скоро выяснится».
Но в тот момент, когда Эгин уже был готов двинуться дальше, на четвертый этаж, во дворе что-то произошло.
Авелир судорожно взмахнул руками и скорчился.
Мгновение спустя он упал на колени. Эгин стремительно прильнул носом к мутноватой слюде окошка.
Две стрелы торчали в теле Куха, заключающем душу Авелира. Авелир был тяжело ранен. Одна стрела попала в плечо, другая – в живот.
«Их выпустил кто-то, кто так же, как и я, находится в Серой Башне! Причем на четвертом этаже. Но где две, там и третья. Первая – в плечо. Вторая – в живот. Третья… А третья, по всем правилам, – в голову!
Но Эгин не успел окончить свои рассуждения. Ибо в тот момент, когда вторая стрела вонзилась Авелиру в живот, он осознал, что будет самым ничтожным аррумом за всю историю Свода Равновесия, если не предотвратит третьей, последней стрелы.
«Одну – в плечо. Другую – в живот. Третью, для пущей верности, – в голову. Так учили в Своде Равновесия».
Эгин вспомнил все, чему научил его Авелир, когда посвящал его в тайны Раздавленного Времени. Все до малозначительных тонкостей. Каждую интонацию. Каждое замечание, каждую деталь.
Воспоминания отняли у него что-то около тысячной доли мгновения.
Ветер вечности сорвал с его губ заклинание, расплющивающее, разрывающее крепкотканую и неисчерпаемо изменчивую ткань времени.
И с быстротой, какая не снилась горному леопарду, Эгин побежал, почти полетел вверх по ступеням винтовой лестницы к комнатам четвертого этажа, откуда были выпущены стрелы.
«Успеть!» – стучало в висках Эгина. И каждая малая малость его тела согласно вибрировала в такт его
