– Это хорошо, что не собирался. Но вот чтобы ты не изменил своего решения, я прошу тебя пообещать мне, что если ненароком увидишь белую медведицу, то не убьешь ее, как бы тебе этого ни хотелось…
– Но я не люблю охоту!
– Речь идет не об охоте. Ты просто пообещай – и все.
– Что за странная просьба, – смутился Эгин, уж очень фантастичен был этот разговор. Даже для сна.
– Просьба как просьба. Так обещаешь или нет? Не забывай, ты мой должник. – Авелир шутейно- серьезно пригрозил Эгину своим сморщенным суставчатым пальцем.
– Ну, если ты настаиваешь, то я… обещаю. Ведь это – сущая ерунда. Но скажи, что значит для тебя мое обещание не убивать белую медведицу?
– Оно значит все. – В глазах Авелира колыхнулось таинственное темное пламя.
Прямо вслед за этим он протянул свою сухопарую руку к тяжелой кисти мелкого зеленого винограда и аккуратно сорвал ее с лозы. По одной оборвал с кисти все зеленые ягоды и протянул горсть совершенно несъедобных виноградин Эгину.
– Чтобы не забыть о данном мне обещании, ты должен оставить себе памятку. Выложи здесь, прямо на парапете, любое слово. Какое хочешь. Чтобы не забыть о нашем разговоре, когда у тебя появятся более насущные проблемы.
Пожав плечами – сон – он ведь на то и сон, чтобы происходили странные, порою несуразные вещи и совершались необъяснимые поступки, – Эгин стал выкладывать слово. Не дыша, аккуратно, старательно. Виноградина к виноградине. Словно школьник первой ступени.
Наконец он отстранился и взглянул на плоды своих трудов взглядом утомленного творца.
«Овель» – вот что выложил Эгин на широкой серой плите парапета, чтобы не забыть ненароком о белой медведице.
– Ну как? – поинтересовался Эгин, оборачиваясь к Авелиру, который, как ему казалось, следил за его трудами из-за плеча.
Но Авелира уже и след простыл.
Следующим утром Эгин проснулся раньше всех. Было еще серо.
Горцы-караульные спали у дверей здоровым сном детей матери-природы. Авелир тихо посапывал в своем углу, плотно завернувшись в шерстяной плащ.
Сорго и Лорма, сбив в ноги каниойфамму, лежали, крепко, по-детски обнявшись.
Лорма была похожа на сдобный, только что выскочивший из корзины пекаря крендель. Она дышала теплом и свежестью. А вот небритый Сорго, напротив, казался больным и несчастным, из угла его полураскрытого рта на ковер стекала слюна.
Лагха лежал на спине неподвижный и величественный, словно мраморная статуя, которую вот-вот вытащат из ящика с опилками и водрузят на постамент в Публичных Садах Пиннарина. Грудная клетка гнорра двигалась легко и ритмично.
Эгин потянулся и с удовольствием отметил, что ощущает недюжинный подъем сил.
Чтобы не разбудить остальных, он ловко, словно кот, вскочил на ноги и стал пробираться к выходу. Нужно было справить малую нужду, а по пути растолкать караульных.
– Нехорошо спать с мечами наголо. Можно ведь, в конце концов, порезаться! – сказал Эгин, как следует тряхнув горцев за плечи. Те сонно терли глаза и виновато сопели.
Следуя отработанному утреннему ритуалу, Эгин прополоскал рот и привел в порядок волосы.
Как бы между делом ему вспомнился странный сон, что привиделся ему минувшей ночью. Редкий случай – сон удалось запомнить почти во всех подробностях!
«Очень необычный сон, в самом деле! Может быть, вещий. Дрозд… Медведица… Отчего бы и не привидеться вещему сну в такую суровую годину? А если вещий, то что предвещает? Если он в руку, то кому?» – гадал Эгин.
Небрежно скользя по волнам собственных праздных рассуждений, Эгин вышел на балкон, дабы вобрать в легкие бодрящую предрассветную свежесть. Настроение у него было отличным.
Он упер руки в серый парапет балкона и осмотрел двор, где среди полуразрушенных построек и свежих земляных куч, оставленных «ручным» шардевкатраном, еще парили стайки холодных капелек, которые с минуты на минуту превратятся в росу.
Солнце уже начинало свое медленное восхождение где-то за краем горизонта, но его, увы, было не видать, ибо окна общественной «спальни» выходили строго на север.
«Не видать», – заключил Эгин и опустил взгляд, который вдруг, ненароком, зацепился за горстку зеленых виноградин, разбросанных по парапету. И не то чтобы совсем разбросанных, а скорее разложенных в определенном порядке чьей-то неленивой рукой.
«Овель», – вслух прочитал Эгин по-варански.
Глава 22
Шардевкатран
День снова обещал быть солнечным.
Ради безопасности они избрали путь через заросшие сосняком холмы, обрамляющие дорогу от поместья Багида Вакка до Ваи. Но как ни всматривался Эгин, он не увидел ни на дороге, ни среди холмов ни одной живой души, ни одного мертвого, но оживленного магией Переделанного тела.
Живые души на службе у хозяина Серого Холма больше не состояли. А костерукие все как один попрятались от солнца в подвалах вайских домов.
Они были на месте за полтора часа до полудня.
Невысокий холм, густо заросший ежевикой и низкорослыми южными дубками, стоящий на самой границе болот.
На юго-западе синеет море и мертвая Вая, на улицах которой повсюду возвышаются кучи свежей земли. На западе – безлюдный тракт. Строго на юге – тоже море и низкий заболоченный берег, поросший желтеющим тростником.
Горцы во главе со Снахом, растянувшись цепочкой, затаились в кустарнике на южных скатах холма вместе с Логой. А Эгин, Лагха, Сорго, Лорма и Авелир (который, к огромному удивлению Эгина, уже мог самостоятельно ходить, хотя его прежде оливково-темный лик к утру стал пепельно-серым, мертвенным) засели на самой макушке холма. Среди ежевики громоздились несколько огромных замшелых валунов, занесенных туда безвестной прихотью природы.
– Так, – сказал гнорр в полный голос, ибо был единственным, кто, несмотря ни на что, ощущал себя полновластным хозяином Медового Берега. – Я чувствую шардевкатрана. Он в ста шагах к северу. Дальше ему ползти нельзя, иначе он вернется в логово и погибнет вместе с остальными. Заводи его под болото, Сорго.
– Слушаюсь, милостивый гиазир гнорр! – молодцевато гаркнул Сорго.
Эгин подумал, что Сорго, похоже, окончательно сбрендил после того, как Авелир сообщил ему, что гиазир Умелый Бобер – не кто иной, как гнорр Свода Равновесия. Тогда Сорго чуть не хватил удар. Зато теперь само слово «гнорр», похоже, действовало на Сорго подобно легендарному Меду Поэзии – в обществе Лагхи он становился неистов и энергичен, как мартышка.
«Так, глядишь, попросится еще в эрм-саванны, а когда ему откажут – набьется к Лагхе преподавать каллиграфию», – усмехнулся Эгин.
Сорго воткнул свою музыкальную палку в землю и сыграл на ней несколько нот.
Спустя несколько минут он осведомился:
– Ну что там, милостивый гиазир гнорр?
– Нет, Сорго, ты играешь что-то не то, – сказал Лагха почти ласково; на самом деле он с трудом сдерживал гнев. – Шардевкатран поворачивает на запад. А нам нужно – на восток.
– А разве восток не там? – Сорго ткнул пальцем в направлении Ужицы.
– Нет, там запад, – поспешно ввернул Эгин.
Сорго вздохнул и сыграл те же ноты, но в обратной последовательности.
– Хорошо, – кивнул гнорр. – Я скажу, когда его нужно будет остановить.
– К нам гости, – процедил Авелир, который внимательно изучал в дальноглядную трубу юго-восточный
