еще человек… Или не человек, что-то трехметровое, со страшным ревом идущее на меня, с топором или дубиной. Когда я высадил в это нечто весь магазин, оно продолжало идти… И был нестерпимо жаркий день, потом ледяная ночь, которую я провел, скукожившись в чьей-то покинутой норе и не решаясь закурить. Всю ночь пришлось отстреливаться, ориентируюсь на огоньки глаз и подвывание какой-то стаи хищников. Не знаю, причинил ли я им какой-то вред, но выстрелы их испугали…
На открытом пространстве я чувствую себя уверенней, хотя ноги подкашиваются и в глотке пересохло. Автомат я выбросил — лишний вес, да и что в нем толку, если патронов нет?.. Опасность по-прежнему со всех сторон, но я тут же забываю о ней, услышав мотор. Узнаю по звуку — институтский «жук-4»… Он вылетает прямо на меня из раскаленного неба, вскакиваю, стаскиваю с себя изодранную в клочья куртку, что-то хрипло ору, размахивая ей… А в ответ — пулеметная очередь заставляет меня рухнуть ничком в жесткую траву, изо всех сил вжаться в землю…
— Ученик Чародея! — чьи-то руки поворачивают меня. Малыш.
— Я за него, — тонко и хрипло отвечаю я, морозный воздух обжигает горло.
— Кода. Все.
— Наши?..
— Не знаю. Эрик жив. Шифман, кажется, тоже. Коллинза слегка зацепили. Остальные — не знаю.
— Торан тоже живой, — мне, отчасти с помощью Малыша, удается подняться. Не слышно даже вертолетов. После всей этой лабуды тишина кажется чем-то противоестественным…
— С тобой порядок?
— Ага. Только покувыркало чуток. Десант высадили?
— Высадили, высадили… Говорят, кордон расставили. Но из тех ушло десятка три, минимум.
Кое-как забрасываю на шею ремень автомата. Дую на побагровевшие пальцы, сгибаю, морщась от боли. Шрам на морде тоже на холод отозвался, стыло и противно зудит.
Торана мы обнаружили там, где я и предполагал. Он сидел в сугробе, привалившись спиной к дереву, лицо покрыто крупными пятнами пота. Правую руку он выставил перед собой, растопырив пятерню… Метрах в трех от него замер человек в маскхалате с полуоткрытым ртом и остекленевшим взглядом, еще один лежал лицом вниз чуть поодаль, снег под ним покраснел.
— Торан, ты как?
— А-а… П-порядок… — лицо его дернулось. — Н-нога.
— Так, если я что-то в чем-то понимаю, тут не только нога, на контузию все это смахивает.
Малыш снял с шеи фигуры в белом автомат, быстро обыскал, выудив финку и пару гранат, потом отбросил с головы стоящего капюшон. твою мать, против кого ж мы дрались? Это ж пацан-штаны на лямках! Лет двадцать, от силы…
— Порядок, Торан. Можешь его отпустить.
— А?
— Отпусти его, — это мне пришлось гаркнуть чуть громче. Торан уронил руку и закрыл глаза.
Парнишка — длинный, худощавый, светловолосый- ошалело огляделся, взгляд его задержался на автомате, который Малыш ненавязчиво направил ему в живот:
— Только без паники, парниша. Усвоил?
Тот кивнул, судорожно сглотнув, потом перевел взгляд на меня и побледнел еще больше.
— Э, мужики! — к нам, увязая в снегу, торопился Эрик. — Живые, уродцы?
— Есть носилки или что-то в этом роде? Торана долбануло.
— Что именно? — Эрик одним прыжком подлетел к Торану, опустился на колени.
— Кажись, контузило. И с ногой что-то. Я ж не врач, а простой Чародей…
— Ну-ну… Ладно, ничего слишком серьезного, вроде. Тьфу-тьфу…
— А у нас тут трофей, — сообщает Малыш, кивая на пленного.
Эрик удостаивает его беглого взгляда, потом роняет:
— Сейчас насчет носилок распоряжусь, — поворачивается, чтобы уходить, и сухо сообщает через плечо:
— Миллер и Лин убиты. У Шифмана пуля в легком.
До меня доходит не сразу. Перевожу взгляд на Малыша, а он — лицо закаменело, взгляд стеклянный — медленно поднимает автомат. Моя рука неторопливо и мягко отводит в сторону ствол, голос становится прямо медовым:
— Не спеши, Малыш. Этот мальчик послушным будет. Он нам расскажет, что знает, а грохнуть его успеем.
Малыш забрасывает автомат на плечо, поворачивается и, не оглядываясь, уходит, широко шагая по глубокому снегу. А я, опустив автомат, хватаю парня за воротник маскхалата, дергаю к себе, выдыхаю прямо в расширенные страхом глаза, не узнавая своего голоса:
— Ну, молись, сучий выкидыш… Пошел!
ГЛАВА 35
Суматоха более-менее улеглась только часа через полтора, к тому времени мы все, уцелевшие в сшибке, не сговариваясь, сползлись в комнатку наверху, чуть погодя к нам присоединился и Герман. Малыш, правда, остался сторожить пленного — после того, как я привязал паренька к стулу внизу и взял с Малыша клятву, что он не вышибет ему мозги — раньше времени, во всяком случае.
В комнатешке накурено — хоть топор вешай, бутылка кочует по кругу, Гельда привалилась к моему плечу и, кажется, дремлет. Я бы тоже подремал, но не получается, несмотря на дикую, нечеловеческую усталость… Впрочем, и остальные не лучше — посерели даже. У Германа под глазами темные круги залегли, он непрерывно курит, прикуривая одну от другой. Напротив, в кресле, расположился Коллинз, забинтованную руку держит нежно, как младенца. Рогожин, взъерошенный и мрачный, пристроился у стенки, поджав под себя ногу. Торан раскинулся на том же диванчике, что и мы с Гельдой, вытянув поврежденную ногу. Быстро оклемался, ничего не скажешь. Вот чего у нас, чародеев, не отнять — живучи мы, как кошки… И Ларико я не вижу. К малышу, наверно, ушилась…
Мы только изредка перебрасываемся фразами, но боже мой, как хорошо сидеть, потягивать водочку, никуда не торопиться, и знать, что в ближайшие несколько часов тебе ничего не грозит! Почти ничего, вернее… Не спроста ж мы тут жмемся друг к другу, как птицы в грозу.
Герман, поставив бутылку на колено, втолковывает Эрику:
— Мне за вас такую драку пришлось выдержать! Они для начала уперлись, что вас в Пятерку переправить надо, что сектор закрыт, что вы чуть не инфекцию занести можете… Еле убедил, чтоб под мою ответственность. Но досмотр вам все равно проходить придется, данные на вас уже подняли… Кроме Торана, Гельды, Малыша и, соответственно, Майка.
— Их-то как — выпустят?
— С вами должны… Вот насчет Майка придется что-то придумывать, — Герман повернулся ко мне:
— Да, мне тут насчет тебя, можно сказать, весточка была недавно…
— Опять приглашение на похороны?
— В общих чертах.
— Очередное преувеличение. Я бы сказал, гипербола… Сколько раз вообще ты о моей смерти слышал?
— Дважды, минимум. — Герман передал мне бутылку. — Давай. За воскресение из мертвых.
Хмель медленно растекается в голове.
— Знаешь, а я тебя, по некоторым данным, тоже к покойникам причислил.
— Не дождешься. А ты, кстати, в своем репертуаре: вечно в самый неожиданный и неподходящий момент… Как ты по мне сегодня морзянкой врезал!
— А еще, напомни.
