– Наверное, все их дети и внуки на работе, – сказала Маша, – нам нельзя их так оставлять, они неуравновешенные.
– Мы же не тимуровцы, – возразил Антон, – мы за макулатурой. Пошли, а?
Но из дальней комнаты снова послышался странный звук, кто-то опять жадно глотал воздух.
– Мы пионеры, – сказал Дима, – и неважно, какое поручение выполняем в данный момент. Если пожарник после работы увидит, что дом горит, он что, думаешь, не будет тушить?
Вернулись к старушкам. Те сидели опять неподвижно, но по-другому: смотрели не на стену, а в сторону двери, словно ждали ребят.
– Восемьдесят седьмой, – сказала Шура, и старушки захихикали. Но как-то ненадолго, может, даже и не хихикали.
– Пионеры, а шутите, – Шура стала серьезной, – это вроде фантастики, да?
– Жюль Берн, – неожиданно отмерла Кира.
И опять все замолчали, потому что было непонятно, что говорить. Но через минуту Кира добавила:
– Герберт Уэллс.
– Кружок фантастики, – сказала Шура, – ну, расскажите нам про восемьдесят седьмой год! Что, дирижабли на другие планеты летают?
– Нет, – сказала Кира, – все люди-невидимки по улицам ходят.
– При чем тут, – Маша тоже стала серьезной, – с тридцать седьмого по восемьдесят седьмой произошло очень много исторических событий, в том числе связанных с космосом. У меня – пять по истории.
И она стала рассказывать. Про культ личности, про войну, про вероломное нападение. Еще про двадцать миллионов, а Дима добавил про второй фронт и Победу. Потом, конечно, про Хиросиму и Нагасаки, про смерть Сталина, про целину и Гагарина. Антон еще начал про кубик Рубика, но Маша остановила его, потому что это вообще неважно!
Старушки слушали молча и как-то горбились все больше от каждого сказанного слова. Потом Шура сказала:
– Вы, ребята, это никому не рассказывайте. Вы еще маленькие совсем, а вот вашему руководителю может достаться.
– Надо же, – сказала Кира, – Сталин умер.
– Надо же, – сказала Шура, – война будет… Вот уж враки.
– Не говорите про ваш кружок никому, и мы тоже не скажем. Честное комсомольское.
– Честное комсомольское, – сказали сестры вместе.
Дима решился и спросил:
– А почему вы здесь сидите? Где ваши дети, внуки?
Старушки захихикали.
– Внуки? Может, правнуки?
– Ага, человеки-невидимки!
– Как в фантастике!
Потом стали серьезнее.
– Мы ждем, – сказала Шура, – наших женихов.
– Как это? – не поняла Маша. – Еще с войны?
Кира вздохнула:
– С утра.
Ребята ничего не понимали.
– Я жду Ваню, – сказала Шура.
– Я жду Колю, – сказала Кира.
Словно невидимый кокон из воздуха приоткрылся над Галей, и она произнесла свое первое слово:
– Я жду Петю.
Только сейчас стало понятно, что звуки улицы не залетали сюда, поэтому голоса старушек звучали очень звонко в этой тишине и чистоте.
– Они нам сказали ждать, – добавила Кира.
– Мы отсюда ни ногой, – сказала Шура.
– Ни ногой! – повторили сестры хором.
Стало немного страшно, вдруг сейчас придут три деда и начнут ругаться?
– Хотите карточку посмотреть? – Шура, не сходя с места, взяла со стола фотографию. Антон хотел потрогать, но Маша шикнула на него, и стали рассматривать из Шуриных рук.
Три парня-близнеца в белых рубашках с закатанными рукавами стояли на фоне речки или озера. Карточка была старая, черно-белая, почти не потрепанная, только в самом центре луч солнца почти насквозь выжег маленькую дырочку, как будто фотка пролежала на столе под этим лучом долгие годы.
– Это наши женихи, – сказала Шура, – они тоже близнецы.
– В воскресенье в парке гуляли, – добавила Кира.
Маша отошла к стене, как будто испугалась чего-то. Дима тоже насторожился, а Антон – не очень. Он почти никогда ничего не боялся, потому что не понимал, чего конкретно надо бояться.
– Сказано ждать – будем ждать, – сказала Шура.
– Нам несложно, – сказала Кира.
– Подождите, – Дима словно отмер, – какое сегодня число?
– Десятое сентября, – ответила Шура, – а вы что, не знаете? А еще пионеры!
– А год какой?
– Тысяча девятьсот тридцать седьмой, – дружно ответили старушки. И вот что они рассказали ребятам.
С утра было праздничное настроение, ведь такое случается один раз в жизни. Может, в капиталистических странах девушки и замуж выходят сколько влезет, и мужей меняют как перчатки, но у нас же все не так! Ты ждешь, ждешь, не целуешься ни с кем, словно караулишь свою судьбу, а потом – раз, и встречаешь жениха! И так это здорово – пойти по жизни рука об руку, работать вместе, потом даже вместе стареть, но это, конечно, совсем не скоро! И только в том случае, если ты хорошо ждала свою судьбу, а то вот девочки рассказывали, что одна комсомолка из неважно какой школы была очень даже примерной: училась на «пять», делала доклады на политинформации, и был в нее даже влюблен один хороший парень, но… Познакомилась она на танцах (еще вопрос, зачем надо было туда ходить!) с красивым военным, который был в городе проездом. И тот вскружил ей голову, потому что был бравый и не сутулился. В эту же ночь она выпила вина и пошла с ним в офицерскую гостиницу. И там этот военный лишил ее чести, а утром уехал. Она долго ждала письма, но, естественно, ничего не пришло. Потому что ждать нужно было раньше и другого. А если этого, своего, самого правильного не дождешься, потом уже можно не дождаться ничего и никогда, потому что у каждого человека есть свое Ожидание и важно вовремя понять: оно это или не оно. А если ходить в гостиницу с первым, кто не сутулится, то хорошо это не закончится.
Но у Гали, Шуры и Киры все было по-другому. Сегодня должны были прийти их женихи – делать предложение. Познакомились они год назад на комсомольском вечере на ремонтно-механическом заводе. Там тоже были танцы, но это же совсем другое, и безо всякого вина. Сестры всегда ходили вместе, и на них всегда обращали внимание: Шура – улыбчивая и озорная, Кира – улыбчивая и добрая, а Галя – просто красавица, так что даже нельзя сказать, больше в ней улыбки или доброты. Ну и потому еще вместе ходили, чтобы не обидел никто: с завода, конечно, никто приставать не будет, но пока дойдешь до заводского клуба через Трудолюбия и Достоевского, всякая шпана может подкатиться. И если друг дружку не защищать, кто поможет? Родители у сестер погибли в гражданскую войну, они были одни на свете.
Поэтому, понятное дело, не все парни решались с ними знакомиться. Подойдешь к одной, а другие за тобой – глаз да глаз! Сутулься не сутулься, хоть кол проглоти и в цирке выступай в таком виде – а не видать тебе дешевого счастья! С другими ходи в парк или в гостиницу вино пить!
Да только тогда, на Вечере Советского танца все было по-другому. Пришли сестры, стали у колонны, ждут. И тут прямо напротив, у другой колонны, смотрят – три парня-близнеца, красивые, а главное – дружные! Сразу видно – друг за друга горой. И как-то само собой получилось, что вышло им вместе танцевать, в три пары. Поначалу стеснялись и те, и другие, а потом поняли: дождались, все к тому!
