— Ну что, прочёл? Запомнил?

Тот заблаговременно входил в образ чукчи. То есть парился в меховой кухлянке, натянув на голову капюшон. На туго затянутом ремне висели нож, ки­сет и колотушка для снега. Он очень гордился своей придумкой. Русские ищут человека азиатской внеш­ности? Бог в помощь! Пусть попробуют узнать тер­рориста Мирзоева в этом персонаже анекдотов про чукчу...

Впрочем, попытки «войти в образ» покамест не продвигались дальше идиотского костюма и неуме­ренного употребления слова «однако». Мамбу это бесило, но волю чувствам она не давала, потому что мысленно давно уже махнула на Узкоглазого рукой.

— Читай дальше, дурак. — Она раздула ноздри, фыркнула по-звериному и повернулась к Мгави. — А ты, котёнок гиены[9], не вздумай блевануть мне на ковёр! А ну, марш в сортир!

Ее главный козырь из последних сил сдерживал рвотные спазмы. Таково было побочное действие де- донскою средства, принятого утром. Средство рабо­тало хоть и верно, но медленно и вдобавок негладко. Кожа Мгави меняла цвет неравномерно, лицо по­шло такими пятнами, что жутко было смотреть. Ну как есть котёнок гиены, к тому же ещё и больной. Мгави отчаянно мутило, до кругов перед глазами и зубовного скрипа...

Терпи, Чёрный Буйвол, — усмехнулась Мам­ба и посмотрела на стену, где над алтарём располо­жилась целая галерея портретов. — Не правда ли, господа?

Господа ей не ответили, по крайней мере вслух. Отец Костей' курил свою сигару, Мартин Лютер Кинг думал думу об эмансипации негров всех стран, а надежда и опора заирской нации генерал Мобу- ту Сесе Секо[10], видимо, просто предавался прият­ному пищеварению. Ну что ж, молчание — знак со­гласия. „

— Теперь ты! — Мамба ожгла взглядом Облег- чёнку, рассеянно листавшую Библию. — Хватит, всё равно ничего не поймёшь, я тебе на словах всё рас­толкую. Если только у тебя ещё не все мозги от­сохли...

Взгляд и голос обеамы дышал беспредельным презрением. Вот ведь Белая Коза. Ни прибавить, ни убавить. Дивный образец своей расы. Без нравствен - ность, отсутствие манер, непроходимая глупость... а внешность! Словно про неё были эти стихи, напи­санные талантливой чёрной рукой:

Лицо ещё словно посыпанное белой золой Позеленевшее, как у трупа, Страшное, будто маска Колдуна, танцующего в полночь; Губы — точно их в кровь разбили; Волосы - прямые, как прутья; Кожа в опалинах, как у лисицы. Которой факел под хвост воткнули, Чтобы из норы её выгнать

— Иду, уважаемая старшая партнёрша, иду.- Облегчённа осторожно положила на стол Библию встала с кресла и приблизилась к Мамбе, мерившей её взглядом. — Слушаю вас.

Одета она была в этаком развратно-сексуально- академическом стиле. Вроде бы строгий деловой костюм, но — с микроскопической юбкой. Вроде бы галстук — и тут же просвечивающая блузка, не скрывающая отсутствия нижнего белья. Вроде бы собранные в скромный пучок волосы, неброские очки — и пряные французские духи, способные да­же мертвеца заставить выскочить из гроба.

— И повторяю, — приказала ей Мамба. Сощури­лась и властно повела рукой. - И запоминаю! — Го­лос её зазвенел силой, обрёл полёт и превратился в песню: — Я люблю Иисуса! Я люблю Иисуса! Все струны моей души поют i-имн Иисусу!

— Да, да, все струны моей души, — слегка раска­чиваясь, сипло повторила Облегчёнка Со стороны она была похожа на послушную заводную куклу. — Иисуса я люблю, Иисуса я люблю! Гимн поют все струны моей души...

— Танцует от радости мое сердце. — Бёдра Мам- бы мощно задвигались, обещая далеко не молитвен­ный экстаз. — Славься, Сын Божий, славься! Алли­луйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Славься на все четыре стороны света...

— Аллилуйя. — Облегчённа тоже пустилась в пляс, бёдра ее выделывали явно не танцевальные движения. — Слава Твоя над трясинами и болотны­ми топями... Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!

— Ну вот и ладно, — совсем другим тоном про­изнесла Мамба, и её рука отдала новый приказ. — Закрой рот, сконцентрируйся и продолжай в том же духе. Давай, давай, давай, шевели ногами. Нот так, •вот так, вот гак... — Посмотрела на самозабвенную

пантомиму Облегчёнки, удовлетворённо хмыкнула и снова обратила своё грозное внимание на азиа­та—А ты, бездарь, может, тоже в пляс хочешь? Брюхо порастрясти?..

В это время в кабинет вернулся страдалец Мга- ви. Вернее, ввалился, цвет его лица вызывав мысли о зелено-буром камуфляже. Дедовское средство бы­ло снадобьем не для слабаков.

— Всё ещё негр, — недовольно покачала головой Мамба, указала ему на диван и покосилась на 06- легчёнку, извивавшуюся в углу. — А ну, голос!

Голос раздался немедленно, будто обеама на­жата некую кнопку. Слова всё так же пребывали в резком контрасте с вакхическими откровениями танца:

— Иисус! Иисус! Мы любим Тебя, Сын Божий! Любим! Отныне и во веки веков! Аллилуйя, Сын Божий, аллилуйя! Отныне и во веки веков!

— Всё, заткнись, — брезгливым жестом «выклю­чила» её Мамба. — Готова. Завтра отбываешь. Ка­тись... — Облегчёнка, приплясывая, вышла, и хозяй­ка кабинета вплотную занялась Мгави. — Ну что, котёнок гиены, хреново тебе? Пора тебя поправ­лять... Я тут супчик сварила. Хороший супчик, гус­той, как дядя учил. С печенью, с сердцем, с мозго­вой косточкой...

Мгави прислушался к себе — и вдруг облизнулся.

— Да, да, Чёрная Корова, — сказал он, и в устах потомка Чёрного Буйвола прозвище толстухи про­звучало как комплимент. — Ты всегда знаешь, что мне нужно. С печенью, с мозговой косточкой...

В это время зазвонил телефон.

— Чёрт, — ругнулась настроившаяся на трапезу Мамба, взяла мобильник, секунду послушала и по- чему-то перешла на иврит. — А-а, генерал, шалом, шалом... Как? Ага Сколько? Ясно. Кого, кого при­слать?.. Давай по буквам, связь говно... Марокко, Уганда... А-а мурру! Без проблем. Фото подгонишь? Уже отправил? Так-так... — Спрятала мобильник, подошла к столу, турнула из-под лампы пригрев­шуюся паму— А ну, брысь под диван, да спрячь зубы — вырву!

• Пама — смертоносная рептилия, в предыдущей книге романа убившая одного из персонажей.

Включила ноутбук, получила почту, распечатала письмо, открыла вложенный файл...

На экране возникло фото красивой, хотя и не­улыбчивой белой женщины в форме подполковника Российской ФСБ. Краткая подпись гласила; «О. В. Варенец».

Утром, когда Варенцова принимала душ, к ней, дёрнув лапой дверь, наведался Тихон.

— Привет, баловник, — обрадовалась Оксана - Спинку потереть?

Многие коты любят наблюдать за хозяйским омовением, но сами всячески избегают воды. В от­личие от большинства, потомок камышовых охот­но плавал в ванне и норовил забраться под душ. Сами понимаете, дельта Нила, камыши, то бишь папирусы, ну и гуси, опять-таки водоплавающие...

Оксана даже огляделась в поисках затычки и за­думалась о температуре воды, но когг под душ не пошёл - против всяких ожиданий, целеустремлён­но нырнул под ванну и взялся скрести когтями. По­нятное дело, Оксане митх>м полезли в голову очень нехорошие мысли. Как была, голая и мокрая, она выскочила из ванны и крепко схватила рыжий из­вивающийся хвост.

— Ты что же это, гад, делаешь?..

Тихон истошно взвыл, но на хозяйскую руку не покусился, а ещё через секунду Оксана поняла, что перед котом придётся извиниться. Он и в мыслях не держал устраивать под ванной несанкциониро­ванный сортир. Тишка цепко держал в когтях добы­чу: общую тетрадь. Пыльную, грязную, мятую, об- трюханную... Оксана повертела её в руках. Гости­ничный санузел — определённо не то место, куда может случайно завалиться тетрадка постояльца. Ну, разве что он вздумал подражать Дарье Донцо­вой и начал с того, что устроил себе «рабочий ка­бинет» прямо на унитазе'.

— Коташка, не сердись... — погладила питомца Оксана и, не обращая внимания на лужу, потихоньку расплывавшуюся под ногами, заглянула в тетрадь.

Та сразу же разочаровала её. Вместо толстого во­роха исписанных листов между затрёпанными об­ложками обнаружился всего один. И на нём чёрным гелем значилось: «19 октября. Предмет достал. Путь к терминалу узнал. Сегодня ухожу. Прощай, чёртов мир. Дьявол тебя трижды побери. Уверен, что ниче­го не потеряю».

Ещё присутствовала закладка прошлогодний календарь, стилизованный под карту Таро. Нарисо­ван на ней был клоун в дурацком колпаке и разно­цветных лохмотьях, шагающий по краю пропасти. По оккультной науке он, кажется, без обиняков называл­ся безумцем или дураком. С такого станется в счаст­ливом неведении шагнуть непосредственно в пусто­ту. «А с другой стороны, кто его знает, сейчас возьмёт, да взлетит. Зря ли говорят — дуракам счастье...»

• В период борьбы (но счастью, успешной) с тяжелой болезнью мужественная писательница действительно некоторое время работала именно так.

В этот день, будучи на службе, она выбрала мо­мент и в лоб спросила своё прямое начальство:

— Николай Ильич, а кто до меня жил в моём номере?

— Хм, — как-то очень странно глянул на неё За­белин, и она поняла, что вроде бы простой вопрос ему не понравился. Однако — чекист как-никак — полковник виду не подал и ответил коротко: — Старший оперуполномоченный Сизов.

Он явно считал тему закрытой, но Оксана сдела­ла вид, будто не поняла.

— И где он сейчас? — спросила она — Небось на повышение пошёл?

— Да нет, — Забелин помрачнел, - скорее на по­нижение. Пошёл на охоту и не вернулся. Болота же, их знать надо... Каждый год несколько человек... приезжие в основном...

Оксана вытащила найденную тетрадь.

— Николай Ильич, вы помните его почерк? — И пояснила: — Котик мой сегодня из-под ванны добыл.

— Та-ак... — Забелин взял, прочёл, покачал голо­вой. — Л мы вот хоть и с собакой искали, а не на­шли. Надо было, видно, с котами... Я так и думал, что Сизов наш - туда..

— Куда? — нарочито вялым тоном, скрывая жгу­чий интерес, спросила Варенцова. — В болото?

— Вы, может, слыша™, Оксана Викторовна, что у космонавтов, находящихся долго на орбите, иног­да происходят труднообъяснимые вещи, — негромко отозвался Забелин. — Официально они об этом не распространяются, предпочитают не выносить сор

из избы. Чтоб самим остаться в избе... Так же вот и у нас. Надеюсь, я понятно излагаю?

— Вполне, — улыбнулась Варенцова. — Чего уж не понять. В каждой избушке свои погремушки. Только ведь, Николай Ильич, и я теперь в этой из1- бушке живу.

— У нас такие разговоры всё больше шёпо? том... — разом понизил голос Забелин. — И в узко»! кругу. Будто бы чёрт знаег где, в самой крепи болот! есть некое место. „ Место, откуда можно попасть ■ другой мир. Лучший, чем этот. Небось слышали пр4 Беловодье, Китеж и так далее — этакую параллель­ную Русь? В общем, вроде бы есть и дверь, и дорога, и даже знающие, которые могут по ней провести. Только просто так они не проведут, им плату да­вай... какие-то там предметы силы, которые добыть очень нелегко... Примерно как в сказке: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.

У Оксаны слегка закружилась голова, она сразу вспомнила Краева.

— Ну а сами-то вы, Николай Ильич, в это вери­те? — тихо спросила она. — А то ведь кто ищет...

— Тот всегда находит ба-альшое приключение на свою попу, — усмехнулся Забелин. На Варенцову он смотал испытующе. — Все, кто знает, — верят. А все, кто верит, - ищут. И ваш покорный слуга, и глава администрации, и майор Колякин, и вор Тя- нитолкай... И вы, когда поверите, тоже будете ис­кать. Ту самую дверь. Чтобы хлопнуть и уйти. По­тому что она

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату