Ошибка '2012'. Джокер

последний раз гото­вил ей ужин?

Краев тоже почему то кашлянул, отвернулся, ткнул в картофелину спичкой и принялся опорож­нять электрочайник, в котором всё и варилось.

— Прошу. Горячая.

— Угу. — Варенцова сразу потянулась к селёд­ке, после чего ткнула вилкой в сторону кота — Ну а мой обормот как? Не скучал?

— Думаю, что нет. Некогда ему было, — отозвал­ся Краев. — Весь в делах! Построил всех местных

1 Говорят, Александр Игаевич. не желая беспокоить домашних, иногда сам себе варил подкрепиться непосредственно в кабинете.

котов, переметил весь райцентр, сожрал обе ваши баночки, а колбасу чуть с руками не оторвал... Те­перь вот спит, блаженное существо. Никакого тебе социума с моралью, ханжеством, предрассудками... Сплошная искренность и целесообразность. Хочет есть — ест, хочет спать — спит...

Сказал и почувствовал, как слева за ухом начала возникать слишком хорошо знакомая тяжесть. «Гос­поди, второй день подряд!.. — мысленно возопил он. И сразу невольно усовестился: — Спасибо, что хоть в поезде не развезло...»

— Да, хорошо быть кисою, хорошо собакою. Где хочу, пописаю, где хочу, покакаю. — Оксана не удер­жалась и поддела ещё кусок селёдки. — Олег, а мож­но вас насчёт Тихона и завтра напрячь? Вы с ним вроде поладили, а в обед я обязательно забегу...

Как же ей было спокойно, уютно и хорошо. Мо­жет, первый раз за все последние годы. Вот так си­деть в домашних тапочках и болтать с этим умным и хорошим человеком, носившим такое славное имя: Олег... Снова чувствовать глубоко внутри робкую дрожь вроде бы давно похороненной струнки... И хо­лера-то с ним, с выпоротым судьёй, а заодно и со звёздочкой, слетевшей с погон. Кажется, они привели её именно туда, куда было надо. Если правда, что за всё нужно платить, за эту встречу с неё нзяли очень по-божески... Так ей. по крайней мере, казалось...

Краев улыбнулся криво, через силу, уже чувст­вуя, как перспектива товарищеского ужина катится в тартарары.

— Завтра, — выговорил он, — меня с утра везут в лес. Отец noi-ибшего сослуживца пригласил... Хо- гите, ключ от номера оставлю? Пускай Тихон ба­зируется... дорожку он знает... чтобы вам в бун­керной двери лазейку для кота автогеном не вы- 1>езать...

Последние слова он договаривал уже с закрыты­ми глазами. Л когда, спохватившись, разлепил веки, то встретил пристальный взгляд Варенцовой.

— Опять болит? — негромко спросила она

— Да., есть немножко, — сознался Краев и тихо сел на пол. — Там... в тумбочке.» контейнер. Один шприц... и две капсулы., жёлтые...

Шприц оказался в руке у Оксаны без всякой за­держки, непонятно каким волшебством. Восприятие во время приступов выделывало занятные штуки, включаясь, кажется, на одну секунду из каждых пя­ти. Краев потянулся за шприцем, но рука была хо­лодная, мокрая и неуклюжая. Оксана сама задрала ему рукав, нащупала вену...

— Тебе, может, врача? — скачала она, вытаски­вая иглу. — «Скорую»? Я сегодня слышала, у них тут в больнице специалисты очень хорошие...

Краев близко увидел её глаза и вдруг понял, ка­кой женщиной была суровая подполковница Может, сегодняшний приступ был ему ниспослан нарочно затем, чтобы он это уразумел. Он выбил зубами дробь по кромке чашки, заливая гусевское снадобье, и стал ждать если не облегчения, то по крайней мере спасительного забьггья.

Оксана сидела рядом с ним на полу, обнимая, поддерживая, невыразимым образом отгоняя прочь боль. В какой-то момент она даже примерилась, а не получится ли уложить его на кровать, но Олег был покрупней, чем она, а безвольное тело стано­вится чудовищно неподъёмным, уж ей ли было не знать. Дотянувшись, она стащила с кровати старый клетчатый плед и закутала Краева.

Почти сразу к ним присоединился Тихон. Зевая во все клыки, кот потоптался у Краева на ногах, по­том полез выше, покрутился, ища единственно вер­ное место, и наконец устаканился в немыслимой по­зиции — тёплой урчащей меховой подушкой у Олега под левым виском.

Оксана приткнулась к нему головой с другой стороны, чувствуя, что вот-вот разревётся. Так вот, значит, ради чего Олег припас левый револьвер с бумажкой на стволе. Чтобы уйти по собственной во­ле, а не тогда, когда прикажет болезнь. И не вме­шаться, и не помочь, и не остановить... Только-толь­ко померещившегося ей принца на белом коне...

Песцов. Все в лес!

— Значит, говоришь, по капельке? В тесной муж­ской компании? — Бьянка усмехнулась и положила ногу на ногу так, что куцый халатик явил взгляду кружева от Диора. — Ну и чем же закусывали?

Туалет её был роскошен, вызывающе утончён и являл собой ярчайший контраст по сравнению с гостиничными реалиями. Особенно с постельным бельём.

— Рукавом занюхивали, — буркнул Песцов. — «Кристалл» закусывать нельзя, весь букет испор­тишь. Ты, Бьяна, понимаешь, это ж батя того пра­пора... который за рулём сидел... Ваньки... Так вот, очередь из калаша ему врезала метров с полета. Ты, Бьяна, понимаешь — из калаша?

— Ну? — Бьянка потянулась, хмыкнула и поиг­рала полой своего халатика. — Понимаю.

— А ничего ты, Бьяна, не понимаешь, — начал злиться Песцов. — На нём броник был, экспери­ментальный, с металлокерамическими вставками. Дерьмо ещё то. Одну нулю та вставка держит, а если больше — хрусть. На острые, твёрдые, как ме­талл, фракции. И всё, кончился Ванька. А потом все кончились. Кроме меня и сержанта. И мне бы каиец пришёл, если б не он. Даром что писатель — мужик-

Песцов зарычал и вытер глаза

— Знаешь, Сёма, за что я тебя вообще-то люб­лю? — неожиданно рассмеялась Бьянка - За то, что дурак. Сколько жизнь тебя била, а ничего ведь не вбила. Вернее, не выбила. Всё-то тебе подавай лю­бить, дружить, доверять, локоть чувствовать... При­чём в смысле опереться, а не под рёбра в самый нуж­ный момент... Ну признайся, рассказал ведь этому своему Краеву, что у него есть вещица, за которую я теоретически ему помогла бы с башкой? А? Рас­сказал?

— Ну допустим, — хмуро посмотрел на неё Пес­цов. — Потому что он мне — свой. И чтобы загибал­ся на моих глазах, не хочу... Короче, поможешь? Хреновину он тебе, кстати, точно отдаст. Она ему, как я понял, особо-то не нужна.

— Тогда путь не тянет, а то ему недолго оста­лось, — зевнула Бьянка. — И, между прочим, неопе­рабельную опухоль убрать — дело даже для меня не самое простое. И не самое быстрое. Да, кстати, — деньги вперёд. «Утром деньги — вечером стулья». И никак иначе. Ферштейн?

Песцов закатил глаза к потолку.

— И почему все красивые бабы стервы?.. — вы­рвалось у него. Немного подумав, он злорадно доба­вил: — Давай-ка одевайся и дуй в лабаз, надо при­купить экипировку и харч. Завтра поутру в лес едем. Краев тоже едет, там вот и договоритесь!

— Мы сдали того фраера войскам энкавздэ... — Матвей Иосифович Фраерман оторвался от чтения, покусал губу и взялся за рычажок настольной лам­пы — «made in China», с динамкой внутри. — С тех пор em по тюрьмам я не встречал нигде. _

Прогресс есть прогресс. Лёгкое движение руки — и да будет свет. Не лучина, не свеча, даже не «лету­чая мышь»... К этим бы технологиям да побольше ясности в голове. Интересно, сам-то автор над напи- са!шым хоть немного задумывался? Перечитывал ли, что получилось? Или действовал в убеждении, что схавают и ни одного вопроса не зададут?.. (И ведь хавали, что интересно, ещё не такое — про колхозы, про отсутствие социальной базы для наркомании, про неготовность к войне...)

Матвей Иосифович ещё раз посмотрел на год издании и вздохнул. При минимальных умственных затратах оказывалось, что книга выставляла на­ших беспросветными дураками, а фрицев — полны­ми идиотами. Ибо как ещё объяснить жуткую, в х>тни тысяч погибших, битву за обладание узень­ким полуостровом среди незамерзающих топей? Ну, с нашими (особенно в части бесполезных по- герь) теоретически ещё возможно, но вот что каса­ется немцев, так это навряд ли. «Высшая раса» сво­их молодых производителей на тот момент ещё бе­регла...

— Там девочки танцуют голые, там дамы в со­болях... — Матвей Иосифович бережно развернул карту-трёхвёрстку выпуска тридцать девятого года, достал циркуль-измеритель и с видом заправского полководца — а что, не Боги там в штабах горшки обжигали! — начал прикидывать по ветхому под­линнику, насколько реально было пресловутое «второе кольцо». — Лакеи носят вина гам, а воры носят фрак...

Хоть тресни, ни стратегических необходимостей, ни просто видимых причин нащупать не удавачось. Не Прохоровка, не Сталинград — то-то в мемуарах и учебниках о здешнем сражении разве что мимо­ходом, подробно же — лишь в специальной, места­ми не до конца рассекреченной литературе... И тем не менее у Пещёрки наши с немцами сошлись во­истину насмерть. Не отступали ни на шаг, броса­лись в рукопашную, чуть не зубами рвали друг дру­гу глотки, порождая очередную Долину Смерти на русской земле. И ведь погибали и заживо уходи­ли в болота далеко не штрафники с заградотрядами за спиной: Элитные части НКВД схлестнулись — не фиг собачий — со спецформированиями СС. Как видно, был интерес, да не простой, а козырный. Вот только какой?..

— Возьми ты эти франки и жемчуга стакан... — Фраерман положил циркуль, снова вздохнул и на­лил из термоса холодного, как он любил, бруснич­ного морса. - За это ты отдай мне секретного завода план... — Поднялся и неспешно заходил кругом рас­кладного стола, благо размеры палатки позволяли не пригибать головы. - Там девочки танцуют голые, там воры в соболях... Тьфу...

«Тьфу» не в плане морса и подавно не в пла­не девочек — по поводу собственных мыслительных способностей, явно запылившихся и заржавевших. Что-то таилось совсем рядом, лежало наверняка на поверхности, а ухватить себя не давало. «И на что тебе, дед, было тому „Мессеру' хвост обрубать? Что за важный объект он в последующие пять минут мог разбомбить?.. Там же топи кругом — Луну застелить хватит... А если не топи, то ЧТО?..»

Ответа не было...

Эта неделя вообще выдалась исключительной. Вначале явился Чёрный Болт, сделавший ноги с зоны, потом кореш Васька приволок сослуживцев своего Ваньки, один из которых при бабе, а это, согласно примете, хуже некуда, гораздо хуже, чем на корабле. И, видимо для равновесия, следующая неделя обещала быть ещё круче. Придётся ехать ещё за одной бабой. Да какой!.. Матвею Иосифови­чу предстояло встречать полномочного представи­теля «Немецкой службы по оповещению близких родственников павших бывшего немецкого Вермах­та» доктора фрау Киндерманн. Без неё, без этой фрау, оказывается, теперь нельзя копать фашист­ских солдат. «Ага, разбери-ка в раскопе, по пояс в грязи, чьи там кости, иаши или немецкие. И если фрау поблизости не видать, так что, обратно по- ложь?.>

Матвей Иосифович был вообще-то совсем не против женщин, даже наоборот. Но не здесь. Не в Долине. А уж если баба красивая, вот как эта Эль­вира.. Ох1

Фраерман допил морс, убрал карту и взялся за рацию.

— Третий, это первый... Доложи по гостям. .

— Пахан, докладываю, — без паузы, будто специ­ально ждал, отозвался Кондрат Приблуда, «поддуж­ный» Фраермана, ответственный за порядок. — Пос­ле чаю выгуливались все втроём минут двадцать шесть. Базарили без понта, глазели на уток. Затем писатель отлил и пошёл к Василию Петровичу, а рыжий с изенбровкой выкупались и двинули к себе в палатку. Сожительствовать, наверно.

— Слушай, Кондрат, — нахмурился внук героя войны, — ты кончай меня паханом крестить, дети ведь слышат.

— Да ни хрена они, па... Матвей Иосифович, не слышат, - усмехнулся Приблуда — На охвате они, в коллективе, у костра. Борода Коля и им так по ушам ездит...

— Я тебе, Кондратий, сказал, ты меня услы­шал, — буркнул Фраерман. — Что там на ужин-то? Гречка с тушёнкой, говоришь?.. Свистни-ка балан- дёру, чтобы порцайку мне подогнал...

Это милое Монте-Карло очень похо­же на разбойничий вертеп...