ВСЕ
(в зал, как бы извиняясь):
ВЕЧНОСТЬ!Дамы отходят в одну сторону, поэты в другую.
ДАГРЕН
(всхлипнув). Девочки, давайте дружить!
ЛЕВА
Ссориться глупо, ребята, нас мало, нас, может быть, четверо…
АНТОН
Во всяком случае, трое…
ЛЕВА
(аплодирует Антону). Какая самокритика! Браво, Антоша! Билл, Саня, какой у нас Антоша скромный! Я тоже очень скромный, но все-таки признанье потомков – штука приятная. (Поднимается по лесенке.) Тут один парень из XXI века в соседнем блоке рассказывал: стоит мне памятник в Москве возле Политехнического (влезает в чашу весов, чаша немного опускается), огромный памятник на коне и в милицейской форме.
АНТОН
А мне ребята из XXII говорили (лезет по лестнице), у интеллектуалов на устах один Биверлибрамс. (Влезает в чашу, чаша опять немного опускается.) Курят сигареты «Биверлибрамс». Каково?
ШЕКСПИР
(лезет по лестнице). А меня рисуют на фаянсовых тарелках! (Влезает в чашу, чаша резко идет вниз.)
ПУШКИН
А я памятник себе воздвиг нерукотворный! (Лезет по лестнице.)
ЛЕВА
Ну, почему же нерукотворный, Шурик? Возле кино «Россия» стоял ма-а-аленький памятник, вполне рукотворный. А из гипса тебя налепили – ужас!
ПУШКИН
(влезает в чашу, чаша резко идет вниз и опускается на пол). И, кроме того, на спичечных коробках и на конфетах меня изображают. (Поэты сидят молча, задумчиво глядя в пространство.)
НИНА
Бывало, на танцы приду, монтажники в драку…
ДАГРЕН
А я один раз ехала на велосипеде, а из автобуса брюнет как посмотрит…
АННА КЕРН
У меня был большой успех среди синих кирасир…
СМУГЛАЯ ЛЕДИ
О себе я молчу.
Вбегает сияющий, радостный поэт XXX века Бу.
БУ
Поэты-братья, поздравьте меня, я нашел к вам коммуникацию! Весь день сидел в туалете, искал и вот перехожу на примитивную связь! К сожалению, должен огорчить дам – я чижик! Я чижик, но я всех люблю! (Кружится.) Люблю! Целую! Я чижик! Я всех люблю и даже немного дам! (Трепеща руками, словно крылышками, прыгает в свободную чашу весов, чаша опускается до самого пола, поэты поднимаются вверх.) Ваш памятник, Лева, мы обнаружили в раскопках, правда, без головы и без хвоста, но опознали, опознали! Следы Энтони тоже нашлись – эта надпись губной помадой на полотенце, вы, конечно, помните! О Шуре я уж и не говорю – к нему не заросла народная тропа! Вот, правда, вас, Вильям Давыдович, уже никто не знает, но все равно я вас люблю, потому что я чижик! Чижик-пыжик, где ты был, на Фонтанке водку пил…
Звучат фанфары. На сцену выходят Плутон, Дионис, Эсхил, Эврипид, Ксанфий, Кербер, Эмпуса, Ламия, вползают стоглавая ехидна и Тартесская мурена, появляются псы Кокита и Тифрасские Горгоны. Все в сборе.
ПЛУТОН
Прошу весы очистить. НачинаемМы диспут наш. Пускай весы покажут,Кто в Грецию достоин возвратиться,Неся в руках для граждан, как спасенье,Поэзии громокипящий Кубок.ХОР ЛЯГУШЕК
Вот начинается спор двух великих поэтов афинских.Спор шлемоблещущих слов, оперенных султаном, вскипает.Стружкой завертится острое слово искусной работы.Пора! Начинаем!В честь Диониса НисейскогоДружно мы песню поем.Смело поэзию мыОт мрачных врагов защищаем.Дионис-Дионис,Наш кудрявый кипарис,Бог цветов и юных Муз,Наш таинственный арбуз.ХОР ГРАФОМАНОВ
Хорошо тому живется, кто в коровнике живет.Молочишко попивает,Стенгазету выпускает. Песню звонкую поетИ с молочницей гребет.Та же площадь в Афинах. На ступенях храма сидят Клеофонт, Агафон и Пробул.
ПРОБУЛ
Сограждане, но что с Алкивиадом?Его не видно. Массы смущены.Тоскует сердце, селезенка стонет…Куда тиран любимый запропал? АГАФОН
Три дня уже прошло, как ЛисистратуУнес он в неизвестном направленьеДля продолженья спора о войне…КЛЕОФОНТ
(украдкой хихикая).
Быть может, Лисистрата победилаДеспoта нашего, народного любимца?(В толпе Графоманов осторожный смех,Клеофонт встает.)Быть может, маршал страстью роковойТак истощен, что к нам прийти не может? (Смех становится сильнее,Клеофонт расправляет плечи.)Быть может, людоеда довелаДо судорог лихая Лисистрата? (Толпа хохочет,Клеофонт выпячивает грудь.)Быть может, чучело свирепое ужеДо корки стерлось, с Лисистратой споря?(Дикий хохот толпы,Клеофонт поднимает руки.)Народ Афин! Свободный мой народ!Во имя демократии священнойОтпор мы дать должны его гоплитам,И если не сдадутся – зарубитьНа месте всякого, кто служит тирании! (Гробовое молчание Графоманов. Клеофонт в панике
оглядывается. Гремя доспехами, на сцену выходит
Алкивиад под руку с Лисистратой.)
АЛКИВИАД
(подходит к Клеофонту, одной рукой хватает
его за волосы, другой вытаскивает меч).
Чья голова?КЛЕОФОНТ
(дрожа).
М-м-моя…АЛКИВИАД
(поднимает меч).
Ну, если твоя…КЛЕОФОНТ
Ваша, ваша голова, преданная вам ваша голова…АЛКИВИАД
(размахивая мечом).
Ну, если моя…КЛЕОФОНТ
(визжит).
Тела! Моего несчастного тела!АЛКИВИАД
То-то!(Отшвыривает Клеофонта,вкладывает меч в ножны.)Ну, Лисистраточка, поведай господам,Чем кончился наш спор,Пленительный и бурный.И мне узнать не грех,Поскольку ничегоНе понял из того.Что ты три дня кричала.ЛИСИСТРАТА
(смиренно выходит вперед).
О женщина Афин, солдата возлюби,Пропахшего огнем, зловонным диким потом!Чем больший он бандит,Тем лучший всадник он,И в этом я, лошадка, убедилась.(Восхищенный шум Графоманов, свист, крики, смех.)
АЛКИВИАД
(в толпу).
Всем мужикам такие диалогиПеред походом стоит провести!(Хохочет вместе с толпой Графоманов, хватает
Лисистрату, танцует с ней вместе вызывающий
хамский танец. Лягушки безмолвствуют.)
Входит Геракл, таща на одном плече обвисшее тело народного кумира Фриниха. Сваливает тело на ступени храма, брызгает в лицо Фриниху водой из фонтана, садится рядом. Фриних недвижим.
ГЕРАКЛ
Ну, Фриних дорогой, надеюсь, ты запомнил,Как яблоки из сада ГесперидДобыл твой друг, Антея по дорогеПрикончив, чтоб мамаша Гера знала,Как пакости мне делать. А потомБусирис-гад с сынком АмфидимантомМеня же в жертву моему же папеХотели принести. Однако дудки! Геракл не лыком шит. Чего молчишь?Двенадцать подвигов с тобой мы разобрали.Описанных фольклором. Ух, мерзавцы!Опишешь ты, мой Фриних, не двенадцать,А сто двенадцать… Почему молчишь?(Трясет Фриниха, потом заглядывает ему в лицо,
печально присвистывает, отворачивается.)
