привлекаешь. Э-э… То есть пойми меня правильно, не то чтобы…
– Какое совпадение, – безучастно произнес он. – Вообще-то ты меня тоже.
– Но..
– Ты подвернулся в неудачный момент, вот и все.
Остаток пути до кампуса мы проехали в довольно-таки неприятном молчании.
За минувшие двенадцать часов поиски, судя по всему, вышли на новый виток. Теперь вокруг сновали сотни людей: люди в униформе, люди с собаками, камерами и мегафонами, люди, которые покупали булочки в передвижной закусочной и пытались что-нибудь разглядеть сквозь тонированные стекла фургонов с телевидения (помимо «ЭкшнНьюз-12» прибыли два канала, один из них – бостонский), припаркованных на лужайке вместе с десятками не поместившихся на стоянке машин.
Мы нашли Генри на портике Общин. Он увлеченно читал переплетенную в пергамент книжицу на каком-то восточном языке. Чуть поодаль, развалясь на скамейке как парочка тинейджеров, передавали друг другу стаканчик с кофе сонные, взъерошенные близнецы.
– О, доброе утро, – оторвавшись от книги, поздоровался Генри, когда Фрэнсис со злобной миной пнул его в ступню.
– Как только у тебя язык поворачивается? Я и пяти минут сегодня не поспал! У меня во рту уже три дня ни крошки не было!
Заложив страницу ленточкой, Генри сунул книгу в нагрудный карман.
– Ну, тогда пойди купи себе какую-нибудь плюшку, – предложил он дружеским тоном.
– У меня нет денег.
– Я тебе дам.
– Не хочу я никаких вонючих плюшек!
Я оставил их вдвоем и подсел к близнецам.
– Ты вчера полжизни потерял, – сообщил Чарльз.
– Я уже понял.
– Жена Хью показывала нам детские фото полтора часа подряд.
– Если не дольше, – сказала Камилла. – А Генри пил пиво из банки.
Мы помолчали.
– Ну, а ты чем занимался? – спросил Чарльз.
– Ничем особенным. Фильм смотрел по телику.
Близнецы сразу оживились:
– Правда? Какой? Про столкновение планет?
– Мы тоже смотрели вполглаза, пока кто-то не переключил на другой канал, – сказала Камилла.
– Чем все закончилось?
– А вы до какого места досмотрели?
– До лаборатории в горах, когда эти юные энтузиасты насели на того старого циника, который все знал, но не хотел помогать.
Я пересказывал развязку, когда вдруг из толпы вынырнул Клоук. Я замолчал, ожидая, что он подойдет к нам, но он только кивнул и направился к Генри. Я напряг слух.
– Слушай, так и не удалось вчера с тобой толком поговорить, – донеслись до меня слова Клоука. – Я связался с теми парнями в Нью-Йорке – Банни там не было.
Генри ответил не сразу:
– Мне казалось, ты говорил, что с ними нельзя связаться.
– Да нет, так-то можно, просто заморочно. Но я говорю, они его все равно не видели.
– Откуда ты знаешь?
– Что?
– Мне казалось, ты говорил, что им нельзя верить ни капли.
– Я такое говорил?
– Да.
– Короче, слушай сюда, – сказал Клоук, снимая темные очки. – Эти ребята не врут. Как-то не сразу об этом подумал, ну да ладно, сейчас доперло – в Нью-Йорке Банни попал во все газеты. Так вот, если б они что-то с ним сделали, то уж точно не сидели б сейчас там у себя и не трепались бы со мной по телефону.
Генри не отреагировал, и Клоук не на шутку занервничал:
– Эй, что за дела-то такие? Ты ведь ничего никому не сказал, а?
Генри издал невнятный звук, истолковать который можно было как угодно.
– Что?
– Никто ни о чем не спрашивал.
Клоук, которого такой поворот в разговоре явно не успокоил, ждал продолжения. В конце концов, пытаясь скрыть замешательство, он вновь нацепил очки.
– Э-э, ну ладно… Это самое… Увидимся.
Когда он исчез, Фрэнсис изумленно воззрился на Генри:
– Что, скажи на милость, ты затеваешь?
Но ответа не последовало.
День прошел как во сне. Голоса, лай собак, тугой гул пропеллера вертолета. Дул сильный ветер, и его шум в верхушках деревьев был похож на рев океана. Вертолет прислало Главное полицейское управление штата Нью-Йорк; говорили, что он оснащен специальным инфракрасным тепловым датчиком. Помимо этого какой-то доброволец предоставил для поисков устрашающую конструкцию под названием «дельтамотолет» – теперь эта чертова штуковина тарахтела у нас над самой головой, и я ждал, когда она наконец рухнет в бурелом вместе со своим ретивым пилотом. На смену спонтанным и жидким цепочкам пришли настоящие фаланги, каждой из которых руководил человек с мегафоном, и волна за волной, в строгом порядке мы маршировали по укутанным снегом холмам.
Пастбища, поля, поросшие кустарником высотки. На подходах к подножию горы местность шла под уклон. Внизу стоял густой туман, и долина была похожа на огромный дымящийся котел, из которого, как головы грешников, торчали макушки деревьев. Мало-помалу мы спустились на дно, и весь остальной мир перестал существовать. Рядом со мной шел Чарльз, раскрасневшиеся щеки и шумное дыхание не давали повода усомниться в его материальности, но выбившийся на несколько шагов вперед Генри уже стал призраком, и его силуэт уплывал от нас сквозь белесую муть, до странности легкий и иллюзорный.
Спустя несколько часов мы одолели долгий подъем и набрели на арьергард другого, менее многочисленного отряда. Там были люди, чье присутствие здесь меня удивило и даже немного тронуло: Мартин Хоффер – старый, заслуженный композитор с музыкального факультета, средних лет женщина, которая всегда проверяла студенческие карточки на входе в столовую, однотонное драповое пальтишко почему-то придавало ей невероятно трагический вид, доктор Роланд, чьи трубные соло на носовом платке разносились далеко окрест в стылом воздухе.
– Смотрите, это случайно не Джулиан? – вдруг удивленно спросил Чарльз.
– Где?
– Разумеется, нет, – отозвался Генри.
Но он ошибся – это действительно был Джулиан. Он делал вид, будто не замечает нас, до тех пор, пока игнорировать нас стало уже физически невозможно. Он внимал субтильной низенькой женщине с остреньким личиком, в которой я узнал общажную уборщицу.
– Ба, вот так сюрприз! – воскликнул он, обратив к нам притворно удивленное лицо, едва его собеседница замолчала. – Подкрались, как кошки. Вы знакомы с миссис О'Рурк?
Миссис О'Рурк застенчиво улыбнулась:
– Ну, для меня-то они уже старые знакомые. Молодежь думает, уборщицы их в упор не видят, но я вот знаю вас всех в лицо.
– Я и не сомневался, – сказал Чарльз. – Меня вы уж точно забыть не могли – Бишоп-хаус, десятая комната, помните?
Он произнес это с такой теплотой, что она польщенно зарделась.
– Еще б не помнить – ты тот самый малый, который всегда таскал у меня швабру.
