Шел дождь. Мелкий, моросящий дождь, первый в эту осень, он возвещал о конце бабьего лета. Он был почти бесшумным, лишь легкий перестук по крыше почти невесомых капель вторгался в заунывную песню горской флейты. Скоро вслед за ним придут нескончаемые ливни, собьют на землю желтую листву и обнажат черные стволы деревьев. Небо, еще сегодня утром ясное, сейчас почти полностью затянуто тучами, лишь далеко на западе пробивается тусклый свет солнца.
Прикрыв глаза, Ангел слушал печальную мелодию флейты. Он не видел музыканта, ему казалось, будто музыка льется отовсюду. Словно вода, сглаживающая острые грани прибрежных камней, музыка притупляла остроту чувств, успокаивала, баюкала.
Посланник стоял, опершись о перила высокого крыльца буриона -- 'дворца' царя тавлантиев. Бурион представлял собой трехэтажный бревенчатый сруб. Он был много больше всех остальных домов, расположенных в строгом порядке в черте крепости. Резные коньки и наличники маленьких, закрытых слюдой окон, точеные перила, выкрашенные в темно-красный цвет дубовые бревна и изящная башенка на крыше, резко выделяли его среди скромных иллирийских избушек. Хотя сие сооружение и не могло тягаться с ослепляющей роскошью дворцов персидских царей, для живущих в здешних краях людей это был шедевр архитектуры, что признавали даже греки, которых такими вещами было сложно удивить.
Бурион был самым высоким сооружением в Сал-Скапеле и, располагаясь на высшей точке горы, гораздо выше крепостной стены, позволял наблюдателю, даже не поднимающемуся в башенку, а стоящему на крыльце, видеть, как на ладони, всю долину.
-- Что-то ты печален сегодня, Веслев.
Завороженный музыкой, Ангел не услышал шагов подошедшего человека. Царь встал рядом с Ангелом, скрестив руки на груди. Ангел, не открывая глаз, сказал:
-- Небо плачет, Главк. Как тогда... Десять лет назад в этот день мы спускались с гор к Эордайку[198]
. Они почти настигли нас.
Главк молчал, Ангел продолжил:
-- Помню, я тогда совсем не ожидал, что ты примешь мальчика. Ты сразу же нажил себе столько врагов. Кассандр и Алкета... Я нес его к тебе, мы несли, безо всякой надежды. Кто он был тебе -- сын свергнутого царя, наследник царства, погрязшего в междоусобицах. Я не мог его бросить, но мне не к кому было идти.
-- Ты принес мне четвертого сына, -- спокойно сказал царь, -- но я никогда не понимал, зачем ты помогал покойному Эакиду? Зачем спасал его сына? Ты не эпирот и не иллириец. Ты не македонянин, не грек, не фракиец. Почему ты помог мне и моему тестю, когда мы были разбиты Александром? Позже, когда я узнал об ужасной судьбе непокорных Фив, разрушенных Македонянином до основания, у меня волосы зашевелились на голове, при мысли о том, что подобная участь ждала и нас, не вмешайся ты, не отправься послом к бешеному сыну Филиппа. Ты помогал нам и позже, советом, успешным посольством. Сейчас спесивые греки признают меня царем всей Иллирии, а двадцать лет назад считали всего лишь варварским князьком, выскочкой. При моем дворе живет множество эллинов. Учителя, мастера, воины. Я горжусь тем, что мои сыновья больше похожи на греков, чем некоторые голодранцы, нищенствующие в Аполлонии. Благодаря тебе. Ты навечно друг Иллирии, Веслев, но многие из нас, а иногда и я сам, приходим в трепет, вспоминая, как легко ты одолел год назад в потешном бою Плеврата. А ведь Плеврат молод и он один из первых мечей Иллирии. Я знаю тебя тридцать лет, уже тогда твои волосы были седы. Все тот же седой мудрец с телом зрелого мужа. Ты всегда появляешься, когда твоя помощь будет ценна для меня и моего народа, а затем внезапно исчезаешь. Единственное, что ты попросил за эти годы -- приютить Пирра. Снова попросил не за себя. Я теряюсь в догадках. Ты бог, Веслев?
Ангел улыбнулся.
-- Ты уже спрашивал меня об этом, Главк. И даже не один раз. И как прежде, я отвечу тебе -- я не бог. В жилах моих течет такая же красная кровь, как у тебя, а вовсе не божественный ихор.
-- Царь внимательно посмотрел на Ангела, но ничего не ответил. Некоторое время оба не произносили не звука, размышляя каждый о своем. Наконец Главк нарушил молчание:
-- Думаю, что прием мы устроим сегодня же. Надеюсь, уважаемые послы успели отдохнуть с дороги?
-- О да, баня, как всегда, была великолепна. И обед ей под стать. Дорога была не обременительна. Не то, что десять лет назад. Помнится, тогда Эордайк вспучило от многодневных дождей, и переправа была очень трудна. Да еще с двухлетним ребенком, -- Ангел прикрыл глаза, вспоминая, лицо его было мрачно, -- когда мы спустились к реке, нас было четверо, не считая Пирра, преодолеть бурный поток смогли лишь двое... Бедняга Гиппий. И та женщина, Дейпила, нянька царевича... Надеюсь, Андроклид позаботился, чтобы мальчик не забыл их имен.
Главк улыбнулся:
-- Андроклид позаботился. И об этом и о многом другом, вот увидишь.
-- Очень надеюсь.
Царь поскреб седую бороду.
-- Скажи мне, Веслев, зачем ты привез этих эпиротов? Едва я узнал о твоем приезде, первой моей мыслью было -- 'время пришло'. Ты знаешь, я доверяю твоей мудрости, но не слишком ли рано пришло время? Ему двенадцать лет.
