Ливия приподняла бровь.
-- Три года не слышала, как звучит это имя. Чего ты хочешь, Прим? Погубить мою нынешнюю репутацию? Зачем было играть целомудренную домну, если в нужный момент тебе потребовалась не Ливия Терция, а Ктимена Коринфская?
-- Вы мне нужны обе, -- Аппий потянулся. -- Отдохнуть хочу. Утром я уеду, оставлю тебе письменные инструкции. Чего-то я сегодня... переусердствовал. В непривычном направлении.
-- Да уж, -- поморщилась Ливия, -- с десяти шагов разит, как от винной бочки.
-- За запах не сердись, а насчет остального... ты же знаешь, я не пьянею.
-- Возможно, напрасно.
-- Думаешь? Мне подобное в голову не приходило. Надо как-нибудь попробовать нажраться всерьез.
Ливия фыркнула, изящно прикрыв рот ладонью, как подобает благовоспитанной матроне, хотя она и не была матерью фамилии. Прим снял сандалии и стянул тунику через голову.
-- Ты еще помнишь тот танец, с ножами?
-- Хочешь, чтобы я станцевала? -- спросила Ливия.
Аппий кивнул.
-- Музыки нет.
-- Не беда, я ее воображу.
Ливия усмехнулась и расстегнула поясок.
Ганник с трудом разлепил веки и тут же вновь зажмурился: маленькое окно выходило на восток, и поднимающееся солнце, едва его лучи нащупали себе дорожку, ворвалось в комнату, резанув галла по глазам. Некоторое время он щурился, привыкая, но наконец, открыл глаза. Ганник лежал на кровати одетый, только без сандалий. Голова трещала, как будто по ней били молотом. С трудом повернувшись на бок, галл учуял кислый резкий запах, идущий откуда-то снизу. На полу возле изголовья стоял глиняный горшок. Приподнявшись на локтях, Ганник заглянул внутрь.
-- Не помню, как блевал, -- с трудом ворочая языком, проговорил он.
-- А что помнишь?
Галл повернул голову на голос. Аппий сидел на полу, на тюфяке в углу комнаты, и не глядя на галла, писал что-то на двойной восковой дощечке.
-- Меня помнишь?
-- Тебя помню...
-- Хорошо.
-- ...как пили помню. Как здесь очутились... не помню. Мы где, почтенный Аппий?
-- У меня дома.
-- Где?
-- В моей квартире. В инсуле. Я притащил тебя сюда и положил на кровать.
-- А как же таверна?..
-- К воронам таверну. Воздух там какой-то спертый, опять же, отхожее место через улицу воняет.
-- Ты деньги-то забрал назад?
-- Какие?
-- Ну... те, что ты заплатил. За меня.
-- И это помнишь? Очень хорошо. Амнезию диагностировать не будем.
-- Амне... что не будем делать?
-- Амнезия. Это по-гречески. Беспамятство. Я сказал, что распознавать в тебе беспамятство не будем. Скорее уж во мне. Деньги-то я, по правде сказать, забыл.
-- Вообще-то я не жалуюсь на память и долги не забываю.
-- Не сказал бы, что это дурное качество, -- согласился Прим.
-- Почему на кровати я? Тут же у тебя всего одна кровать.
-- Потому что блевать сверху вниз гораздо ловчее.
-- А-а.
Галл осмотрелся, насколько позволяла подвижность затекшей шеи. Комната была весьма небольшой и крайне бедно обставленной. По правде сказать, из мебели была только кровать. Ни стульев, ни стола, ни сундука для вещей здесь не обнаруживалось. Штукатурка на стенах кое-- где облупилась, обнажая кирпич. Пожалуй, самой примечательной деталью интерьера были бесчисленные автографы предыдущих съемщиков. Сакральная фраза 'Здесь жил ...' встречалась столь часто, что на стенах уже не было живого места.
На окне сидел большой серый кот и таращил зеленые глаза на похмельного галла. Ганник устроил коту гляделки, но тому подобное занятие не понравилось, и он мягко, совершенно бесшумно спрыгнул на грязный пол.
