ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
С мобильника я позвонил бывшему продюсеру Земфиры. Бурлаков жил неподалеку от «Мосфильма», легко согласился на разговор, и через полчаса я был в районе набережной Шевченко, рядом с его домом.
Мой деловой настрой несколько контрастировал с Лениным домашним прикидом: спортивные треники, шлепанцы, майка с экзотической надписью «Я видел НЛО в Розуэлле» [39] . Но не в смокинге же принимать гостей в собственной квартире? Из дальней комнаты звучала фонограмма какой-то детской песенки и собачий лай – в подпев. Через секунду в коридор вылетел коричневый боксер и, обслюнявив мне ботинки, вернулся к музицированию. Вскоре мы сидели с Бурлаковым на кухне-каморке и пили бергамотовый чай, неподдельно душистый.
– Прямо из Лондона, – заметил Леня.
– Вы?
– Чай.
Помнится, Кир Викулкин в своем кратком спиче о восхождении Земфиры запнулся на какой-то питерской девчонке, передавшей Бурлакову кассету уфимской певуньи. Не врал, халявщик! Леня с этого места и начал:
– В девяносто восьмом году на фестивале «Максидром» две девчонки из Питера, Ира и Юля, передали мне кассету, на которой было написано «Земфира». Тогда я каждый день разный материал получал. Положил ее в карман – и забыл. А через неделю, в Балашихе, я там жил одно время, решил прокрутить.
Первой песней шла «Минус 140», затем «Снег», третьей «Скандал». Я стал слушать «140» и сразу подумал: что за Лайма Вайкуле такая? Но тут слова: «Странно, трамваи не ходят кругами. А только от края до края». Я вспомнил Владивосток, я сам из Владика, представил, как ездил с одного конца города на другой. Нашу трамвайную остановку вспомнил. Короче, слова про трамваи меня очень задели. Я понял, что Земфира живет в каком-то провинциальном городе, где жизнь ограничена. От края города трамваи ходят – и до другого края... Стал слушать «Снег» – «Чистая Пугачева!» Особенно когда Земфира кричит – это потрясающе, голимая Алла! И тут подумал: какая клевая ситуация – одновременно и Вайкуле, и Пугачева. Одновременно и романтика, и витиеватость в подаче. Следующая песня «Скандал» – это же Агузарова!
– А чего, пардон, клевого в эклектике? – замысловато вырулил я.
Бурлаков подул на чай:
– А я вообще считаю: если артист напоминает сразу десять—пятнадцать проектов – это хороший артист, правильный, ни на что не похожий.
– Парадоксальная мысль.
– Мысль верная.
Леня достал из холодильника минералку без газов, долил в дымящуюся чашку.
– Ну вот, – продолжил, смакуя чай, как саке. – Я понял, что Земфира представляет собой по крайней мере трех певиц сразу, и я был уверен, что этой женщине, Земфире, года сорок два.
– А Ира и Юля ничего про нее не рассказывали?
– Ничего. Когда они мне кассету передавали, как раз выступал «Мумий Тролль», все волновались, было не до них. А на кассете ничего не было написано – просто «Земфира». Ни города, ни телефона, ни даже названия песен. Где-то через месяц я этим материалом реально заболел. Поставил как-то Илье Лагутенко, он тогда ко всему прочему являлся моим партнером по «Утекай звукозапись». Илья послушал и сказал, как и я вначале: «Лайма Вайкуле какая-то». И забыл. Но я решил Земфиру найти. Через тех девчонок, Иру и Юлю, раздобыл телефон. В августе девяносто восьмого, как сейчас помню, позвонил в Уфу. Говорю: «Мне бы Земфиру». «Это я», – отвечают. «Мне понравился ваш материал. Хотелось бы встретиться». Двадцать шестого августа Земфира должна была быть в Москве – ее какое-то радио пригласило записать пару песен. Договорились, что, как приедет, встречаемся у памятника Пушкину.
Она приехала и сразу позвонила. Я набрал для нее кучу наших пластинок, мы раскручивали тогда «DeadyuieK», «Туманный стон». Загрузил все это в свою новенькую «тойоту». Помню, припарковался у радио «Максимум» и, весь такой из себя пафосный – «Мумий Тролль» тогда был в зените славы, мы как раз готовили альбом «Шамора», – и вот, значит, весь в пафосе, иду к памятнику.
По телефону мы решили, что как-нибудь друг друга узнаем. Я высматривал в толпе ту самую, сорокалетнюю...
Тут я рассмеялся, представив Земфиру бальзаковского возраста: толстые ноги в капроновых носках, синяя растянутая кофта – рукава закатаны по локоть, клетчатая сумка челночницы, из которой иранским кальяном торчит гитара... Нарисовал картинку Лене, он тоже улыбнулся.
– Ну, немножко по-другому я ее представлял... Короче, чисто интуитивно выхватил ее из толпы: стоит такая, очень просто одетая, в кепке, джинсах. Как подросток. Сорвиголова, реально. Я офигел, когда это действительно оказалась она. На твоих глазах человек молодеет лет на двадцать...
Помню, где-то сели, и я начал хвастаться напропалую: мы то сделали, сё. А потом я задал Земфире вопрос, который всем артистам при первом знакомстве задаю: «Зачем тебе все это надо, чего ты хочешь?»
– «Сеня, а ты Софи Лорен видел? А кока-колу пил?» – Эта не очень популярная гайдаевская цитата застала Бурлакова врасплох.
Он в недоумении посмотрел на меня. Я торопливо ПОЯСНИЛ:
– Слава, деньги, фанаты.
Леня отхлебнул бергамота. Потыкав зубочисткой крошки на столе, продолжил, как бы пропустив все мои фразы мимо ушей:
– ...И если артист отвечает – мол, хочу петь, всю жизнь мечтал о сцене, я ему: а ты подумай сначала, вон у того человека, который идет по улице, у него есть желание тебя слушать?
– Грубо, но зримо.
– Я тоже так считаю. И вот, значит, спросил Земфиру, и она так жестко мне ответила: «Какое твое дело? Мне бог дал, я и пишу...» Другой бы обиделся, а я еще раз подумал: «Вот это ответ – это что-то невероятное!»
Леня подошел к газовой плите и зажег все четыре конфорки. Действительно похолодало – из освобожденных по весне оконных щелей тянул сквознячок.
– Что было дальше? – Я подумал о мамином вязаном свитере, с рукавами, как у Пьеро.
– Сейчас расскажу. Но я тут вспомнил еще прикол: Земфиру до меня слушали на «Фили-рекордз». И уже много позже мне тамошний директор с досадой говорил: «Блин, ну как же так, она же ко мне первому пришла! Как я ее упустил!» Короче, локти кусал. Тогда, когда она пришла, он просто не мог перебороть себя, не мог перетерпеть эту «наглую девчонку», как он выразился.
– А Земфира – наглая? – спросил я, почему-то вспоминая Маню.
– Да нет, она не наглая, она естественная. И мне, помнится, когда я только приехал в Москву, в девяносто пятом, и разговаривал с людьми, мне говорили: «Леня, ты что, бандит? Ты чего так разговариваешь?» А у нас во Владике такой говор просто – все равно как, скажем, в Самаре окают. Мы так привыкли говорить, и Земфира так привыкла. Нет, она не наглая...
В общем, у Земфиры сорвалась эта запись на радио, она уезжала в Уфу. Я попросил ее выслать еще материал. Кстати, поинтересовался, какую она сама музыку любит. «Massive attack», «Portishead» – она ответила. Меня это вполне устроило. Значит, у нее будет стильная, ни на что не похожая музыка. Что-то новое для отечественной ситуации.
Из Уфы Земфира стала отправлять кассеты поездом, самолетом, почтой. На каждой было песен по 5 – 6. И все мне нравились. Меня это совершенно выбило из колеи.
– Почему?
– Я так для себя определяю: если зацепила хотя бы одна песня из десяти, я уже готов этим заниматься. А у Земфиры мне из десяти нравились все десять. Это меня настолько шокировало – месяца два-три я не соображал, что делать. В общей сложности набралось порядка тридцати песен. Кстати, я потом просто запарился с их отбором для первого альбома.
– Мне бы ваши заботы! – вздохнул я, думая о Маниных уфимских «крохах».
Бурлаков снова с недоумением посмотрел на меня. Кажется, иногда его «терзали смутные сомненья».
