Забытый вопрос

Онъ приподнялъ голову, — его глаза сіяли…

— Ахъ, мн? такъ хо-ро-шо, Лю… Лю-боч-ка, явственно проговорилъ онъ.

— Ну, и слава Богу, и дай Богъ! молвила она въ отв?тъ. И не лгалъ ея языкъ, не 'лицем?рили' ея глаза: она была д?йствительно тронута въ эту минуту, какъ Анна Васильевна, какъ Вася, какъ вс? мы…

На вс?хъ на насъ нашло такое настроеніе, будто совершилось что-то необыкновенно и неожиданно радостное. Анна Васильевна, ни съ того ни съ сего, принялась передразнивать, какъ исправничиха представляла Дарь? Павловн? привезеннаго ею артиллерійскаго офицера, какого-то своего племянника, и говорила ей, что онъ 'хоть ученый, только лоску не им?етъ, такъ она хочетъ его швитче выдрессировать черезъ дамское общество.' — И стоитъ онъ себ?, б?дный, несграбный такой, уши у него длинненькія, а носикъ къ верху торчитъ, какъ у щеночка лягавенькаго, — того и жду я, что она ему по носку швыркъ, да и гаркнетъ на него: 'апортъ, Трезоръ!' И такъ забавно представляла исправничиху и ея племянника Анна Васильевна, и такъ была сообщительна эта ей необычная веселость, что вс? мы, начиная съ больнаго, принялись хохотать до упаду.

— Apporte, Tresor! крикнула Любовь Петровна и, сдернувъ съ руки перчатку, кинула ее черезъ столъ сыну. Я сид?лъ рядомъ съ нимъ, и перчатка упала на мою тарелку. Я схватилъ ее зубами и — откуда прыть у меня взялась! — поскакалъ кругомъ стола, между т?мъ какъ Вася, вскочивъ съ м?ста, б?жалъ за мной, крича: 'отдай, я Трезоръ, я, а ты только Амишка!' Но я не отдавалъ и, доб?жавъ до его матери, склонилъ кол?но и протянулъ къ ней голову съ перчаткой въ рукахъ. Она взяла и слегка ударила ею по щек? Васи:- Вотъ теб?! сказала она, — а вотъ вамъ! и протянула мн? руку. Я жадно прильнулъ въ ней губами. Вася схватилъ ея: другую руку и принялся ц?ловать каждый пальчикъ отд?льно.

— Я тебя на дуэль вызываю, Борисъ!

— И онъ тебя непрем?нно убьетъ, см?ялась Любовь Петровна, car il est plus adroit que vous, monsieur mon fils.

— Еще бы! онъ уже трехъ воронъ на своемъ в?ку убилъ.

— A ты будешь четвертая!

Она посмотр?ла на меня и улыбнулась, и ничего не было насм?шливаго или вызывающаго въ этой улыбк?, ничего того, что прежде такъ смущало меня, когда случалось мн? встр?чаться съ нею. Она была для меня даже не красавица въ эту минуту. Она просто, какъ maman сд?лала бы на ея м?ст?, см?ется и шутитъ съ Васей и со мной, думалъ я. И я такъ же дов?рчиво и невинно, какъ еслибы тутъ была не она, а maman, гляд?лъ ей въ глаза и чувствовалъ, что внутри и кругомъ меня все такъ легко, такъ свободно отъ всякой тяжелой мысли и заботы, какъ будто вс? мы были птицы, прис?вшія на мгновеніе кругомъ этого стола, а вотъ-вотъ вспорхнемъ вс? и полетимъ въ открытое окно…

— A спросите его, maman, говорилъ Вася, — изъ-за чего они ссорятся съ своимъ гувернеромъ!

Я долженъ былъ разсказать, — и постарался передать это какъ можно см?шн?е, — нашу размолвку съ Керети изъ-за bellum и gesta и какъ скучны для меня особенно themes de versification, которыми по два раза въ нед?лю онъ угощаетъ меня.

— Вотъ видите, какъ вкусы разны, сказала на это Любовь Петровна, — а я была бы очень рада, еслибъ этимъ угощали моего сына. Son franeais est loin d'etre irreprochable.

— За то онъ отлично по-н?мецки знаетъ, отв?чалъ я, — а я очень плохо.

— Если хотите, maman, предложилъ Вася, — и если позволитъ тетушка…

— Все заран?е позволяю! воскликнула Анна Васильевна.

— Такъ я могу вм?ст? съ кузиной Галечкой брать французскіе уроки у m-r Керети. A мы съ тобой по- н?мецки займемся, Боря, промолвилъ Вася.

Герасимъ Ивановичъ закивалъ одобрительно головой.

— Умница Вася! весело воскликнула Любовь Петровна, поймала его за шею и поц?ловала.- A вы будете-ли довольны им?ть такого учителя? спросила меня она. — В?дь онъ у насъ престрогій?

— Но справедливый, такъ же шутливо отпарировалъ Вася.

— Дда, да, подтвердилъ улыбающимися глазами отецъ его.

Б?дный челов?къ, какъ безконечно былъ онъ счастливъ въ это утро!….

XXIII

Хорошіе дни настали для насъ съ Васей въ Богдановскомъ. Мы не разставались съ нимъ. Утромъ, посл? двухчасоваго урока съ Керети, я заходилъ къ Лубянскимъ, и мы вс? вм?ст? отправлялись къ Любови Петровн? въ павильонъ. Она пожаловалась какъ-то однажды на усталость и просила насъ притти завтракать къ ней. Съ т?хъ поръ въ павильон? стало часто повторяться это завтраканье т?снымъ и веселымъ кружкомъ, среди котораго Анна Васильевна представлялась чуть не самымъ оживленнымъ лицомъ. Милая женщина была. видимо, такъ счастлива сближенію ея 'Любочки' съ мужемъ и сыномъ, она была такъ рада, съ другой стороны, тому, что ея 'старый' отр?шилъ ее отъ хозяйскихъ обязанностей, ей такъ нравилось это семейное житье, не ст?сняемое ник?мъ постороннимъ, и наши съ Васей молодыя, счастливыя лица, и звонкіе голоса, отв?чавшіе неумолкаемымъ см?хомъ на ея комическіе разсказы и шутки, — что она, по собственному ея выраженію, плескалась среди насъ, какъ красноперая рыбка въ вод? прозрачной… Герасимъ Ивановичъ поправлялся съ каждымъ днемъ; онъ тверже выговаривалъ слова и уже былъ въ состояніи составлять ц?лыя фразы; дольше удерживалъ онъ въ своихъ рукахъ руку красавицы-жены, и страстная улыбка, съ которой онъ гляд?лъ на нее, уже не кривила его губъ, а придавала что-то трогательно-задумчивое его чертамъ, и глаза красавицы уже останавливались на немъ безъ прежняго страха, безъ прежняго отвращенія…

Какъ она перем?нилась за это время, какъ не похожа стала сама на себя! Не знаю, что происходило въ ея душ?, что шевелилось тамъ, въ самой глубин? ея, но словно какимъ-то волшебнымъ опахаломъ св?яло съ ея наружности все то, что прежде и манило, и смущало меня въ ней. Небрежн?е вились ея св?тлые локоны подъ небрежно повязанною подъ тонкимъ подбородкомъ черною кружевною косынкой, которую она теперь почти не снимала съ головы; синіе глаза уже не подымались, какъ бывало, вдругъ, мгновенно загораясь и искрясь то прив?томъ, то насм?шкой, — они словно потухли подъ бархатными своими р?сницами, и равно мягко, равно невозмутимо останавливались они на Вас?, на муж?, на мн?. Л?нив?е, устал?е двигалась она, и длинныя бл?дныя ея руки стали, казалось мн?, еще длинн?е и бл?дн?й. Она перестала быть 'женшиной' для меня: я говорилъ съ нею, какъ съ Анной Васильевной, какъ съ maman. Она см?ялась и шутила, какъ вс? мы, — только и см?хъ ея, и шутки были такъ же тихи, какъ еяглаза, и не чувствовалось при этомъ, что все см?ется внутри ея, какъ это бывало съ Анной Васильевной, когда она принималась 'жартовать' надъ исправничихой и ея племянникомъ. — 'Надо же и мн? быть какъ вс?', говорила, казалось, несообщительная улыбка Любови Петровны…

Посл? завтрака она обыкновенно усаживалась въ длинное кресло, скрестивъ руки на груди, закинувъ голову и полузакрывъ глаза. Она называла это 'regarder en dedans' и просила насъ съ Васей какъ-можно бол?е шум?ть и веселиться въ это время, — а не то, говорила она 'je finirai par n'у plus rien voir'. Кончалось т?мъ, что она засыпала, или притворялась, что спитъ. Герасимъ Ивановичъ, пом?щавшійся въ своемъ подвижномъ кресл? противъ нея, не сводилъ съ нея глазъ, пока въ дверяхъ не показывался Савелій и не увозилъ его въ садъ, гд?, по приказанію доктора, онъ долженъ былъ часа два оставаться на солнц?, и куда сопровождала его обыкновенно Анна Васильевна…

Какъ я любилъ эту минуту дня, въ этомъ уютномъ павильон? Любови Петровны, облитомъ розовымъ св?томъ опущенныхъ сторъ, сквозь которыя, ложась изм?нчивою т?нью на негустой ихъ ткани, пробивались очертанія ползучихъ растеній наружной сквозной галереи! Какъ привлекателенъ былъ этотъ розовый сумракъ и эти легкія т?ни и оригинальное убранство комнатъ; какъ хороша была эта рамка вокругъ неподвижно покоившейся, бл?дной и прекрасной матери Васи! На чердакахъ и въ старыхъ кладовыхъ Богдановскаго Любовь Петровна, еще во время своего перваго пребыванія у Галагаевъ, отрыла ц?лый магазинъ всякаго стараго добра, de vrais tresors, говорила она; все это теперь ?ома Богдановичъ вел?лъ переклеить и перечистить и принести въ ней въ павильонъ. Брюхатые комоды и столы съ вычурными м?дными скобками и бляхами, покрытые грудами саксонскаго фарфора, дубовые р?зные шкафы, черные отъ л?тъ, японскія вазы, изъ которыхъ подымались ц?лые кусты розъ и азалій, огромная кл?тка изъ золоченой проволоки, по жердочкамъ которой прыгали безъ п?сни желтобокія канарейки, а надъ нею такой же огромный