матушки съ Фельзеномъ я никому, кром? Анны Васильевны, не сообщалъ въ Богдановскомъ. Помню, какъ смутилась добрая женщина, когда она объ этомъ узнала, какъ она взглянула на меня съ видимымъ нам?реніемъ что-то сказать, — и не сказала. а только глазами заморгала и отвернулась, а я ей за то весьма храбро отпустилъ:
— Пусть лучше я останусь безъ цв?тныхъ чулковъ (за этою именно посылкой и долженъ былъ за?хать къ матушк? обожатель Любови Петровны), только бы не видать зд?сь этого н?мца!
— A что онъ теб? сд?лалъ, Боренька? живо спросила Анна Васильевна:
— Ничего онъ мн? не сд?лалъ, только безъ него лучше!
Милая старушка не подумала спросить, что я разум?ю подъ этимъ 'безъ него
'Онъ вернется сюда, рано или поздно вернется'. часто думалъ я посл? этихъ моихъ разговоровъ съ Васей и Анной Васильевной, и все явственн?е сталъ я читать теперь признаки неодолимой тоски въ чертахъ, въ каждомъ движеніи Любови Петровны. Съ каждымъ днемъ, казалось, тяжел?е становился для нея ея образъ жизни, и нашъ т?сный кружокъ, и чтеніе Вазари, и нескончаемая возня ?омы Богдановича. A между т?мъ она, какъ бы на зло самой себ?, упорствовала въ этомъ образ? жизни; она никого кром? насъ не видала, перестала вовсе ходить въ большой домъ, об?дала даже у себя въ павильон? и проводила тамъ вечера одна, пожирая томъ за томомъ французскіе и англійскіе романы, которые получала она изъ Петербурга чуть не съкаждой почтой. Анна Васильевна начинала безпокоиться и спросила разъ при мн?: здорова-ли она? Красавица подняла на нее глаза и только улыбнулась, — но отъ этой улыбки у Анны Васильевны вдругъ навернулись слезы… Однажды вечеромъ изъ Васиной комнаты мы услыхали музыку въ павильон?.
— Это Булкенфрессъ играетъ у твоей maman! сказалъ я.
— Развлеченіе ей, по крайней м?р?, отв?чалъ мн? Вася съ улыбкой, — только папа бы это не разбудило…
Онъ прошелъ въ покой больнаго, — но тотъ мирно и сладко спалъ, какъ всегда.
Съ т?хъ поръ все обычн?е и дольше стало звучать фортепіано въ павильон? Любови Петровны, а съ этимъ вм?ст? Булкенфрессъ, съ которымъ я не встр?чался уже очень давно, сталъ вдругъ попадаться мн? на каждомъ шагу. Къ Керети онъ заб?галъ каждый день поутру, въ то самое время, когда я, окончивъ урокъ, складывалъ свои книги и отправлялся къ Лубянскимъ. Онъ былъ необыкновенно любезенъ со мной, н?жно потряхивалъ мн? руку и называлъ charmant cheune (jeune) homme. Но мн? не нравился его лукаво- заискивающій взглядъ и его настойчивые разспросы о здоровьи Герасима Ивановича, о характер? Васи и тому подобномъ, касавшемся Лубянскихъ, разспросами, которыми онъ забрасывалъ меня каждый разъ. Я отв?чалъ ему неохотно и коротко и сп?шилъ уходить отъ него. 'Не для одной музыки повадился онъ такъ часто къ Любови Петровн?', не разъ приходило мн? въ голову, но я не хот?лъ останавливаться на этомъ; я боялся всякой посторонней мысли, способной разстроить тотъ волшебный міръ, въ который я весь былъ погруженъ въ это время. Мы читали съ Васей
Время шло между т?мъ. Успеньевъ день былъ уже недалеко, и вотъ, въ одно прекрасное утро, въ мою комнату вкатился ?ома Богдановичъ съ письмомъ ко мн? отъ матушки. Главная его сущность состояла въ томъ, что батюшк? лучше, но что докторъ никакъ не согласенъ отпустить его пока изъ К., и что поэтому ни онъ, ни матушка никакъ не могутъ опред?лить времени возвращенія своего въ деревню. Въ самомъ конц? сказано было, что письмо это съ посылкой доставятъ намъ в?роятно Рындины, собирающіеся скоро ?хать въ Богдановское.
— Саша зд?сь? вскрикнулъ я, когда дошелъ до этого м?ста, вопросительно обернувшись къ ?ом? Богдановичу, который т?мъ временемъ болталъ съ моимъ наставникомъ на своемъ забавномъ французскомъ жаргон?.
— Саша! A съ чего ты взялъ? воскликнулъ онъ въ свою очередь, подб?гая во мн?.
Глаза его такъ и прыгали.
— Мама мн? пишетъ про посылку…
?ома Богдановичъ не далъ мн? кончить.
— Другой, другой посылку теб? привезъ.
— Баронъ… началъ было я.
Онъ кинулся на меня и зажалъ мн? ротъ рукой.
— A ты молчи! съ хохотомъ заговорилъ онъ, — ходимъ скор?е за тою посылкой!
И, схвативъ за руку, онъ потащилъ меня, мимо недоум?вавшаго Керети, въ корридоръ.
— A слухай же ты, Боренька, зашепталъ онъ тутъ, уц?пившись об?ими руками за пуговицы моей куртки, — никому ты не говори, потому я хочу, чтобъ это сюрпризъ былъ на Успеніе… Такой будетъ имъ вс?мъ сюрпризъ, о побачишь!…
И онъ, заран?е ликуя, принялся мн? торопливо сообщать, что посылку и письмо прислалъ баронъ Фельзенъ съ Трухачевымъ изъ Юрасовки, деревни верстахъ въ 25-ти отъ Богдановскаго, гд? стоялъ другой эскадронъ того полка, въ которомъ служили они оба, и что баронъ будетъ теперь т?мъ, а не нашимъ эскадрономъ командовать, а Гольдманъ останется у насъ до осени, и что Трухачевъ далъ ?ом? Богданоничу офицерское свое слово, что баронъ прі?детъ на Успеніе…
— И окрутилъ я опять того Трухачева т?мъ же его словомъ офицерскимъ, попрыгивая отъ радостнаго волненія съ ножки на ножку, продолжалъ ?ома Богдановичъ, — что не см?етъ онъ никому ни голосомъ, ни какимъ другимъ сортомъ открыть про барона, пока самъ не прі?детъ тотъ. — Такъ и ты-жь смотри, востроносый, какъ маму любишь, клятву мн? сейчасъ давай, что никому про то въ дом? не откроешь, ни даже французу твоему…. A коли, можетъ, онъ пытать тебя будетъ, черезъ кого ты посылку получилъ, говори на меня, да и все! Пусть идетъ до меня, откуда я получилъ. Ну, давай скор?е клятву, давай!
Я об?щалъ ему, и онъ стремглавъ понесся внизъ по л?стниц?.
— Qui donc а apporte cela? спросилъ меня Керети, когда я вернулся въ комнату въ сопровожденіи Максимыча, вносившаго довольно объемистую матушкину посылку.- Ce n'est pas jour de poste ce me semble?
Я отв?чалъ, что доставилъ мн? ?ома Богдановичъ.
— A ему же кто?
— Не знаю, невольно улыбнувшись, сказалъ я.
Керети усм?хнулся тоже и приподнялъ плечи.
— Et pourquoi en fait il mystere le brave homme? on dirait qu'on ne le sait pas!
— A вы разв? знаете? спросилъ я въ свою очередь, не безъ любопытства.
— Не трудно догадаться, объяснилъ мой французъ, — въ первомъ письм? вашей матушки было означено то лицо, чрезъ которое она думала прислать вамъ это, — а я знаю, что это лицо — ce personnage est dans la contree depuis quelqus jours.
— Вы это знали! съ удивленіемъ воскликнулъ я. Какимъ же образомъ?
— Devinez! засм?ялся Керети.
— Je devine, сказалъ я, сообразивъ, что Булкенфрессъ могъ объ этомъ знать и передать ему.
Его лицо перем?нило выраженіе; онъ почти строго взглянулъ на меня и отв?чалъ, что если я и отгадалъ, то могу это держать про себя, и что вообще ни ему, ни мн? н?тъ никакого д?ла до того, что происходитъ въ дом?, временно пріютившемъ насъ, и что ч?мъ скромн?е буду я себя держать въ этомъ отношеніи, т?мъ это будетъ приличн?е и сообразн?е съ образомъ д?йствій d'un enfant de bonne maison.
Я выслушалъ его наставленіе съ достодолжного почтительностію.
'Только зач?мъ же тогда нужно было ему говорить мн?: devinez?' не могъ я не подумать при этомъ…
