необходимости участія рабочаго класса с переходом Россіи к демократическому строю в общеполитической и культурной жизни страны, но и довольно апріорныя заботы об 'ослабленіи кризиса в будущем', о необходимости 'позаботиться о смягченіи ужасов грядущей безработицы и об облегченіи пріисканія заработка т?м, которые вернутся посл? окончанія войны из арміи'. Сов?щаніе поручило Исполнительному Комитету петроградскаго Сов?та вступить с Временным Правительством в переговоры о порядк? введенія 8 -часового рабочаго дня[480].
В законодательном порядк? д?ло мало подвинулось вперед[481] . В итог? получилась анархія на м?стах, гд? при отсутствіи указаній из центра, почти неизб?жно пышным цв?том расцв?тало 'революціонное правотворчество', т. е., то, что выше было названо бытовым двое-властіем. Показательным прим?ром подобнаго м?стнаго законодательства служит 'обязательное постановленіе' о восьмичасовом рабочем дн? и примирительных камерах, изданное Борисовским (Минской губ.) Исполнительным Комитетом за подписью и. д. у?зднаго правительственнаго комиссара прап. Вульфіуса на исход? второго м?сяца революціи — 26 апр?ля. Принципіальное р?шеніе о введеніи 8-час. рабочаго дня в Борисов? было принято еще 28 марта; 18 апр?ля положеніе о нормировк? труда было осуществлено 'явочным порядком'; 26 апр?ля с единогласнаго одобренія 'примирительной камеры[482] издано было особое 'обязательное постановленіе' для 'закр?пленія позицій рабочаго пролетаріата'. Очевидно, не без вліянія правительственнаго воззванія к рабочим, обслуживающим учрежденія фронта[483], борисовскіе законодатели к общему положенію о 8-час. рабочем дн? вводили новеллу, по которой 'впредь до окончанія войны' вс?м предпріятіям, 'непосредственно и косвенно' работающим на оборону, предоставляется устанавливать 'обязательные для рабочих и служащих сверхурочные рабочіе часы', оплачиваемые полуторной платой, при чем в виду Борисовской близости к фронту, вс? 'заводы, фабрики и торгово-промышленныя предпріятія' признавались работающими на оборону; на вс?х предпріятіях учреждались заводскіе комитеты; на примирительную камеру возлагалась обязанность выработать 'минимум заработной платы'... Наконец, Исполнительный Комитет объявлял, что пріостановка предпріятія, чрезвычайно вредная для обороны, повлечет за собой 'секвестрацію его'.
Все это 'законодательное' творчество шло вн? правительственнаго контроля. Нер?шительность или медлительность Правительства сильно снижали его революціонный авторитет в рабочей масс? т?м бол?е, что реальная борьба за 8-часовой рабочій день сопровождалась в 'буржуазной' печати довольно шумной противоположной кампаніей. В ней приняли участіе и марксистскіе экономисты, с добросов?стностью догматиков доказывающіе. нец?лесообразность и утопичность осуществленія рабочаго лозунга в момент хозяйственнаго кризиса[484]. Усвоить эту догматичность довольно трудно, ибо было слишком очевидно, что в взбудораженной атмосфер? революція естественно приводит к пониженности труда; 8 часов 'действительной' работы, как выражалось петербургское соглашеніе 10-11 марта, для народнаго хозяйства им?ло несравненно большее значеніе, ч?м сохраненіе фиктивных норм[485].
Политическій такт для противод?йствія демагогіи всякаго рода экстремистов требовал декларативнаго объявленія рабочаго лозунга. Промышленники не могли не понимать этой элементарной истины. В собраніи матеріалов 'Рабочее движеніе в 1917 г.' им?ется показательный документ, воспроизводящій апр?льское обращеніе Омскаго биржевого комитета, как 'офиціальнаго представителя интересов торговли и промышленности в Омском район?', к влад?льцам м?стных промышленных предпріятій. Омскій комитет обращался к предпринимателям с 'уб?дительной просьбой' принять выработанныя Сов?том условія введенія 8-часового рабочаго дня. 'Принятіе этих условій — говорило обращеніе — властно диктуется государственной необходимостью и правильно понятыми интересами промышленности'. Биржевой комитет, считая пріостановку работ на оборону 'преступной', выражал надежду, что промышленники 'пожертвуют частью своих интересов и не явятся виновниками обостренія классовой борьбы в данный исключительной важности историческій момент'. И когда центральныя организаціи промышленников с н?которым напором оказывали возд?йствіе на Правительство в смысл? законодательнаго непринятія гибельной по своим посл?дствіям той 'временной уступки', на которую они должны были пойти, то в их формальной аргументаціи (докладная записка в март? горнопромышленников Урала), д?йствительно, трудно не усмотр?ть стремленія, при неопределенности экономических перспектив лишь выиграть время, пока не выяснится, в какую сторону склонится 'стр?лка революціонной судьбы'. Такое впечатл?ніе производит, наприм?р, запоздалое (в ма?) постановленіе московскаго биржевого комитета. В нем говорилось: 'Вопрос о 8-часовом рабочем дн? не может быть разсматриваем, как вопрос о взаимном соглашеніи между предпринимателями и рабочими, так как он им?ет значеніе общегосударственное... почему он не может быть даже предметом временнаго законодательства, а должен быть р?шен волею всего народа в правильно образованных законодательных учрежденіях... всякое разр?шеніе этого вопроса в ином порядк? было бы посягательством на права народнаго представительства'. Поэтому промышленники 'не признают для себя возможным разр?шать его в данный момент, как бы благожелательно ни было их отношеніе к интересам рабочих'. В итог? в ма?, когда уже существовало новое 'коалиціонное' правительство, лишь начали 'выяснять' трудный вопрос о 8 час. рабочем дн?, как писал в 'Русском Слов?' изв?стный финансист проф. Бернацкій.
Для промышленников вопрос о продолжительности рабочаго дня главным образом являлся проблемой экономической, связанной с повышеніем заработной платы. За 'восьмичасовой кампаніей' посл?довала и столь же стихійно возникшая борьба за повышеніе тарифных ставок, не посп?вавших за паденіем денежных ц?нностей и дороговизной жизни — борьба, осложненная органически связанной с переживаемым хозяйственным кризисом проблемой организаціи производства, как единственнаго выхода из кризиса. Эта экономическая и соціальная борьба хронологически уже выходит за пред?лы описанія мартовских дней, когда лишь нам?чались признаки будущей революціонной конфигураціи. Так. московская областная конференція Сов?тов 25-27 марта единогласным р?шеніем приняла постановленіе добиваться немедленнаго проведенія в законодательном порядк? (а до того фактическое осуществленіе в 'м?стных рамках и в организованных формах') 'всей экономической минимальной программы соціалистических партій': 8-часовой рабочій день, минимум заработной платы, участіе представителей рабочих на равных правах с предпринимателями во вс?х учрежденіях, руководящих распред?леніем сырого матеріала. В жизни 'фактическое осуществленіе' соціалистических постулатов (в теоріи представлявшееся в вид? 'твердых шагов организованной демократіи', а на практик?, по характеристик? 'Изв?стій' — 'необузданной перестройкой') приводило к довольно уродливым формам 'рабочаго контроля', требованій подчас заработной платы, обезпечивающей 'свободную и достойную жизнь'', но не соотв?тствующей экономической конъюнктур?.
Демагогія, вольная и невольная[486], конечно, и зд?сь сыграла свою зловредную роль, парализуя трезвую оц?нку рабочей тактики, которую давала, наприм?р, общая резолюція по рабочему вопросу, принятая на Сов?щаніи Сов?тов. В ней на тяжеловатом офиціальном язык? говорилось: '...в обстановк? войны и революціи пролетаріат... должен особенно строго взв?шивать фактическое соотношеніе матеріалов и общественных сил труда и капитала, определяемое, главным образом, состояніем промышленности и степенью организованности рабочаго класса, памятуя, что теперь больше, ч?м когда либо, экономическая борьба пріобр?тает характер борьбы политической, при которой важную роль играет отношеніе к требованіям пролетаріата остальных классов населенія, заинтересованных в укр?пленіи новаго строя'. Демагогическіе призывы находили отзвук в масс? в силу не только примитивной психологіи ''неимущих'. 'Легенда' относительно астрономической прибыли промышленности, работавшей на оборону страны, кр?пко укоренилась в общественном сознаніи — об этой 'сверхприбыли' не раз с ораторской трибуны старой Государственной Думы говорили депутаты даже не л?вых фракцій, а правых и ум?ренных, входивших в прогрессивный блок[487]. Допустим, что довоенное процв?таніе промышленности и ея искусственная взвинченность в первый період войны были уже в безвозвратном прошлом, что эти прибыли истощились в дни изнурительной и затяжной міровой катастрофы, и что промышленность — как доказывают н?которые экономисты — вошла в революціонную полосу разстроенной и ослабленной — побороть укоренившуюся психологію нельзя было отвлеченным, научным анализом, т?м бол?е, что св?д?нія о 'колоссальных военных барышах' отд?льных промышленных и банковских предпріятій продолжали появляться на столбцах періодической печати и на устах авторитетных
