1.Кордегардія Таврическаго дворца
Нельзя отрицать, что в первые дни Петербург пережил пароксизм лихорадки массовых арестов, временно превративших далее зданіе Таврическаго дворца, гд?, по выраженію Зензинова, билось 'сердце русской революціи', в какую-то революціонную кордегардію. Мемуаристы л?ваго сектора русской общественности — Керенскій не представляет в данном случа? исключенія — всем?рно стараются снять с себя отв?тственность за насилія, учиняемыя именем революціи, и довольно р?шительно отклоняют приписываемую им иниціативу в д?л? 'самозащиты' революціи. То было инстинктивное, самопроизвольное устремленіе масс, носившее 'партизанскій характер'. Руководители революціи пытались лишь регулировать анархическую иниціативу самозванных групп, придав ей н?которым образом законную форму. Так поясняет Суханов в своих 'записках'. 'Самочинныя группы, одна за другой — вспоминает он — подносили членам Исп. Ком. ...написанные ими приказы об арестах, как невинных, так и д?йствительно опасных; как безразличных, так и на самом д?л? зловредных слуг царскаго режима... Не дать своей подписи в таких обстоятельствах, значило, в сущности, санкціонировать самочинное насиліе, а, быть может, и эксцессы по отношенію к нам?ченной почему-либо жертв?. Подписать же ордер, означало в одних случаях пойти навстр?чу вполн? ц?лесообразному акту, в других — просто доставить личную безопасность челов?ку, ставшему под подозр?ніе. В атмосфер? разыгравшихся страстей нарваться на эксцессы было больше шансов при противод?йствіи аресту, ч?м при самой процедур? его. Но я не помню ни одного случая (
Память н?сколько изм?нила мемуаристу, и факты далеко не всегда совпадают с его категорическим утвержденіем. Как ни скромны документальные сл?ды этих дней в архивах, но они говорят об иниціатив?, проявленной членами Исп. Ком.: вот, напр., 'приказаніе', отданное подп. Ст. Шиманскому 'отправиться на основаніи полученных св?д?ній для производства ареста б. предс?дателя Сов?та министров Бориса Штюрмера и доставить его в пом?щеніе Государственной Думы' — приказаніе пом?чено датой 8 ч. 45 м. утра 28-го и подписано за предс?дателя военной комиссіи Врем. Ком. Гос. Думы ст. лейт. с. р. Филипповым, не состоявшим даже членом Исп. Ком.[120].
Само собой разум?ется, что иниціатива ареста правительственнаго аппарата принадлежала не взбунтовавшейся солдатской толп?, а руководителям движенія, которые в первый момент исходили в гораздо большей степени из соображеній революціонной ц?лесообразности, ч?м гуманности. Для объясненія этого естественнаго посл?дствія возстанія, когда борющаяся сторона пыталась изолировать и обезвредить представителей старой власти, вовсе н?т надобности становиться в искусственную позу безупречнаго революціоннаго Дон-Кихота. Сам Керенскій разсказывает, что Думскій Комитет поздно вечером 27-го, приняв временныя бразды правленія, р?шил арестовать старое правительство в Маріинском дворц? (очень сомнительно, чтобы такое постановленіе Врем. Комитета существовало, но какія-то попытки в этом отношеніи были сд?ланы, как устанавливает процитированный выше документ из архивов военной комиссіи). Еще раньше, даже до формальнаго образованія Врем. Комитета, по распоряженію уже диктаторствовавшаго в кулуарах Керенскаго было отдано в революціонном порядк? предписаніе об арест? предс?дателя Гос. Сов?та Щегловитова. Это вновь разсказал сам Керенскій в н?сколько противор?чивом пов?ствованіи о событіях первых дней революціи, и разсказ его подтвердил в своих воспоминаніях литовскій депутат Ичас. По словам Керенскаго, в толп?, собравшейся в Тавр. дворц?, говорили о необходимости суровых м?р в отношеніи представителей и защитников стараго режима и интересовались его 'мн?ніем'. Керенскій отв?тил, что т?, кто особенно опасны, будут немедленно арестованы, и назвал Щегловитова, тут же приказав, чтобы посл?дній немедленно был к нему приведен (tut amene sur le champ devant moi). Отпадает таким образом приводимая Сухановым и другими, распространенная при посредств? 'очевидцев' версія о том, что какой-то студент, 'неизв?стно по чьему распоряженію', арестовал Щегловитова, пригласив к себ? на помощь с улицы случайную группу вооруженных солдат. Надо думать, что тогда же было дано распоряженіе и об арест? мин. вн. д. Протопопова, задержать котораго пыталась еще в 11 ч. утра по собственной иниціатив? какая-то группа инсургентов при помощи солдат Преображенскаго и Волынскаго полков, которых еще не было в Таврич. дворц? (эту совершенно неправдоподобную версію приводит Керенскій).
Щегловитов был приведен. По вс?м почти воспоминаніям проходит сцена, разыгравшаяся в кулуарах между предс?дателем Думы и считающим себя на д?л? диктатором л?вым депутатом[121]. Из этих мемуарных версій выберем ту, которую дает Ичас: он был не только непосредственным свид?телем, но и д?йствующим лицом; его изложеніе привлекает своей ясной простотой — затерянное к тому же среди газетных сообщеній, оно мен?е изв?стно, ч?м воспоминанія Керенскаго, Родзянко, Суханова, которыя легко сравнить между собой. В то время, когда '300 членов Думы' бродили по 'унылым залам', ожидая р?шенія Временнаго Комитета, 'два студента с саблями наголо' ввели Щегловитова и обратились к Ичасу с вопросом: гд? Керенскій? 'Я вел?л отвести Щегловитова в приставскую комнату и сказал, что сам пойду за Керенским' — разсказывает Ичас. Керенскій отв?тил: 'сейчас приду, пусть подождут'. 'Минут десять мы его ждали. Т?м временем толпа с улицы уже проникла в пом?щеніе и стала окружать нас. Керенскій приб?жал в комнату и громко спросил, озираясь: кто меня звал? Тогда студент, конвоировавшій Щегловитова, указал на арестованнаго. Керенскій взволнованным голосом спросил: 'Так вы — Щегловитов?' и... прибавил: 'Ив. Гр., вы тот челов?к, который может нанести самый опасный удар ножем в спину революціи, и мы вас в такой момент не можем оставить на свобод?'. При этих словах вышел из своего кабинета, окруженный членами Комитета, предс?датель Гос. Думы Родзянко: 'Ив. Гр., как вы сюда попали? А. Ф., в?дь в Комитет? постановленія об арест? его не было?' 'Я еще до избранія Комитета распорядился его арестовать' — отв?тил Керенскій. 'Так пойдемте в кабинет, обсудим этот вопрос. Ив. Гр., пойдемте со мной, посидите, пока мы обсудим этот вопрос' — продолжал Родзянко, протягивая Щегловитову руку. Тогда молодой студент с саблей оборвал предс?дателя Думы: 'Не по вашему распоряженію мы его арестовали и не можем отпустить его с вами'. 'Отведите г. Щегловитова в министерскій павильон и приготовьте ему кровать' — распорядился Керенскій и вошел вм?ст? с комитетскими в кабинет предс?дателя'[122]...
Арест Щегловитова, по словам Керенскаго, вызвал чрезвычайное возбужденіе среди 'умеренных' членов Думы. Они настаивали на освобожденіи предс?дателя Гос. Сов?та во имя принципа неприкосновенности членов законодательных собраній, они протестовали против превращенія Гос. Думы в дом тюремнаго заключенія и, в?роятн?е всего, отнюдь еще не желали вступить на революціонный путь. Но фактическій 'диктатор' был тверд, несмотря на вс? протесты Врем. Ком., о которых говорит Родзянко. В воспоминаніях Керенскій высказывает удивленіе, как его коллеги не понимали, что освобожденіе Щегловитова в этот момент означало бы не только умаленіе престижа Думы в глазах масс, но и передачу его возмущенной толп? на линчеваніе. Это было безуміе, на которое предвид?вшій посл?дствія будущій генерал-прокурор революціи пойти не мог.
Министерскій павильон быстро наполнился арестованными сановниками — элитой бюрократическаго міра[123]. Сюда приводили арестованных по законным 'правительственным' ордерам, выдаваемым от имени членов обоих Испол. Комитетов и их военной комиссіи; сюда поступали приведенные любителями творить самочинно революціонное правосудіе, согласно офиціальному объявленію доставлять сановников и генералов в Таврич. дворец, 'буде таковых придется задерживать' (подобныя объявленія могли лишь толкать населеніе на производство арестов); сюда сажали добровольно явившихся в ц?лях самосохраненія — зд?сь они чувствовали себя, как за 'каменной ст?ной', по выраженію секретаря Родзянко. В хаос? 'черезполосицы' невозможно разобраться и опред?лить случаи, когда вожди революціи в предписаніи арестов проявляли активную иниціативу и когда лишь вынужденно легализировали революціонное беззаконіе. Ордера посылались на бланках, которые были под рукой, и немудрено, напр., что с-р. Мстиславскій, член военной комиссіи, по собственному признанію, заполнил, не им?я на это никакого права, бланки тов. пред. Гос. Думы. Мало понятно, на основаніи каких полномочій чл. Врем. Комитета Караулов, занявшій 28-го временно пост коменданта Тавр. дворца, отдавал 1 марта приказ о
