махнул рукой:
– Кажется, ему уже все равно. У него своя логика, и согласно ей он увиливает от работы при первой же возможности.
Артем обернулся, увидел, что Ольга спускается к сторожке, и быстро пожал руку Шевцову:
– Ладно, оставайся пока, а я отправлюсь за соляркой. Надо доставить ее к мосту, пока не стемнело.
Бочки с соляркой были надежно укрыты среди камней, и ему пришлось основательно повозиться, чтобы выкатить одну из них поближе к тропе. Весила она не меньше двухсот килограммов, и Артем подумал, что спустить ее вниз, к тому же незаметно, окажется задачкой не из легких. Он вытер пот со лба и огляделся. Неподалеку Малеев помогал Ольге погрузить на волокушу три ящика консервов.
Артем подошел к ним:
– У вас есть веревка?
– Есть, но у Агнессы Романовны. Одну она отдает Дмитрию, а вторая понадобится нам для камнемета, – ответил Малеев и кивнул в сторону мастерской. – Вообще-то тут полно электропроводки. Ее мы использовали для тетивы арбалетов.
– Мне надо совсем немного, чтобы спустить бочку вниз. Думаю, для этого сойдет и провод.
Тут он увидел Синяева. Тот подошел незаметно и теперь стоял за его спиной, хмуро наблюдая, как Артем обматывает бочку электропроводом. Лицо Синяева приобрело нездоровый, землистый оттенок. Втянув голову в плечи, он поминутно озирался, избегая смотреть в сторону моста. От него исходили такие волны страха, что Артему и самому на мгновение стало жутковато.
Таранцев ничего не сказал Синяеву и направился к контейнеру, который Ольга тщетно пыталась закрыть на металлическую задвижку. Взгляд его тут же наткнулся на ящик с бутылками, хотя Рыжков завалил его коробками с тушенкой и прикрыл сверху лапником. Но Ольга, ничего не подозревая об опасениях биолога, обошлась с маскировкой достаточно небрежно. И стоило Артему увидеть в глубине контейнера целый ряд маняще поблескивающих бутылок, как он тут же почувствовал легкое посасывание в желудке, означавшее желание выпить. Но он подавил его, с трудом закрыл дверь контейнера на задвижку и опять занялся бочкой с соляркой, размышляя, зачем Синяев спустился к контейнерам, уж не учуял ли спиртное?
Но тот продолжал, насупившись, наблюдать, как Ольга с помощью Малеева пытается сдвинуть волокушу с места, а Артем проделывает то же самое с бочкой солярки. Намеренно или нет, но они не обращали на Синяева никакого внимания.
Наконец тот не выдержал:
– Эй, Таранцев, почему мне никто не сказал, что ваш второй пилот и этот, как его, журналист, попытаются сегодня удрать через горы?
Артем смерил его ледяным взглядом:
– Если вы, господин Синяев, определяете это подобным образом, то да, именно сегодня ребята попытаются удрать, чтобы привести сюда помощь...
– Я уйду с ними. Мне совсем не улыбается торчать здесь и дожидаться, когда мне пустят кровь.
– Вы что, думаете, ребята отправляются на загородную прогулку? – спросила Ольга спокойно.
Синяев окрысился:
– Вас, милочка, никто не спрашивает. Хотите оставаться со своим хахалем Таранцевым, оставайтесь, а меня за дурака не надо держать. Я лучше вас понимаю, чего можно ждать от этих уродов. Они завалят нас, как баранов, и даже не поморщатся при этом. – Он вновь обернулся к Таранцеву и неожиданно жестко произнес: – Напрямик до староверского поселка здесь около тридцати километров. Можете меня не уговаривать, я все равно уйду. И лучше попробую выжить в тайге, чем в идиотской борьбе с бандюгами. Вы определенно сошли с ума, если думаете, что сумеете их задержать, Таранцев. Что у вас для этого есть? Пара никчемных мужиков, три глупые сучки, два профессора со сдвигом по фазе... – Он расхохотался. – Робин Гуды долбаные... Сражаетесь луком и стрелами! Вильгельмы Телли! – Он похлопал Артема по плечу. – Я предпочитаю отвалить, чем корчиться завтра или послезавтра на этом месте с перерезанным горлом.
Артем резко оттолкнул его и проговорил, с трудом сдерживая себя, но ярость все же прорывалась в голосе, заставляя его дрожать и срываться:
– Запомни вот что, Синяев! Ты будешь делать только то, что тебе позволят делать! Иначе, черт тебя побери, я и пальцем не пошевелю, чтобы спасти твою поганую шкуру!
– А кто ты такой, чтобы здесь приказывать? – заверещал Синяев. Близость опасности поставила его на грань сумасшествия, и он окончательно перестал себя контролировать. – Нет, ты скажи, кто тебя назначил командиром? – Губы у него затряслись, побелели, по краям выступила слюна. – Прежде всего, я не буду подчиняться никаким самозванцам, которые сначала чуть не угробили меня в вертолете, а потом втянули в эту заваруху. Тебе хочется повыеживаться, покомандовать, так командуй своей шлюхой, а я буду делать то, что захо... – В следующее мгновение он взвизгнул от боли и, словно мешок с картошкой, шмякнулся на землю.
А Артем с изумлением уставился на Ольгу. Она брезгливо вытерла палец, которым она ткнула Синяева куда-то в шею, и склонилась над ним.
– Ну что, живой, поганец?
Синяев замычал, захрипел и затравленно съежился. Она выпрямилась и окинула спокойным взглядом ошеломленно взиравших на нее Артема и Малеева. Только слегка подрагивающие губы выдавали, как нелегко дается ей это спокойствие. Тем не менее она бодро улыбнулась:
– Что приуныли, юноши? Ничего с ним не случится! Поваляется четверть часа на травке, поразмышляет о смысле жизни и опять научится говорить. Только более интеллигентно, без хамства. Правда, Синяев? – Она толкнула его ногой. – Пятнадцать минут тебе на то, чтобы очухаться и вернуться в лагерь.
– Оля, – в замешательстве проговорил Таранцев, – как это ты его?
Но она, словно не расслышав, склонилась к волокуше и скомандовала Малееву:
– Давай, Сережа, берись с другой стороны!
Артем наблюдал, как они тянут волокушу с консервами, до тех пор, пока они не скрылись среди деревьев, затем перевел взгляд на лежавшего без движения Синяева. Глаза у того были открыты и смотрели вполне осмысленно. Видно, Ольга была права: полежит мерзавец некоторое время и придет в себя. Но все-таки каким образом эта тоненькая женщина в долю секунды без видимых усилий уложила на землю такую тушу? Хотя Артем и успел испытать на себе некоторые из ее умений, но, как ни старался, не мог состыковать их с образом милой и хрупкой женщины.
Не переставая изумляться, он пытался привести в порядок мысли и ухватить самую важную из них, которая промелькнула в мозгу в тот самый момент, когда Синяев свалился от почти незаметного тычка в шею. Но опять и с еще большей силой разболелась голова, и Артем, плюнув на все, занялся бочкой с соляркой.
Спуск к мосту был трудным, и не только из-за множества больших и малых камней, между которыми приходилось постоянно лавировать порой самым немыслимым образом. Вдобавок ко всему следовало остерегаться, чтобы противник раньше времени не обнаружил его тайные маневры и не открыл огонь.
К тому же бочка обладала не менее дурным характером, чем Синяев. Попытка управлять ею при помощи двух поводьев из проволоки себя не оправдала. Бочка то вдруг своенравно устремлялась в ближайшую промоину, и Артему чуть ли не полчаса приходилось ее оттуда извлекать. То, оказавшись на более-менее ровном месте, она ни с того, ни с сего катилась в противоположном направлении и вновь застревала в какой-нибудь рытвине или очередном ручье.
Когда же Артем наконец достиг того места, с которого Надежда Антоновна весьма удачно подбила грузовик, он был весь в поту и грязи и чувствовал себя так, будто все эти пятьсот метров спуска он катился по камням вместе с бочкой. Но это было не самым худшим. Для того чтобы хоть как-то облегчить путь к мосту, ему пришлось на четверть опорожнить бочку и, скрежеща зубами, наблюдать, как бесценное в их ситуации горючее впитывается в землю. Однако как бы Артем ни проклинал «неуправляемую скотину», та была доставлена к груде камней, от которой до моста было менее ста метров под уклон.
Артем поставил бочку на попа, проверил пробку и, молча кивнув дежурившему Рыжкову, почти бегом направился в лагерь, где Дмитрий и Пашка дожидались его возвращения, чтобы отправиться в путь через горы. К удивлению Артема, Синяев опередил его и как ни в чем не бывало сидел у входа в убежище и негромко переговаривался с Надеждой Антоновной. На Артема он даже не взглянул, лишь молча отодвинулся, освобождая ему дорогу.
Прежде чем начать говорить, Артем намеренно встал так, чтобы находиться к Синяеву спиной. Он признавал его право на присутствие здесь и свою ответственность за его жизнь, но Синяев перестал существовать для Артема как человек, на которого можно положиться в трудную минуту. Что-что, но подлость он никогда не умел прощать...
– Среди нас есть один человек, которого я очень не уважаю, если не сказать хуже. – Артем заметил, как все перевели взгляды с него на Синяева, и продолжал уже более спокойно: – Он слаб и может сломаться в любую минуту. А вы должны знать: сломается один, значит, погибнут все. Лично я не могу ему доверять, поэтому обращаюсь за советом к вам. Стоит ли его отпускать с Димой и Павлом или все-таки оставить здесь? Честно сказать, я боюсь, что он окажется балластом для ребят, и они из-за него не дойдут до поселка.
– Как вы смеете?! – У Синяева опять прорезался голос, но теперь он звучал еще визгливее и истеричнее.
Незванов оборвал его:
– Молчите, Синяев. Вы – ничтожество. Вы будете еле-еле плестись за нами, а это значит, что мы не сможем привести помощь вовремя. К тому же у нас нет лишней теплой одежды, да и дополнительный запас продуктов придется нести на себе, учтите это, Синяев. Тут уж каждый сам за себя в ответе...
– Послушайте, Дима, – внезапно вмешалась Агнесса, – по-моему, вам лучше забрать его с собой. Там он невольно будет идти за вами. Этому подлецу, –
