Максим в мотоциклиста? Мотоциклист в Максима?
Или оба одновременно? Горячие гильзы отлетали и больно ударяли ее по спине. Кто-то изо всех сил давил ей коленом на спину. Она надеялась, что Максим. А ругался все-таки Ташковский. Она слегка подняла голову и увидела его распластанное тело рядом с собой, а его рот извергал такие непотребные матерные слова, что уши ее загорелись огнем.
Наконец Максим соизволил снять колено с ее спины и помог подняться. Ташковский пыхтел рядом и разглядывал дырку на рубахе. Пуля каким-то чудом не задела его.
– Черт бы тебя побрал! – Максим едва сдерживал ярость. – Тебя ведь могли убить! Что за пионерские порывы? – Он как следует тряхнул Ксению за плечи и прокричал, выплеснув на нее весь свой страх: – Дура! Где твои мозги? Зачем лезешь под пули?
Задыхаясь от ярости, пережитого ужаса и возмущения, Ксения вырвалась из его рук и влепила ему пощечину. Потом она закричала так, как никогда в жизни не позволяла себе, – словно остервеневшая базарная торговка:
– А тебя что, не могли убить, идиот несчастный? Зачем ты подставляешь свою дурную башку? Их две у тебя, что ли? Тебе жить надоело? Как ты смеешь... Как можешь... – Она почувствовала, что силы покидают ее. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Ксения хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Багровый отпечаток ее ладони проступил на щеке Максима. Она смотрела на него и видела, что его губы страдальчески скривились. И поняла вдруг, что плачет. По щекам бежали слезы, она вытирала их ладонью, размазывая по лицу грязь и копоть.
Максим продолжал молча и растерянно смотреть на нее. А она видела только его глаза. В них отражались обида и боль... И тогда, забыв про все на свете, Ксения бросилась ему на шею и стала исступленно целовать его щеки, глаза, губы... Господи, он жив!
Слава богу, он жив! Какое счастье!
Наконец она пришла в себя от боли: с такой силой Максим обнял и прижал ее к себе. Казалось, сломает ей кости.
– Дурочка! – В его голосе уже не слышалось злости. – В меня очень сложно попасть даже из гранатомета. А ты хотела, чтобы меня убили из пистолета? У меня шкура толще, чем у носорога!
– Что ты бахвалишься? – Она уперлась ладонями ему в грудь, освобождаясь из его объятий. – Пули железо пробивают, а не то что шкуру носорога.
– Максим, – раздался за ее спиной голос Ташковского. – Я много раз описывал такие схватки и только теперь понял, что это никуда не годится.
– А я что говорил? – отозвался вместо Максима Костин. – Вы же, вместо того чтобы прислушаться к советам, обвинили меня в кощунстве. Но я ведь не посягал на ваш писательский талант, Ташковский. Я хотел вам помочь. По правде, ваша «Волчица» мне понравилась. Но вы никогда не видели настоящих драк, кроме как в американских боевиках, поэтому я нахохотался от души, когда читал в романе их описание.
Ксения наконец-то оторвалась от Максима и оглянулась. Ташковский и Костин стояли друг против друга, склонив головы, как два готовых к схватке барана. Ташковский отступил первым. Он положил руку на плечо оппонента и неожиданно покорно произнес:
– Принимается. Только зовите меня Артуром. Мы ведь теперь в одной лодке, независимо от того, умеем или не умеем драться по-настоящему.
Костин тоже хлопнул его по плечу и ухмыльнулся:
– Принимается. Но я научу вас драться так, как дерутся настоящие мужики. Задатки у вас имеются, и, если судить по тому, как вы навернули стулом по голове этому ублюдку, – он кивнул на распростертое у его ног тело Садыкова, – далеко пойдете!
Ташковский бросил взгляд на неподвижную жертву своих рук, закрытую с ног до головы сдернутой со стола окровавленной скатертью.
– Он мертв? – Его голос сорвался от волнения.
– Не пугайтесь, – усмехнулся Костин. – Вы здесь ни при чем. Ему разворотило живот гранатой. Я ничего не мог поделать. Он просил у меня пистолет застрелиться, но до этого не дошло. Аллах прибрал его к себе. Вернее, их мусульманский дьявол.
– Ты узнал частоту рации минеров? – хмуро справился Максим.
– Нет, он не понимал моих вопросов, – ответил Костин, – только просил пистолет и еще бормотал, что его подставил Чингис. Это вполне вероятно. Ведь никто, кроме Чингиса, не знал, где Садыков назначил стрелку.
– Но зачем этому Чингису понадобилось избавиться от Садыкова? – удивилась Ксения.
– Кто их знает? – пожал плечами Костин. – Восток – дело темное!
– А может, все-таки не Садыков был главной мишенью? – Ташковский кивнул на убитых мотоциклистов. – Может, хотели пристрелить вас и Максима?
– Война все-таки не убила в вас романиста, – усмехнулся Костин, – но должен признать – в вашей версии что-то есть! Этот неизвестный Чингис вполне мог узнать от Садыкова, что тот решил использовать Максима и меня вместо отмычки ариповских сейфов, и попытался с помощью сообщников нас прикончить.
– Но зачем ему нас убирать? Вряд ли он переметнулся на сторону Арипова, – засомневался Максим. Он наклонился и вытащил из-под трупа телохранителя автомат, обтер полой халата кровь с приклада и дула. – Наверняка они избавились от Садыкова. А нас никто не думал убивать, пока мы сами не вступили в драку.
Максим проверил наличие патронов в магазине, передернул затвор автомата, досылая патрон в ствол, после чего спустился с помоста к трупу одного из мотоциклистов. Перевернул его ногой и, присвистнув от удивления, обратился к Костину:
– Гляди! Наш общий знакомец! Но как он здесь, черт возьми, оказался?
Костин спустился к нему. Снизу на него смотрели уже остекленевшие глаза полковника Горбатова.
«Вот и съездил в отпуск на Волгу», – пронеслось в голове у Юрия Ивановича... Но вслух он сказал другое:
– Я не ошибся. Все они тут повязаны. И Горбатов, и Садыков, и наверняка сам Катаев. Хотели взять валюту и золото, а после укрыться на базе. А нас бы урыли, как только добрались бы с нашей помощью до сейфов. На кой ляд им свидетели, да еще те, что слишком много знают об их махинациях?
– Никогда не думал, что Горбатов подастся в киллеры, – покачал головой Максим. – Мне казалось, он от своей бронетехники лишний раз задницу не оторвет. Видно, припекло. Или приказ получил такой, что вмиг пересел с танка на мотоцикл? – Он склонился над убитым и закрыл ему глаза. – Хвастался, что Горбатова могила исправит. Вот и покроет земля все твои грехи, Володя.
– Надо будет их похоронить. Второй парень, видать, тоже с базы, – кивнул в сторону напарника Горбатова Костин. – Я его там видел. Капитан с КПП.
– Я тоже его видел, – согласился Максим. – Я ведь встречался с генералом на базе. Поначалу он показался мне честным малым. Как он себя в грудь бил, мерзавец, клялся, что его вояки ни при чем...
– А ты думал, он тут же признается во всех аферах? Да я и секунды не сомневался, что он по уши увяз в грязных делишках Токанова. Сидеть на мешке с золотом да не украсть? Думаешь, он ради идеи в этом гадючнике два срока задержался? Да он на пару с Ариповым такие дела творил, стольких наркодельцов доил, что не вышепчешь!
– Ничего не пойму, – Ташковский покачал головой, – объясните еще раз, товарищи командиры. Выходит, это ваш общий знакомый? Но с какой стати ему нас убивать?
– Не просто знакомый, даже приятель... Но большие деньги очень быстро превращают людей в скотов. Конечно, не всех. Но это скорее исключение из правил. Володьку они точно превратили в скотину. – Костин огляделся по сторонам. Если бы не жидкий свет повисшей на минарете луны, они бы утонули в темноте, как муха в чернилах. – Пора сматываться, – сказал он устало. – Женщины и писатели, как самое слабое звено нашей компании, отныне и до особых распоряжений закроют рот на замок и избавят нас от глупых вопросов. Если я скажу, что медведь – птичка и чирикает, значит, в данный момент так оно и есть! И никаких разногласий с моим мнением.
– Думаю, нам надо переместиться в безопасное место и обсудить, что делать дальше, – предложил Максим. – Можно обогнуть пруд и укрыться на время в кустах.
