Но Артур и сам видел то, чего не успела сказать Ксения. Навстречу солдатам поднялась женщина...
– Анюта! – вскрикнул он и испуганно посмотрел на Ксению. – Там Анюта...
Его слова заглушили автоматные очереди, которые раздались с утеса одновременно с криком Богуша:
– Ложись! Анюта, ложись!
Девушка упала среди камней, но «беркуты» тоже повалились наземь. Автоматы били не переставая, что-то громко и отчаянно кричали люди. И Ксения никак не могла понять, кто в кого стреляет и почему упала Анюта. Неужто ее убили?
Стрельба прекратилась столь же мгновенно, как и началась. «Беркуты» неподвижно лежали на камнях. Черная униформа хорошо выделялась между выбеленных солнцем камней.
– Вероятно, они не ожидали, что их встретят огнем, поэтому и полегли так бездарно, – высказал свое соображение писатель.
Но Ксения догадывалась об этом и без его комментариев. Ее больше волновала судьба девушки.
Она видела, как с утеса спустилась группа вооруженных мужчин. Там были Костин и Максим. Они направились к неподвижному телу девушки.
Спецназовцы занялись «беркутами». Стаскивали за ноги в одно место. Но двоих подхватили под руки, отвели в сторону и усадили на песок под охрану крепких ребят в камуфляже. Максим и Костин склонились над Анютой.
Все-таки сверху неудобно наблюдать за тем, что происходит внизу. К тому же схватка закончилась, и можно начинать съемку. Она и так проворонила несколько интересных моментов. Особенно появление Анюты из-за камней. Это было впечатляюще. Тоненькая женская фигурка с прижатыми к груди руками. И торжествующая солдатня, бегущая к ней по камням.
– Все! Мое терпение лопнуло! – Ксения решительно скомандовала: – Идем вниз, а то чует мое сердце, про нас даже и не вспомнят.
Костин и Максим действительно не обратили на них никакого внимания. Совсем еще молодой фельдшер, боец спецназа, стоял перед Анютой на коленях, но его широкая спина не позволяла разглядеть, что он делает.
– Что с ней? – сунулась Ксения.
Костин поднял голову:
– В обмороке. Смотрите, что у нее было в руках... – Он кивнул на гранаты, которые держал один из бойцов спецназа. – Мы едва разжали ей пальцы.
– Она хотела взорвать себя? – Ксения с недоумением посмотрела на Максима. – Это что, правда? Но зачем?
– Ты что, не видела, в каком она была положении? – довольно сухо заметил он. – «Беркуты» – не те ребята, что читают международные конвенции о гуманном обращении с пленными. Она ведь была с оружием в руках... А таких они не щадят, будь то женщина или мужчина.
– Анюта успела рассказать, что здесь произошло? – встрял в разговор Ташковский.
– Пытаемся привести ее в чувство, – ответил Костин. – У нее сильнейшее нервное потрясение. Ведь она уже готова была умереть. Но можно умереть и оттого, что безнадега слишком быстро превращается в надежду.
– Бедная девочка, – покачал головой писатель, – ей сильно досталось. Ее трудно узнать.
Максим подложил руку под голову Анюты и обтер ей лицо куском бинта. Конечно, Ксения прекрасно все понимала, но все-таки ей очень не понравилось, что именно Максим проявил столь нежную заботу. Несмотря на сетования Ташковского, нельзя было не отметить, что девушка весьма и весьма недурна собой и по возрасту больше подходит Максиму, чем Костину. Хотя последний выглядел более озабоченным и встревоженным, чем ее возлюбленный, но все же...
Максим что-то тихо сказал фельдшеру. Тот поднес к носу Анюты ватку, вероятно, с нашатырным спиртом. Она чихнула и открыла глаза. Тогда Максим поднялся на ноги, а его место быстро занял Костин.
– Эта девушка подарила тебе галстук? – быстро сквозь зубы спросила Ксения, когда Максим подошел к ней.
– Галстук? – удивился Максим. – Какой галстук? – И, вспомнив, с еще большим удивлением уставился на Ксению. – Ты что, вздумала меня ревновать?
– Очень нужно! – вскинулась она. – Но ты так нежно что-то ворковал ей на ушко.
– Ксения. – Максим неожиданно строго посмотрел на нее. – Девушка – в сильнейшем шоке! Ты представляешь, что она пережила за те несколько секунд, пока эти мерзавцы бежали к ней?!
– Но откуда ты ее знаешь? – Ксения произнесла это таким отвратительным тоном! Прежде она подобного за собой не замечала. И ей стало стыдно. Но кто-то, столь же отвратительный, как и голос, как и подозрения, что копошились у нее в душе, продолжал в том же духе: – Ты не смог бы пройти мимо такой красотки.
– Ксения, – Максим покачал головой, – похоже, у тебя от жары расплавились мозги. Я не думал, что ты вздумаешь выяснять отношения. Что случилось? Ты выбрала не совсем подходящее время.
– Прости. – Ксения быстро взяла его за руку. – Я просто дура. Веду себя как истеричная баба. Но я ведь баба и есть. И мои бабские инстинкты заставили обо всем забыть. Прости, ради бога.
Он ничего не ответил. Лишь улыбнулся. Но так, что ей захотелось вдруг броситься ему на шею и чтобы никого вокруг...
Спецназовцы перекликались между собой, обыскивая убитых «беркутов». Анюта едва слышно что-то рассказывала Костину и Ташковскому. Верьясов окликнул Максима, и тот, отпустив руку Ксении, еще раз посмотрел на нее. Но теперь ей почему-то захотелось заплакать. Она проследила взглядом, как он подходит к Верьясову.
Сергей, приставив дуло автомата к виску одного из оставшихся в живых «беркутов», что-то сердито говорил второму, здоровому детине лет тридцати пяти, заросшему бородой. Судя по высокомерному взгляду и интонациям, с какими тот отвечал Верьясову, пленный был офицером, а может, и командиром этого отряда. Максим перехватил бородача за шиворот. Тот злобно сверкнул глазами и что-то громко выкрикнул на родном языке.
– Ах ты, сволочь! – выругался Верьясов и нажал на спусковой крючок. Раздался одиночный выстрел.
Голова пленного солдата дернулась, он свалился под ноги Верьясову. Кровь брызнула на бородача, и он выкрикнул уже по-русски:
– Русские суки! Резал вас и буду резать! И ублюдков ваших, и баб! А тебя, Чингис, брошу к голодным шакалам... Кишки развешу по заборам, кровью умоетесь!
– Пока ты кровью умываешься! – устало ответил Сергей и пнул убитого им солдата в бок. – Видел, что бывает с теми, кто меня не слушает и запирается? Еще раз гавкнешь, юшкой захлебнешься и в жратву шакалам достанешься или вон тем птичкам. – И он ткнул стволом автомата в небо, где кружилась стая почуявших поживу стервятников.
– Сергей, что вы себе позволяете? – закричала Ксения. – Это ж пленный!
– Максим! – яростно выкрикнул Верьясов. – Раздолбай их камеру к е... матери и убери бабу подальше! Я за себя не отвечаю! Не хватало мне истеричных репортажей на их е... телевидении!
– Как вы смеете? – Ксения кинулась на защиту камеры.
Максим, правда, разбивать ее не стал. Просто опять передал Ташковскому. Но Ксения, возмущенная до глубины души, сжав кулаки, подскочила к Верьясову:
– Вы – цивилизованный человек, а без суда и следствия убиваете безоружного. Это не пройдет! Я выступлю на суде свидетелем...
– Убери эту дуру, Максим! – попросил Верьясов. И, когда Богуш взял ее за руку, насмешливо произнес: – Я пристрелю эту падаль, Ксения, даже если мне пригрозят за это виселицей. Вы не знаете, кто это? Я вам представлю: отъявленный мерзавец Зайнулла Рахимов, сынок генерала Рахимова. Они готовились отправить на тот свет более двухсот тысяч человек. Это вам почище Хиросимы—Нагасаки будет. И вы еще возмущаетесь, что я угрожаю прострелить ему голову? Но я сделаю это сию минуту, если он не сдаст карту закладки фугасов. Я сдеру с него кожу, отрежу у него яйца и заставлю его сожрать их!
