— Ты еще не одета? Вставай, иначе опоздаем.
— Куда? — удивленно спросила она, но привстала. Сдернув с кровати простыню, обернулась ей.
— Куда, куда?! — передразнил Якушев. — В ЗАГС.
В ЗАГСе пыл жениха остудила служащая — престарелая тетка с равнодушным лицом человека, видавшего за годы работы всякого. На взволнованную реплику Якушева: «Нам бы расписаться!», оторвавшись от очень важной справки, сурово посмотрела сначала на него, потом на кутавшуюся в песцовую шубку Вику. И вынесла приговор:
— У нас жесткая очередность. На ближайшее время все окна заняты.
При чем тут окна, и кем они заняты, Виктор спросить постеснялся, теряясь под насмешливым взглядом служительницы.
Тетка раскрыла толстый журнал, порылась в нем и предложила:
— Пожалуйста, конец января вас устроит?
— Ждать целый месяц?! — горячо возмутился Якушев, счастье которого напрямую зависело от расположения тетки. — Нам бы поближе…
— Ничем не могу помочь, — ответила та и уткнулась обратно в справку.
Якушев боялся взглянуть на Вику. Губы ее обиженно дрожали, и в глазах блестела подозрительная влага.
— Подожди меня за дверью, хорошо?
Вика кивнула и ушла в коридор.
Якушев статуей вырос над теткиным столом и устремил на жрицу Гименея, профессионально изображавшую крайнюю занятость, преисполненный праведного возмущения взор. Но тетка в жизни была не новичок, и его гипнотическим усилиям не поддавалась.
— Я, кажется, все ясно разъяснила. На январь…
Якушев решился на испытанный прием, достал из кармана дубленки загодя приготовленную стодолларовую банкноту. Положил ее поверх справки.
Трюк сработал. Тетка дрогнула лицом и посмотрела на него уже с интересом. И накрыла деньги страницей.
— Ой! Как я сразу не заметила!.. — удивилась она собственному ротозейству и расцвела июньским тюльпаном. — Есть окно на пятое января. Если вам подойдет, пожалуйста.
«Две недели, — подсчитал Якушев. — Надо шефа известить, а то заменит месяца через полтора».
— Мы согласны.
Неприметным мановением руки, которому позавидовал бы Копперфильд, банкнота исчезла в недрах стола. На теткином лице расплылась заказная учтивость. Подав чистые бланки и взирая на Якушева как на ожившее божество, умиленно пропела:
— Заполните, пожалуйста…
Глава двенадцатая
Получив багаж — спортивную сумку с теплыми вещами, фотопленкой и чистыми видеокассетами, Якушев сдвинул мешающие при ходьбе кофры с камерами и вышел на площадку перед аэропортом. День еще только зарождался, но было достаточно тепло и тихо и немноголюдно. Надувал слабый ветер, шевелил облысевшие ветви высоченных тополей.
Со стоянки к нему подошел, наигрывая ключами, парень в кожаной куртке.
— Куда, командир?
— В Моздок.
Парень задумался, прикидывая в уме расстояние и сумму.
— Четыре сотни.
Якушев сгоряча отказался, в кармане командировочными лежало каких-то два миллиона.
— Смотри! — кисло предупредил парень. — Автобусом туда часов пять пилить, больше потеряешь. Темнеет рано, на каждом блокпосту шмонать станут. Доберешься к завтрашнему дню.
Не зря ли он отказался от предложения Лукьянова лететь бесплатно с Чкаловского аэродрома? Поговаривали, правда, что иногда армейцы часами не выпускали репортеров из самолета, а то и вовсе, подчиняясь чьему-то нелепому приказу, заворачивали назад. Да и шагу потом не давали ступить самостоятельно. Якушев же хотел работать независимо, и быть независимым с самого начала.
— По рукам, — нехотя согласился он. — Расчет по приезду.
Водитель кивнул и направился к прижавшемуся к тротуару жигуленку.
Ехать пришлось около двух часов. Якушев дорогой молчал, разглядывая окрестности. Водитель, поймав на приемнике музыкальную волну, мурлыкал себе под нос…
Им велели остановиться на блокпосту у поселка Прохладное. Водитель достал из бардачка документы и вышел к перекрывшему проезд бородатому автоматчику. Второй проверяющий открыл дверь со стороны Якушева.
— Документы, — потребовал он, придерживая съезжающий автомат.
Виктор предъявил редакционное удостоверение, паспорт. Автоматчик, увидев штамп с московской пропиской, буркнул:
— А вас что сюда тянет?..
— Работа, — ответил он тем же тоном.
Осмотрев салон и не найдя в нем ничего подозрительного, военный отошел к блокам и сделал пометку в регистрационном журнале.
— Проезжай! — разрешил он водителю.
Захлопнув багажник, тот прыгнул за баранку и запустил двигатель.
Отъехав от поста метров на пятьдесят, заслышав позади глухой гул, водитель свернул к обочине.
Мимо пронесся зеленый уазик, за которым, растянулись боевые машины пехоты. Трещали моторы, выбрасывая в небо клубы сизого дыма. Гремели, отбрасывая ошметки грязи, гусеничные траки. Из башни головной машины по пояс торчал танкист в шлемофоне, равнодушно глядя на прижавшиеся к обочине жигули.
… На въезде в город, развернувшись, не доезжая бетонного контрольно-пропускного пункта, где вытянулись в ожидании досмотра машины, водитель затребовал плату:
— Дальше не поеду! — заявил он категорично. — Проверка за проверкой. Пока до гостиницы доберешься, измахратишь нервы…
В самом центре Моздока, возле типового трехэтажного здания комендатуры, царило постоянное движение. Входная дверь поминутно бухала. Показав часовому пропуск, за ней то и дело исчезали военные, с хмурыми лицами выныривали назад и расходились пешком или же уезжали на машинах, в зависимости от ранга.
На площадке перед комендатурой прохаживался гражданский, которого Якушев отчего-то сразу принял за коллегу-журналиста.
— Не подскажешь, где пресс-центр? — подойдя, спросил он.
Мужчина болоньевой куртке, поверх которой висела пластиковая аккредитационная карточка, показал на дверь.
— Второй этаж.
Поблагодарив, Якушев поднимался по крыльцу, решая, что лучше: нагло проскочить мимо часового — преисполненного собственной значимостью пацана, вооруженного калашниковым, или удариться в пространные объяснения, к кому он прибыл и по какому поводу.
Часовой с бесстрастным лицом демонстративно передвинул автомат на живот.
