послушницы захихикали, но тут же съежились под грозным взглядом Наиры.
Аинэ вздрогнула, подняла голову. Бросила умоляющий взгляд на Наиру. Монахиня кивнула, пряча улыбку, и послушница пошла к входу в подвал, изо всех сил стараясь идти степенно и не улыбаться.
— Нэя акер Зезя, акер Ахрр! — услышала она приветственное порыкивание, исходившее от плеч Зезвы Ныряльщика. — Зезя хрр Нэя!
«Нэя, — думала Аинэ, — это так зовет меня маленький пушистик Архр.» Медвежонок, мхец. Комочек меха, что грел потерявшего сознание Зезву до тех пор, пока несколько джуджей во главе с Абессаломом Весельчаком не наткнулись на них, в очередной раз прочесывая ельник.
Аинэ подошла к небритому и мрачному, по своему обыкновению, Ныряльщику, улыбнулась ему, протянула вперед руки, и Медвежонок с довольным урчанием обхватил девушку лапами, заурчал, устраиваясь на груди.
— Он тебя любит, — с неожиданной теплотой в голосе сказал Зезва.
— Тебя он любит больше, — возразила Аинэ, гладя мхеценыша по макушке. Затем девушка не выдержала и подняла на Ныряльщика свои морского цвета глаза. О, Дейла, он опустил взгляд…переступил с ноги на ногу! Аинэ вспомнила бессонную ночь, проведенную возле кровати Зезвы. Вспомнила, как метался в бреду небритый грубиян. Бледные лица Каспера и отца Кондрата, не отходивших от постели друга. И Медвежонок, которого было невозможно оттащить от раненного. Так они и лежали — стонущий в беспамятстве Зезва и тревожно урчащий мхеценыш. Аинэ плохо помнила, что происходило вокруг нее. Два дня, пока боролся со смертью ее небритый рыцарь…Ее небритый рыцарь. Лишь позже девушка узнала, что только половина джуджей вернулась из роковой разведки. Лишь потом ей рассказали, как погибли Зуб и еще четверо карлов, прикрывая отступление товарищей. Встали спина к спине, яростно выкрикивая оскорбления. Как пали один за другим все четверо солдат Принципата Джув, а последним — насмешливый джуджа Зуб, перед смертью раскроивший череп очередного ыга, и тут же рухнувший на тела товарищей. Как лишился двух пальцев на руке Абессалом Весельчак, защищая Зезву и Медвежонка от нагнавших их ыгов. Как вернулся с подмогой Геронтий, как изрубили в куски группу ыгов, расправившихся с Зубом. Как кричал непристойности враз постаревший Гус Орлонос, как несли на своих плечах Зезву брат Кондрат и Каспер. Все это Аинэ узнала три дня спустя. Потому что она видела лишь бледное лицо Зезвы, жила в его комнате, вытирала холодный пот с лица, кормила Медвежонка с ложечки, и категорически отказывалась идти отдыхать. А еще был страх. Удушающий, липкий, страшный. Когда нескончаемые полеты стрелы сдавливают грудь тяжелым смертельным камнем. Когда не хочется ни есть, ни спать. Лишь страх. И неистовые, исступленные молитвы Дейле, на коленях у кровати то затихающего, то снова мечущегося в горячке Зезвы. «Дейла, матерь-богиня, руки твои, словно жизни лучи… жизни лучи… Дейла… матерь- богиня… пусть Зезва выживет… пожалуйста… я же не прошу многого… жизни лучи…».
Медвежонок заелозил на груди Аинэ, уткнулся лицом в щеку девушки.
— Акер тати…тати…
— Постоянно вспоминает отца, — тихо сказал Зезва. Лицо Ныряльщика по-прежнему было бледным, но на ногах он держался крепко.
Аинэ опустила глаза.
— Как ты себя чувствуешь, рыцарь?
— Замечательно.
— Я… — Аинэ прижала к себе Медвежонка. — Я… есть ли вести от Каспера?
— Нет, — еще сильнее помрачнел Зезва.
— Уже второй день пошел, как он уехал вниз, в Даугрем! Неужели что-то случилось?
— Не думаю, — ответил Зезва, тщетно пытаясь придать своему голосу уверенность. — Дорога свободна, он не мог не доехать!
— Почему же не возвращается? Где помощь от тевада Мурмана? Что вообще происходит? Кто штурмует наш монастырь? Это же ыги, да? Или барады? Это что же, они перешли границу, да? Но как же так, ведь так нельзя! Это…это война, Зезва, война?
Ныряльщик угрюмо молчал. Аинэ еще некоторое время вглядывалась в его лицо, затем невольно засмеялась, потому что недовольный отсутствием внимания Медвежонок поцеловал девушку в щеку, неумело, по-детски, но настойчиво, с требовательным урчанием.
— Я пойду, — наконец, проговорил Зезва, — мне нужно на стены, затем с Геронтием разговор. Ты…
Ныряльщик запнулся, чуть прищурился, смотря Аинэ прямо в глаза. — Пусть Медвежонок побудет с тобой.
— Нах-рр! — мхеценыш мгновенно прыгнул на плечи Зезвы, заставив того беспомощно улыбнуться. Аинэ засмеялась одними глазами, затем вдруг сжала руку рыцаря.
— Береги себя.
Зезва кивнул и стал подниматься по лестнице, чувствуя взгляд Аинэ на спине. Медвежонок заерзал на плечах.
— Зезя…
— Что, малыш?
— Нэя акер Зезя…хрр!
— Согласен. Не ерзай.
Зезва погладил маленького мхеца. Он снова вспомнил: черные круги в глазах, слабость, комната крутится, словно волшебная. В горле комок, тошнит…Холодно, и тут же жарко, по лбу бежит пот. И лицо Аинэ. Радостное. Ее крик, прохлада ладони на лбу. Шумные шаги прибежавших Каспера и отца Кондрата. Хочется пить. Слезы в глазах Аинэ…
Зезва прошел мимо двух мрачных джуджей, перебирающих стрелы и болты. Карлы угрюмо кивнули ему и вернулись к своему занятию. Ныряльщик повернул налево, прошел небольшой коридор с аркоподобным потолком. Свирепый ветер бросился навстречу, бросая нескончаемые армии снежинок в лицо. Зезва натянул шарф на лицо, оставив открытыми лишь глаза. Вскоре он уже был на монастырской стене. Его ждали.
— Чувства, явился наконец! — проворчал Геронтий Огрызок, поглаживая перебинтованную руку.
Рядом с командором находились отец Кондрат и лысый начальник штаба Гус Орлонос. Старый карл едва удостоил Зезву взглядом и снова обратил взор на лагерь ыгов и барадов сразу за защитным рвом. Когда Ныряльщик приблизился, старик пробурчал, не оборачиваясь:
— Если морозы не спадут, ров замерзнет окончательно.
Зезва осторожно облокотился о парапет. Холодный камень обжег руки даже несмотря на теплую одежду. Медвежонок тревожно поерзал, но быстро успокоился. Его мерное сопение действовало успокаивающе. Маленький мхец устроился поудобнее на шее Зезвы, устроив подбородок на голове. Озадаченно свистнул при виде множества человеков внизу. Падал крупный снег, из ртов вырывалось морозное дыхание. Слева и справа застыли небольшие группы джуджей и людей с луками. Зезва прикусил губу. Если бой, то тетивы не выдержат мороза, полопаются. То же самое можно сказать и про арбалеты. Словно прочитав его мысли, брат Кондрат спросил, указывая рукой в варежке на копошащиеся фигурки ыгов:
— Ормаз Вседержитель, неужели они собрались вести огонь из баллист? В такую стужу?
— А что? — повернулся Геронтий, сплевывая. — Эти гютфераны будут метать камни, пока орудие не выйдет из строя. Потом починят. Смотрите, сколько у баллист! На наши жопы хватит! Чантлахи…
— Самое скверное, — процедил сквозь зубы Орлонос, — что мы не знаем, что творится вокруг. Сколько ыгов, сколько барадов, какая у них поддержка? Полная херня!
— И Каспера все нет, — голос отца Кондрата дрогнул. — Неужели…
— Отче, — возразил Зезва, не сводя глаз с лихорадочно двигающихся фигурок ыгов, — вряд ли они перерезали дорогу.
— Вряд ли?
Ныряльщик поморщился от боли в плече. Действительно, если Каспер попал в беду, то… Ыги возятся с баллистами. Откуда они у них? Прав оказался Огрызок, когда предположил, что разобранные орудия могли подвезти на лошадях или ослах. Ыги? Зезва нахмурился, гладя Медвежонка по спине. Слишком уж слаженными были действия расчетов, что готовили к бою осадные орудия.
