лишь взметнула снег перед стенами. Потратив кучу камней, вражеские наводчики наконец пристрелялись, и целый град мелких камней обрушился на стены. Джуджи и люди с криками прятались, спускались по лестницам, или искали защиты за множеством тюфяков, которыми были обвешаны стены и обложены позиции. Зезва услышал дикий крик, обернулся. Несколько джуджей смотрели вниз, во внутренний двор, где в нелепой позе лежал окровавленный труп арбалетчика.
— Первая кровь, — сплюнул Огрызок и зарычал: — Абессалом!
— Слышу, командор, выполняю! — Весельчак взмахнул рукой, сжатой в кулак. — А ну, готовь!
Зезва сорвал с пояса железный рычаг или «баранью ногу», вставил в тяжелый джувский самострел, выпрошенный им накануне, зацепил болт. Глубоко вздохнул и выглянул из убежища. Прицелился, затаил дыхание. Свист камня и сдавленный крик справа.
— Пуск! — заорал Весельчак.
Зезва выдохнул. Болт ушел вниз, вместе с другими. Вопли и хрип снизу были наградой защитников стен, которые, дав залп, снова забились за тюфяки, потому что катапульты не прекращали бить из-за палисада под несмолкаемый рев барабанов. Зезве очень хотелось выглянуть, посмотреть, каковы же результаты, но он вместе со всеми сидел, вжавшись в хлипкие тюфяки — жалкую защиту от вражеских стрел и совершенно бесполезную вещь против метательных снарядов.
— Готовы? — прорываясь сквозь шум, разнесся голос Весельчака.
Зезва дернул «бараньей ногой», приготовился, рывком припал к бойнице. Прицелившись, пустил болт и снова упал, прижимаясь к пахнущему навозом и сеном тюфяку. Яростные вопли были ответом на залп. Геронтий подскочил к стене, на мгновенье высунулся, затем подпрыгнул на месте и демонически захохотал. Остальные джуджи мгновенно присоединились, загоготали, заулюлюкали. Двое или трое принялись кричать ругательства на ломанном аыге.
Примчался дозорный.
— Командор, таран!
— Ага, — вскинулся Геронтий, — а что там…
Несколько пущенных из катапульт камней обрушились на позиции, один из снарядов снес голову с зазевавшегося топорника. Хлынула кровь, тело дернулось, подогнуло ноги и рухнуло со стены вниз, орошая кровью снег.
— Не зевать, я ваших матерей бурдюк шатал! — зарычал Огрызок.
Зезва увидел, как голова погибшего с удивленно раскрытыми глазами медленно катится к ступенькам и с глухим стуком прыгает вниз. Побледневший Абессалом усердно раздает затрещины, а часовой снова кричит, что таран и лестницы уже у стен. Обстрел утих, ыги явно опасались угодить по своим же.
— На стены! — кричит Геронтий, вскакивая и воинственно размахивая топором. — Канат, где канат? Быстрее, быстрее! Человек, дуй наверх вместе с ними. Все равно из тебя стрелок, как из свиньи плотник!
— Бегу!
Вместе с Весельчаком и еще двумя карлами Зезва схватил тяжелый канат, и они побежали по узкой лестничке наверх, в маленькую пристройку над воротами. Снизу донесся гул и звонкий удар — пришел в действие вражеский таран. Свист и стук, вопли; начали обстрел ыговские лучники. Свирепо кричит Огрызок, а справа и слева доносятся звон оружия и яростные крики.
— Лестницы на стенах! — пропыхтел Весельчак на вопросительный взгляд Зезвы. — Так, раз-два, взяли! Ну, чувства же! Не елозь, человек, уф! Та-а-ак…Хоп…
— Жаметят, — заволновался один из джуджей, рыжебородый и с выбитыми передними зубами, — шувштва, вот жаметят, гютфераны!
Не говоря ни слова, Весельчак свесился вниз, почти незаметный в своей белой накидке на фоне заснеженной крыши пристройки над воротами. Канат с железными зубьями на конце медленно раскачивался. Зезва лихорадочно зарядил арбалет, прицелился. До выдвинувшихся из леса вражеских лучников, что полумесяцем держали позиции за штурмующими, чуть ближе палисадов с катапультами, он, конечно, не достанет болтом. А вот они, вооруженные дальнобойными луками, достанут. Если заметят раскачивающийся белый канат. Но еще больше усилилившийся снегопад и ветер мешали вражеским стрелкам не то, что заметить копошение над воротами, но и нормально прицелиться. Впрочем, этот же ветер заставлял тихо материться высунувшего язык Весельчака. Беззубый джуджа держал свесившегося со стены карла за ноги, а третий арбалетчик и Зезва припали к бойницам, не сводя глаз с качающегося каната и покрытого кожами навеса с торчащими джувскими болтами.
— Ошторожнее! — советовал беззубый, покраснев от натуги. — Не так, не так, подпихивай, подпихивай, шлепой, што ли?!
В ответ донеслось гневное рычание Весельчака вместе с просьбой отстать, а после этого уйти и немедленно совокупиться со всей родней, причем прилюдно. После таких пожеланий, беззубый карл перестал давать советы и молча продолжил поддерживать главного над арбалетами, обливаясь потом и что-то бормоча в рыжую бороду.
Весельчаку никак не удавалось подцепить таран, конец которого то высовывался, то прятался за кожаной «спиной» навеса. Гулкие удары сопровождались бормотанием ыгов-таранщиков. Справа донесся торжествующий рев, и Зезва рискнул на миг выглянуть, чтобы узнать, в чем дело. Он увидел, как потрясают над головами оружием джуджи и лестницу внизу, вокруг которой корчились или лежали без движения вражеские воины. Затем свист болтов, и сдавленные вопли.
— Жацепил! — шепотом сообшил шепелявый.
Зезва бросился помогать Весельчаку, который торжествующе вздернул канатом вражеский таран, и, под яростные и удивленные вопли ыгов, осадное орудие прыгнуло вверх. Два ыга выскочили из-под навеса, подняли головы вверх. И тут же рухнули, сраженные болтами — Геронтий не дремал.
— Масло, быстрее! — прохрипел Весельчак.
Джуджа с арбалетом прислонил самострел к стене, выхватил подготовленную заранее початую бутыль, принялся поливать покачивающийся над воротами таран. Охнул, дернулся, когда стрела пробила ему руку, бутыль едва не разбилась, но подскочивший Зезва каким-то чудом поймал её, вылил остаток масла на болтающийся таран.
— Огня!
Мгновение, и подожженный стрелой вражеский таран ярко запылал под торжествующий гомон защитников монастыря. Ыги колебались недолго, и вскоре сломя голову побежали назад, бросив свой таран, у которого выбили зубы. Лучники открыли яростную стрельбу по балкончику над воротами, но Зезва и Весельчак, а также беззубый джуджа вместе с раненым в руку товарищем уже спешили вниз, к поджидавшим их солдатам Геронтия.
Взмахом руки Огрызок отправил раненых вниз, затем высунулся из-за бойницы, поднял над головой топор и принялся громко материть отходивших ыгов. Досталось всем — и матерям, и бабушкам, и тетям с женами и сестрами. Затем достойный командор подпрыгнул, словно шар, и посулил всем ыгам, душевникам и барадам немедленно перетрахать друг друга, причем при дневном свете и всем вместе, «чтоб было веселее». Все эти добрые пожелания сопровождались улюлюканьем и поддержкой джуджей.
Ответ ыгов не заставил себя ждать. Едва пехота отошла, ожили катапульты, и камни со свистом ринулись сквозь пелену снегопада.
— Сосите дальше! — с чувством заключил Геронтий Огрызок, прячась. — Ребяты, все вниз. Сейчас чантлахи…
«Чантлахи», как видно, подвезли новые снаряды, и когда катапульты умолкли, затрещали баллисты. Огромные камни полетели на стены, но противник снова бил навесной стрельбой, заставляя защитников в панике прятаться. На глазах Зезвы один из камней прогрохотал прямо перед ним, сметая людей и джуджей, затем, расколовшись на несколько кусков, продолжил смертельный танец, убив и искалечив еще несколько человек. Ныряльщик замер, но тут же побежал дальше, вместе с остальными прижимаясь к стенам и поглядывая на грозные снежные небеса, откуда летела каменная смерть. Еще один снаряд упал сзади, сдавленные крики и стоны ударили в уши. Зезва обернулся, хватая ртом воздух. Совсем рядом, из под вгрызшегося в кладку камня, торчали слабо подергивающиеся ноги, текла кровь, а снег вокруг стал похож на кровавую грязно-бело-красную кашу.
— Курвин корень!