Орест подошел к топчану, взял на руки сжавшуюся от непреодолимого страха девушку и осторожно вышел, широко ступая по деревянному полу.
Мевлуд постоял в одиночестве, прислушиваясь к урчанию огня, затем вышел в прихожую, где его ждали Горгиз и Арен.
— Слушайте внимательно, — зашептал старик, хватая сыновей за рукава. — Как девочка помоется, пусть поспит немного. Затем помолимся Ормазу, и выступаем! Ясно?
— Да, отец! — хором ответили братья. Горгиз при этом довольно улыбнулся.
Пес-душевник тоскливо выл за окном. Ответа своего мзумского собрата он так и не дождался, и наконец учуял запах мертвечины, который не мог заглушить даже лютый мороз.
Когда раздался скрип тяжелых окованных железом дверей, отец Гулверд уже стоял у своего ложа, сжимая посох длинными пальцами своих худощавых рук. К удивлению монаха, посох не отняли, когда несколько мрачных джуджей запирали монаха в этой комнате. И все эти дни, которые он провел взаперти, их всегда было пятеро — угрюмых бородатых тюремщиков. Сначала трое стрелков, распахнув двери ударом ноги, нацеливали на Гулверда арбалеты. Четвертый поспешно ставил на стол миски со снедью и кувшин с пивом, изредка бутыль вина. Пятый джуджа складывал дрова у камина, окатывал спокойно улыбающегося Гулверда презрительным взглядом и выходил первым. За ним следовал карл, что принес еду. Последними из комнаты пятились арбалетчики, не спуская с монаха внимательных колючих глаз.
Двери открылись пошире, и ночной гость вошел в комнату в сопровождении двух высоченных монахов. Дюжие молодцы-иноки долго озирались и осеняли себя знаком Дейлы, опасливо косясь на отца Гулверда.
— Отец Андриа! — удивленно воскликнул Гулверд, прикладывая руку к груди. — Неожиданный визит, клянусь милостью Ормаза!
Настоятель Кеманского монастыря повернул голову, и тусклый огонек свечи осветил его изуродованное лицо. Монахи остались у дверей. Один из них без остановки бормотал молитвы. Второй нервно переступал с ноги на ногу. Словно заметив это, отец Андриа улыбнулся.
— Оставьте нас.
— Но, ваше святейшество…
— Выйдите, братья. Не бойтесь за меня.
Монахи переглянулись и повиновались. Бормотавший молитвы так и смог скрыть печать облегчения на своем благообразном лице.
Когда дверь была осторожно прикрыта, отец Андриа безошибочно подошел к столу, уселся украшенный замысловатым орнаментом деревянный стул. Повернул лицо к неподвижно стоявшему Гулверду, словно мог того видеть. Тень пала на его лицо, прикрыв уродство и красные рубцы.
— Скрипит дверь, брат мой Гулверд.
— Святой отец по-прежнему называет меня братом? — тихо спросил монах, сжимая посох.
— Отставь свою палку, брат! — покачал седой головой Андриа. — Здесь есть кому махать оружием. К сожалению…
Гулверд слегка побледнел, но прислонил посох к стене. Медленно приблизился к неподвижно сидевшему Андриа и осторожно присел на краешек темного от времени табурета, прямо напротив величавой фигуры настоятеля. Глубоко вздохнул.
— Мятежники нарушили перемирие? — спросил он.
Андриа долго молчал. Из-за дверей донесся звон оружия. Гулверд сузил глаза. Конечно, бравые джуджи охраняют святого отца-настоятеля. Смешно. Охраняют.
— Не думал я, — проговорил, наконец, Андриа, — что ты станешь меня спрашивать об этом. Но я чувствую твой взгляд, брат мой. Да, слепец чувствует. Когда у тебя нет глаз, начинаешь видеть намного лучше.
— Вот как, — напряженно улыбнулся Гулверд.
— Поверь, сын мой, — кивнул настоятель. — Теряя, ты находишь… Твой вопросительный взгляд, да. Силы мятежников, при поддержке ыгов и барадов осаждают монастырь. Наверняка, ты слышал крики и шум сражения на стенах. Пока мы держимся, хвала Ормазу. Но деревня захвачена, и сердце мое разрывается на части! Когда мне рассказали про тех несчастных, что были зарублены прямо перед стенами, я радовался, что у меня больше нет глаз!
Гулверд молчал. Не дождавшись ответа, отец Андриа положил руки на стол перед собой. Вздрогнув, Гулверд уставился на ухоженные пальцы, чуть бледную кожу и белоснежный материал рясы.
— Как ты догадался, святой отец? — спросил он, поднимая глаза на Андриа.
— А как ты догадался? — словно эхо отозвался старец.
— Я удивляюсь лишь тому, что мне не устроили допрос с пристрастием.
— Здесь не столица, сын мой. Служители Ормаза и Дейлы — не изуверы, прикрывающиеся лицемерными постулатами о пользе для государства и благе для общества. В Храме нет глупцов, воображающих, что малым злом можно победить зло большое, и повернув все вверх дном, облачить малое зло в одежды добра и пользы. Ведь именно так и рождается зло большое — лживыми намерениями, которые есть суть дорога в Пламя и в пасть демона Кудиана! Ты можешь одеть на волка тысячу овечьих шкур, но он не перестанет быть зверем!
— Так лучше быть овцой? — сверкнул глазами Гулверд.
— Нет, — Андриа повернулся на свет, рубцы на месте глаз налились кровью, и Гулверд невольно отшатнулся, схватившись за края табурета. — Нет, сын мой, овцой быть не лучше. Но ты… ты хочешь стать пастухом, пастырем. Желаешь направлять овец на истинный путь, не так ли? — Андриа покачал головой, и грустная улыбка заиграла на губах старца. — Думаешь, что без тебя овцы забредут не туда, куда нужно? Или без вас забредут? Жаждешь сотворить добро, но месишь тесто из маленьких злых намерений, и уже готова твоя тысяча овечьих шкур! А овцы… — отец Андриа на мгновенье умолк. — Овцы ничего не заметят, они ведь так нуждаются в добром пастыре!
— А волк бывает пастырем, святой отец?
Настоятель уже стоял у дверей. Изуродованное лицо, обращенное к нему, заставило Гулверда вздрогнуть и подняться. Не сказав больше ни слова, отец Андриа вышел. Уже из коридора Гулверд услышал слова:
— Не каждый зрячий может видеть, сын мой.
Оставшись в одиночестве, отец Гулверд долго и с сомнением смотрел на двери. Затем поднялся, взял в руки посох и осторожно взялся за тяжелую ручку. Со скрипом дверь поддалась, но Гулверд тут же отпустил ее, шагнул назад.
— Не каждый зрячий… — повторил он задумчиво.
Он вернулся за стол и долго смотрел в огонь, изредка оглядываясь на незапертую дверь.
Услышав тихий стук, два эра насторожились и схватились за оружие. Один из них негромко свистнул. Примчался худощавый джуджа, взвел арбалет, навел на высокий дверной проем в каменой стене. Оглянулся на людей, кивнул. Стук повторился. Один из эров засопел и принялся открывать тяжелые окованные двери. Те поддались с трудом, со скрипом. Джуджа опустил самострел.
— Добрый вечер, — поздоровался Мевлуд, пропуская вперед Ореста, Арена и Горгиза. Молодые душевники обменялись с эрами-мзумцами мрачными взглядами, но удивленный возглас джуджи заставил часовых уставиться на целую вереницу усталых понуренных людей — в основном женщин, детей и стариков, которых привели банщик и его сыновья. Одну девушку нес на руках высокий и жилистый эр. При виде его обветренного бородатого лица, эры-часовые посветлели лицом.
— Керен, ты?! Откуда, как…
Жилистый эр кивнул в сторону Мевлуда, пожимающего руку карлу-арбалетчику. Уже бежали монахини, тихо причитая и заламывая руки. С шумом примчался отец Севдин, шикнул на женщин, и тут же принялся отдавать распоряжения. Потом резко стал на месте, бросился к душевникам и долго тряс их руки.
— Благодарим тебя еще раз, друг Мевлуд, — проговорил Керен, отрываясь от кружки с водой. — Да благословит тебя и твою семья Дейла!
