Мевлуд смущенно кашлянул и хотел что-то сказать, но одна из женщин бросилась ему в ноги, обхватила руками колени и заголосила. Старый банщик всполошился, тщетно пытаясь образумить мзумку, но та ничего не слышала, лишь крепко прижималась к пожилому душевнику, и плакала, плакала.
Отец Севдин повернулся, нахмурился в ответ на вопросительный взгляд Наиры, приложил палец к губам, затем отошел к холодной сырой стене, где долго утирал слезы.
— Идет ли помощь? — спросил неожиданно Горгиз, чуть наклонив голову и опершись о свой топор.
— Должна идти, — мрачно кивнул джуджа с арбалетом.
Зашушукались мзумцы, а девушка, которую охаживали монашки, обсуждая, как бы ее половчее отнести в кельи, подняла голову и отчетливо произнесла:
— Даугрем в руках мятежников. Всех солнечников, кто не успел бежать, убивают.
— Не может быть! — воскликнул отец Севдин, бросаясь вперед. — Но наши войска…
— Окружены, разбиты…
Выругался эр-часовой. А когда до слуха людей донеслась приглушенная трель ыговских боевых барабанов, все, как по команде вздрогнули. Наира осенила себя знаком Дейлы.
— Спаси нас, святая богиня…
— Вставай, сын мой!
Зезва открыл глаза, непонимающе уставился на отца Кондрата, который навис над ним, словно гора.
— Курвин корень, что случилось? Только прилег после дозора…
— Какой еще дозор, богохульник?! Поднимайся!
И брат Кондрат наградил Ныряльщика таким пинком, что тот скатился с кучи тюфяков и стукнулся головой о мешок с бобами. Зезва ошеломленно сел, озираясь. Вокруг суетились вооруженные люди и джуджи.
— На стены! — крикнул ему в ухо отец Кондрат. — Неприятель!
Зезва вскочил, лихорадочно глотнул воды из бутыли, и побежал вместе с монахом к выходу из натопленного подвала, где отдыхали сменившиеся с дежурства защитники. При этом он бормотал, что приличный неприятель, мать его в дупло, ночью спит и набирается сил, а не будит народ ни свет ни заря.
В коридоре они столкнулись с целой группой карлов во главе с Гусом Орлоносом.
— Две башни движутся к стенам, — бросил пожилой карл отрывисто. — Все за мной!
— Башни, — пропыхтел брат Кондрат, поддержав какого-то джуджу, поскользнувшегося на заледеневшей лестнице. Карл пробурчал благодарность. — Осадные башни! Спаси, Дейла! И есть новости, сынок. Плохие новости. — инок смерил удивленного Зезву взглядом. — Ормаз не оставит нас в беде. Даугрем в руках супостатов!
— Что ты сказал, отче?!
— Не время сейчас плакать и горевать, мирянин, не время! Поговорим, как все утихнет.
Зезва мрачно взглянул на инока.
— А как же Каспер?
— Дейла, спаси, сынок, — опустил голову отец Кондрат. — Будем надеяться…
Зезва яростно дернул ремень сумки, отвернулся, стиснув зубы. Даугрем взят мятежниками! Но как, как такое может быть?
— Кто принес эту весть, отче?
— Мевлуд.
— Банщик? — пораженно переспросил Зезва, резко остановившись. С проклятиями два карла обогнули его, посулив «шатать собственный бурдюк». — Душевник Мевлуд?
— Он самый, сын мой. Вместе с сыновьями вывел из Кеман две дюжины разного люда, сплошь мзумцы, в основном бабы да дети малые. Вот оно, — брат Кондрат воздел очи вгору, хотя там, вместо неба, мрачно поблескивал заиндевевший потолок, — сердце человеческое, мирянин! Да благословит его Ормаз.
— Да благословит… — тихо повторил Зезва, погруженный в свои мысли.
Наконец, они добрались до стен, встреченные приветственным ворчанием уже находившихся на позициях солдат. Мороз обжег щеки и нос. Зезва поспешно обмотал лицо шарфом, который ему связала Аинэ из овечьей шерсти, натянул капюшон так низко, как только можно. Тулуп, хоть и спасал от холода, но все же не настолько, чтобы можно был долго стоять на месте, не приплясывая, словно рыночный шут. Брат Кондрат ограничился нахлобучиванием на голову теплой монашеской шапки. Он несколько раз со свистом рассек вокруг себя воздух своей дубиной, сразу же вызвав уважительные взгляды и одобрительное ворчание карлов.
— Чувства и на-най! — услышал Зезва раскатистый клич Геронтия Огрызка, который обходил стены, похожий на бородатого и пузатого льва. — Гютфераны соорудили деревяшки и вознамерились штурмик устроить, э? А вот и на-най, ага!
Зезва осторожно выглянул из-за бойницы. В черноте ночи плясали сотнями огней вражеские факелы. Со скрипом и скрежетом две темные громадины двигались к стенам, словно сказочные великаны. Затем раздался свист, и Геронтий хрипло велел прятаться. Вражеские катапульты плевались камнями долго, защищая осадные башни от стрел и болтов защитников.
— И не подожжешь в такой мороз, — услышал Зезва голос Гуса.
— Башни? — прокричал Ныряльщик, пряча голову, потому что очередной камень просвистел прямо над ними, и с грохотом ударил в стену внутренней постройки.
— Стужа, — пояснил Орлонос спокойно, — и они знают об этом. Что ж, будем действовать по обстановке.
— Начальник штаба хочет сказать, — язвительно добавил подобравшийся к Зезве и Кондрату Заал Косой, — что нам всем настал на-най.
— Молчи, солдат, — не повышая голоса, велел Гус Орлонос. — Эх, головы бы поотрывал строителям этого человековского храма! Неужели так трудно было догадаться сделать покруче подъем к стенам? На ров надеялись, как же. А теперь зима, вода замерзла! Башни подкатят к стенам, а был бы крутой склон, они бы штурмовали бы нас до Возвращения ткаесхелхов! Тьфу, глупцы.
Зезва и отец Кондрат переглянулись. Ныряльщик принялся ощупывать содержимое сумки, прислушиваясь к приближающемуся скрипу и нестройным криками прячущихся в башне атакующих.
— Но, если, — продолжал Гус, ощупывая тесак, — удасться хоть одну башню отчувствовать…
— Сын мой, — удивился брат Кондрат, — ежели, с помощью Ормаза, разрушим это кудианово сооружение, нечестивцы соорудят еще и еще!
— Верно, отче, — усмехнулся старый джуджа. — Только дело не в деревяшках, а в воинах, что прячутся в них.
— Отборные солдаты, — прогундосил Зезва из-под шарфа. — Отправим их на соль, чуть полегче станет. Если только они нас не отправят. На соль, курвин корень.
— А, ну, ребяты, — прокричал Геронтий, — пе-е-е-сню-ю-ю! Чтоб веселей шел чувственный на-най, ха! Косой, запевай!
Заал хлопнул в ладоши руками в перчатках, подпрыгнул на месте и затянул, слегка фальшивя:
Джуджи чуть нестройно грянули припев:
