— Какие, на хрен, покойники!? Я живым ставлю! — грозно занервничал мафиоза Андрюшкин, сжимая и разжимая последнюю непоставленную свечку. — Ты тоже нарываешься, как грёбаный Амбарыч!? Или издеваешься ради собственных тараканов!?
— Так, милок… На столике свечи ставят за упокой. А за здравие ставят в другие Подсвечники — круглые… Вон они, и вот… — Варвара наглядно простёрла рукою.
Мафиоза Андрюшкин мельком взглянул на наглядности и излил недоумённое беспокойство:
— Ни хрена не пойму! В церквах разные места для свечей? Живым отдельно, жмурикам отдельно? Да!?
Бедная Варвара ошалело и согласно повела головой.
— И что теперь будет!?
— Не знаю, милок… Всё, что угодно!
Мафиоза Андрюшкин и бабушка Варвара начали, было, соревноваться в том, кто больше растерян. Но вдруг Нафаня вспомнил, что он — человек действия и прибыл сюда по ответственному делу. Бандюг три раза плюнул через левое плечо, последнюю свечку воткнул в круглый Подсвечник и подгрёб к левому клиросу. Там он взялся за нижние края «рисунка Михал Михалыча», с намерением его со стены снять и из храма унести или вынести.
Варвара посмотрела на городской телефон, но вновь протягивать к нему руку поостереглась. Тогда бабушка взяла семисвечник и подкралась к мафиозе Андрюшкину сзади. Цели последних действий Варвары остались неясны, так как случилось Чудо. Нарисованная правая рука лика Спасителя сжалась в кулачище, размером с лицо Нафани. Сия трёхмерная кувалда вылетела из иконы, и сочно ударила Нафаню в область левого глаза. Потом Спаситель улыбнулся и Чудо закончилось.
У Варвары отвисла челюсть до пупа, а семисвечник от зависти сошел на нет.
Мафиоза Андрюшкин мученически упал на церковный линолеум.
Варвара не зная, что же делать, стала метаться на месте — возле тела Нафани.
Заявились Амбарыч и Марковна, с опаской наблюдая за метаниями Варвары.
В храме плавала странная тишина. Такая тишина наступает всегда, когда случается Чудо.
И такую тишину лучше не нарушать, но когда-то её нарушить всё равно надо. И сделать это лучше священнику из настоящих.
Отец Серафим был и есть настоящий священник. И в этом смысле тишине повезло.
Батюшка появился из алтаря и вперил суровый взгляд в Амбарыча. Марковну сотрясала любопытствующая дрожь, но в стенах храма она себя сдерживала. Варвара прекратила метания и находилась в пассивном ахуе.
Четверо человек возвышались кружком вокруг лежащего на церковном полу тела мафиозы Андрюшкина.
— Опять ты, Амбарыч, вогнал в чужую плоть Святого Духа с помощью физической силы!? — пожурил батюшка.
— Отец Серафим, я не при чём! Да, признаюсь, я хотел это сделать! Потому что этот мужик в албанском пиджаке — богохульник…
— Ты в каждом видишь богохульника! Тебе нужно было жить во времена инквизиции! Христос учит — люби ближнего. А ты, кобелий отпрыск!?
Амбарыч широко перекрестился на геройскую икону:
— Истинный крест! Отец Серафим, я не трогал сего мужика! А его отправила на пол бабушка Варвара!
Естество Марковны аж пищало от удовольствия.
— У-у… у-у… — яростно промычала Варвара и тыкнула правдивым пальцем в Спасительный лик.
Батюшка внимательно осмотрел старинную доску:
— Мужика в албанском пиджаке ударила икона?
— У-у… Так и есть, отец Серафим! — Варвара осенила себя восторженным крестом.
— Да ладно! — взалкала Марковна. — Боженька сам постоял за себя!
— Так-то, отец Серафим. Я всегда говорил, что добро должно быть с кулаками. Вы меня разубеждали. Вот вам доказательство! — умиротворенно вымолвил Амбарыч. — Господь сам врезал нечестивцу!
— Чушь! — авторитетно не согласился батюшка. — Я знаю, что есть иконы Чудотворные. Есть Мироточащие. Но про Дерущиеся иконы не слышал. И их не может быть просто потому, что не может быть! — Серафим сунул прихожанам на предмет целования свой медный крест. Когда поцелуи отзвучали, то он продолжил. — Я уверен, что бабушку Варвару обуяли бесы. Вчера утром был первый звонок! Телефон превратился в Солнечного Кота, который говорил по-русски!
— Ей-богу! — зачастила крестами Варвара. Крестя себя и всё, что и кто вокруг.
Батюшка достал из кармана штанов, под рясой, сотовый телефон:
— Поскольку Амбарыч не лжёт, потому что ложь есть грех, то… Я предполагаю, что у мужика в албанском пиджаке случился обморок. Иногда такое бывает у людей, редко бывающих в храме. Виной духота и чад от свечей. Надо вызвать «Скорую помощь».
Амбарыч благоговейным пальцем показал на мафиозу Андрюшкина:
— Глядите, у него синяк набухает!
— Чепуха… — с тревогой посмотрел на взбалмошную икону священник. — Синяк у мужика давно…
— Нет, синяк свежий! Я знаю толк в синяках! — похвастался Амбарыч.
— Точно синяк! — поддакнула Марковна.
— Так у кого там бесы? — саркастически засмеялась Варвара.
— Так и зарождаются ереси! — торжественно изрек батюшка в пустоту. Никто не верил ему, и сам себе он не верил тоже.
Клюев присел передохнуть на синюю скамеечку Петровского парка и стал участником странного диалога:
— Я вижу, что ты любишь орхидеи, — заметил очкарик.
— Ты прав, — согласился Клюев.
— Приходи к нам с Олесией. У нас ты всегда будешь накормлен и в тепле.
— А вы — это кто? — доверчиво развесил уши Клюев.
— Я — Орхидеи-люб! А Олесия — моя жена! — вдохновенно пропел очкарик. — И я вижу, что ты наш человек!
— Я должен поесть у Садко, — не согласился Клюев. — А потом приду.
— Возьми, — попросил Орхидеи-люб, протягивая адрес.
Ливер — мордоворот с косой саженью в плечах, угодливо распахнул заднюю дверку. Михал Михалыч пыхнул сигарой и вознамерился загрузить своё тело в лимузин. Это случилось возле Офиса Мафии. Рядом плавно остановилось такси, из авто усталым мячом выпрыгнул мафиоза Андрюшкин:
— Михал Михалыч!
Босс хищно осмотрел помощника: его помятый вид и крутотенный синячище под левым глазом. Михал Михалыч отменил свою посадку и цыкнул:
— Ливер, отойди.
Бандюг поправил за поясом пистолет и суетливо подчинился.
— Нафаня Андрюшкин! Где ты шлялся целый день и что у тебя с рожей!?
— Михал Михалыч! Я приехал из больницы, куда меня доставили в бессознательном состоянии!
— Я тебе не велел ехать в больницу и впадать в бессознательное состояние! Или ты что-то попутал в моих указаниях? Ну так, чуть-чуть… Скажи мне — попутал?
— Михал Михалыч, ну я ж не дебилоид! — улыбнулся своей шутке Нафаня.
Босс не посчитал шутку шуткой, но промолчал.
— Я приехал в храм, увидел там ваш рисунок, взял в руки… И тотчас получил от него такой удар, что упал без чувств!
— От кого получил удар?! — насторожено переспросил Михал Михалыч.
