— Ты не понимаешь, Радвара-энна…
Тут в разговор наш вступил Летери, осмелевший от того, что бабка убийцу не боится ни капельки, а убийца с бабкой почтителен и кличет 'мамой':
— А, может, я помогу? Я там всякие ходы-выходы знаю, в Треверргаре, то есть. Ежели чего — отсижусь где-нито…
'Хваты' всех входящих-выходящих могут считать по головам, хотел сказать я, но мальчишке уже пришла в голову новая идея:
— Ой! Чего ж это мы тут, вон же ведь у Мотылька крылища какие, он госпожу мою Альсарену из окна сымет!
Означенный Мотылек только ворочал башкой, хоть мы и перешли на лиранат. Лиранат или гиротский — невелика разница. А остальные не знают найлерта…
— Много ему помогут крылища против лучников на стенах, — фыркнул я. — Это же — 'хваты', парень, они из луков вслепую бьют.
У 'хватов' — та же подготовка, что у 'ножей', только чуть по-другому ориентированная.
— Что? Что вы говорите? — не выдержал Иргиаро. — Объясните мне!
Летери принялся показывать руками:
— Госпожу нашу Альсарену — хватать! Хватать и лететь!
Иргиаро истово закивал.
— Ага, а лучник, — я 'натянул тетиву и выстрелил', изобразил 'дохлого Иргиаро'.
Иргиаро засопел. Но Летери смутить было не так-то просто.
— Ну, так их отвлечь надобно! И всех делов. Вот ты, господин, — повернулся к Ульганару, ткнул пальцем для верности, — Ты к воротам придешь, скажешь, мол… мол, споймал убивца, то есть, тебя, господин, в смысле… и дракона евойного… 'Хваты' к воротам набегут, а тут Мотылек госпожу в охапку, и бежать! То есть, лететь!
Мальчишка сиял.
Иллюстрация к Игровке: каково, а? Чай, не лыком шиты.
— Бред, — сказал я, — Все 'хваты' к воротам не побегут. Одного с луком достаточно.
Отвлечь… всех не отвлечешь… подманить…
— Говорите на найлерте! — взвизгнул Иргиаро.
— Да пошел ты! — на тебе, на найлерте.
Думать мешает…
— Ах, так?! — Иргиаро вскочил и кинулся к двери.
Радвара-энна перехватила его, уцепилась за пояс:
— А ну, цыть! Ишь ты, разорались тут! Ты давай, не кобенься, а переведи ему, не понимает он, не видишь, что ли? А ты сядь спокойно, неча шастать, куда не велено. А ты вообще молчи!
Летери только крякнул. Внучонка-то за что, Радвара-энна, он ведь как лучше хотел…
— Я… я слышу… — бормотал Иргиаро, стискивая руки, — Там опасность! Объясните!
— Твоя Маленькая Марантина — в Треверргаре, — сказал я на найлерте, — Туда приехал ее дед. С ним — отряд 'хватов'.
— Что такое 'хваты'?
— Это такие люди, хорошо обученные ловить. Хватать. Они не дадут ей уйти из Треверргара. А, рано или поздно, там окажутся те, кто, так скажем, хочет ее смерти.
Скажем так. Не хочу заранее пугать тебя, Иргиаро.
— Ты! — закричал Иргиаро, — Ты знал! Ты позволил ее забрать! Ты на меня сердит? Так спрашивай с меня, а не с нее!
— Я уже извинился.
Между прочим, кое-кто мог бы вести себя чуточку поумнее… Вот именно. И этот кто-то — ты сам.
— А мне не нужно твое извинение! — не унимался он, — Мне нужна Альса!.. Маленькая Марантина! Пусти меня, старая женщина! — принялся выдирать свой пояс у Радвары-энны.
Радвара-энна держала крепко, обеими руками:
— Куда тя несет? Куда тя несет, олух, бестолочь!
— Пропасть! Я вас всех ненавижу!
Йерр стремительно развернулась, захлестнула его плечи, вместе с крыльями, хвостом, Иргиаро рванулся, не удержался на ногах, с грохотом повалил корзину с луком, горшок и две крынки, одну — с молоком…
— Слушай, ты, — я шагнул к нему, нагнулся, — недоразумение с крыльями. Да, я был неправ. Признаю. Я вытащу твое недоразумение без крыльев. Если ты не будешь мне мешать. У тебя нет никаких шансов. Тебя подстрелят, как цыпленка. А она будет плакать.
Он слабо ворочался в молочной луже, пытаясь вывернуться из захвата Йерр. Он глядел на меня черными глазами, полными слез ярости и обиды.
— Ненавижу! — прошипел он.
— Высказался.
Тут из своего дальнего угла высказался еще один господин, славный талантами. Ульганар. Подергал плечами, поелозил на лавке.
— Развяжите меня.
— Щас! — развернулся я к нему. — Развяжем и в Треверргар проводим… Стоп, — заманить, приманить… Выманить! — А это — идея.
Отец Арамел
Дверь отворилась без скрипа, и четверо рослых парней внесли, держа за длинные ручки спереди и сзади, кресло с высокой спинкой. В кресле сидел старик. Господин Мельхиор Треверр. Следом вошла леди Агавра со шкатулкой в руках и остановилась возле двери.
Старик чуть шевельнул сухонькой, как птичья лапка, рукой, носильщики-телохранители поставили кресло на пол и, разложив складной столик, молча покинули мое узилище.
Мельхиор Треверр посмотрел на меня. Кожа, покрытая пятнами, словно отсыревший пергамент, веки без ресниц, исчерканные красными жилками белки, выцветшие радужки — глаза старого человека, утомленного продолжающейся еще жизнью, болезнью, немощью… Откуда же это ощущение двух отточенных стилетов, воткнувшихся в яремную впадину?..
Дознаватель передал тебе материалы. Он знает, и ты тоже знаешь — доказать ничего не удастся. За моей спиной — Орден, старый человек. Орден святого Кальсабера. Ты не станешь драться с Эстремиром. Орден сомнет тебя.
Он щелкнул пальцами — неожиданно сильный звук — леди Агавра подошла к столику, открыла шкатулку, выложила письменные принадлежности.
— Мне нужно признание, — проговорил Мельхиор Треверр негромко и спокойно. — По всей форме. Я, отец Арамел, иерарх четвертой ступени Ордена святого Кальсабера, признаюсь перед Господом Милосердным в убийстве Гелиодора Нуррана-младшего и жены его Иверены, урожденной Треверры. Что там еще полагается?
— Когда и как имело место быть совершенным убийство, — прошелестела леди Агавра.
— Ну вот, значит — совершенном в день Посвящения в Истину, во время праздничной службы, с помощью яда, название укажешь сам.
Я смотрел на него и не понимал. В своем ли ты уме, старый человек, или от горя утратил рассудок? Ты хочешь, чтобы я сам, своей рукой дал вам то, чего вам так не хватает? Чтобы я признался в преступлении и ты смог передать меня господину Палахару? Хорошо еще хоть ты не требуешь, чтобы я признавался в убийствах Невела, Ладалена, Амандена и прочих…
Я улыбнулся:
— Не очень понимаю вас, господин Треверр.
