— В любом случае, я должен его поднять.
— Ты должен подхватить его с земли… уж я не знаю, как. За ворот, что ли, за одежду, за пояс? Какой тут центр тяжести, Мотылек! Пальцы твои выдержат? Колдун, что ты скажешь? Эй! Ты зачем это делаешь?
Колдун хладнокровно вскрывал себе вены на левом запястье. Повернул лезвие, разводя края раны — струйкой полилась кровь — я не сразу поняла, что не на снег, а в чашку. В маленькую плоскую чашку, которую он достал из сумки. Я хмыкнула — опять какие-то холодноземские выверты.
Наполнив чашку до половины, колдун выдернул нож. Ранка моментально слиплась — меня это уже не удивляло. Колдун протянул чашку Стуро.
— Внутрь, — велел он коротко.
Стуро попятился, кривя губы.
— Это стимулятор, Иргиаро, — объяснил колдун.
— Ты что-то путаешь, — на лице вампира читалось омерзение, — Я трупоедскую кровь не потребляю.
— Стимулятор? — переспросила я.
— Да, — колдун продолжал протягивать чашку с кровью, в полумраке похожей на смолу, — Эссарахр для вессаров.
— Кажется, он прав, Мотылек. Это поможет. Это стимулятор, зелье, умножающее силу и выносливость. Помнишь мои пилюльки? Я рассказывала тебе, как они действуют.
Стуро заколебался. То, что я перекинулась на сторону колдуна, пошатнуло его решимость.
— А без этого нельзя?
Колдун фыркнул:
— Тебе, кажется, был нужен Большой Человек?
Вампир взял чашку, покачал ее, понюхал, покривился еще немножко, а потом залпом проглотил содержимое.
— Странный вкус, — пробормотал он, гримасничая, — Едкий какой-то…
Колдун подхватил его под локоть — и вовремя. Стуро повело в сторону, он неловко взмахнул рукой, выронил чашку.
— Ну-ка, садись сюда… садись, — колдун помог ему устроиться на одном из баулов, — Посиди немного. Сейчас полегчает.
Зайдя парню за спину, принялся делать ему массаж по какой-то своей таинственной, но действенной методе. Стуро сутулился, шмыгая носом. Я присела на корточки.
— Ну как?
— Пропасть знает… — он сглотнул, — Плывет все. Словно арварановки перебрал. Надо же, какая гадость!
— Это необычная кровь, — я понизила голос, но колдун увлекся массажем и не прислушивался к разговору, — Очень необычная. У него радикально изменена структура организма. Похоже, таким манером он способен поделиться своей необычностью. На время, или… скорее всего только на время.
Стуро сплюнул в сторону.
— Все равно, — буркнул он, — лишь бы работало, — вдруг нахмурился и озадаченно уставился на меня, покачиваясь от колдунских тычков.
— Что? — я обеспокоилась.
— Слышу… — он коснулся пальцами пелерины капюшона, — Слышу очень хорошо… Как при контакте. Дай-ка руку.
Он прижал мою ладонь к груди под ключицами и ошалело заморгал. Я не отставала:
— Что?
— Ощущения? — громко поинтересовался колдун.
Стуро обернулся.
— Слышу… очень внятно. Очень… очень далеко. И тебя. И ее — он кивнул на бессловесную Радвару, — Собак тоже… Птиц… спящих… вон там, в кустах… Пропасть! Мышей под снегом!
— Встать можешь?
Стуро встал — вскочил, да так стремительно, что я покатилась в сугроб. Попытался поднять меня, но почему-то промахнулся, цапнул обломок наста, не удержался и бухнулся на колени.
— Не спеши, — посоветовал колдун, — Сейчас привыкнешь.
Стуро поднялся — медленно. Протянул мне руку. Взялся отряхивать — и опять сшиб в снег.
— Оставь ее в покое, — колдун уже влез в лямки, — Полетели.
Стуро сгреб его вместе с сумкой, вскинул себе на грудь, перехватил поудобнее — будто тюк шерстяных очесов, громоздкий, но легкий — и со всех ног помчался вдоль заметенного русла, на ходу распахивая крылья. Прыжок — и его увлекло в небо.
Посадка ему не удалась. Они с колдуном шлепнулись на склон, в редкий орешник, по ту сторону ручья. Взметнулся снежный бурун, даже нас с Радварой окропило. Неистово захлопали крылья, затрещали ветки. Понеслись энергичные проклятия.
Оба шумно выдрались из кустов. Перепрыгнули ручей.
— Чуть не выкупались! — Стуро коротко хохотнул, сверкнув клыками.
— Делай поправку на увеличившуюся силу и скорость, — одернул его колдун, — Мы не развлекаться сюда пришли.
— Ерунда! Еще раз… — Стуро ухватил колдуна за плечи, но тот увернулся.
— Теперь с воздуха. Попробуй меня подхватить.
— Ерунда!
Громыхнули крыла — Мотылек взмыл прямо с места, вертикально вверх, как птица. Я разинула рот. Ну и кровушка у нашего недоделанного онгера! Но что-то мне не очень нравится эта явная эйфория. Не было бы какой пакости, когда она закончится… и сколько она продлится? Завтра Стуро наверняка получит еще порцию… Не случилось бы привыкания…
Черный ураган с гулом и свистом распорол воздух, заходя по пологой дуге — и белые змейки заполошно разбежались по насту впереди него — зацепил одиноко стоящего колдуна, опрокинул — и грянулся наземь сам, мгновенно погребя человека под всплесками крыл и снежной пеной.
Отскочил, будто пружиной подброшенный.
— Не управил! — донесся до меня возбужденный Стуров крик, — Ерунда! Еще разочек…
Опять сумасшедший прыжок в небо. Где прежняя плавность, где парение? Мой ненаглядный превратился в настоящий ночной кошмар, в демона крылатого, выходца из преисподней. Вот такими вампирами и пугают бесхитростные души.
— А-ха-ха! А-ХА-ХА-А!!!
Ночь сотряслась и разломилась, роняя комки тьмы, облака и звезды. Меня властно пригнуло к земле. Волосы, позабыв былой опыт, немедленно встали дыбом. Взгавкнул Ун, а Радвару, бедную, вообще смело с обледенелых бревен. Один колдун не дрогнул. Он еще больше выпрямился и показал небесам кулак.
Демон, снижаясь, пошел прямо на колдуна, а впереди него стеной шла ледяная плотная воздушная волна. Мгновение — удар, колдунские сапоги пахают две короткие борозды — и вот уже черный клубок неистово лупит полотнищами крыл, расшвыривая осколки слежавшегося снега.
— Ерунда, сейчас я…
— Хватит! — заорал колдун, — Остановись!
Стуро поднялся, утирая рукавом мокрое лицо.
— Спятил? — колдун снова показал ему кулак, — Тебя в Треверргаре слышно. Завтра голоси сколько влезет, а сейчас заткнись и делай, что велят.
Ворча, он направился к сумкам. Стуро, проходя мимо меня, весело подмигнул. Неудачи его не разачаровывали. Колдун извлек из баула железный крюк на толстой веревке. Перекинул веревку Мотыльку через шею, один конец привязал к поясу, а другой, с крюком, дал в руку.
— Давай еще раз. Попробуй подцепить меня крюком.
Сказано — сделано. Мотылек ушел в небо, колдун встал столбом посреди затоптанной, перепаханной лощины. Снижение, хищный свист летящей стали, колдунские руки цапают тускло взблескивающий серп,
