убийства, сплетение интриг, в котором мне никак не удавалось найти концы нитей, не дали мне выполнить обещанное, но я не собиралась брать слово обратно.
– Та честь не останется пустой, царь Шолто, – сказала я. – Я намерена сдержать слово.
– Конечно, теперь-то конечно! – завопила Сегна. – Так и та благая сучка сказала – что переспит с ним, когда у него рана заживет.
Я неверяще уставилась на Шолто:
– Ты сам разрешил с собой это сделать?
– Нет, – мотнул он головой, – ни за что.
– Ты с детства мечтал стать сидхе, Шолто, – прозвучал голос Агнес – культурный, ближе к человеческому тембру, чем у ее подруги. – Не лги тем, кто тебя воспитывал.
– В детстве я и о крыльях ночного летуна мечтал – помнишь?
Она кивнула; голова на узких плечах казалась непропорционально большой.
– Ты плакал, когда понял, что крыльев у тебя не будет никогда.
– В детстве мы о многом мечтаем. И признаю – были моменты, когда я желал избавиться от щупалец. – Он непроизвольно потянулся потрогать утраченные органы – как пытаются недавние инвалиды почесать ампутированную конечность. Рука у него упала до того, как коснулась кровавой раны на животе.
– Как им удалось поймать тебя в ловушку и зачем это им понадобилось? – спросил Дойл.
– Я не просто знатный гвардеец королевы, я сам монарх. Если бы благие не считали меня уродом, я бы давно уже нашел случай переспать с женщиной-сидхе. Но спать со мной для благих преступление похуже, чем с любым другим из неблагих. Андаис зовет меня своей Искаженной Тварью, а благие и правда в это верят. Я для них – тварь, животное, урод.
– Шолто… – прошептала я.
– Не надо, принцесса. Я видел, как ты тоже отшатнулась от меня.
Я подалась к нему:
– Только в первый момент. Но потом я увидела, как ты сияешь магией, как играют цвета в твоих дополнительных органах, как они сияют – словно драгоценности в солнечном луче. Я чувствовала, как звенит твое тело силой и магией, чувствовала твою наготу внутри себя.
Я взяла его за руку.
Он не отстранился.
– Ты же с ним не трахалась, – удивилась Сегна.
– Нет, но держала его во рту, а если б вы той ночью не помешали, то дошла бы и до большего, как знать.
Мне не слишком нравились «особенности» Шолто, но когда он засветился силой, когда его магия ответила на мое прикосновение – я на миг, сияющий миг, увидела его как он есть. Увидела его красоту, увидела щупальца не как уродство, а просто как его часть. Не думаю, что смогла бы спать и просыпаться с ним в одной постели, но секс… секс в тот миг представлялся заманчивой идеей. И теперь я попыталась показать Шолто свои чувства – должно быть, получилось, потому что он отнял у меня руку и принялся рассказывать, как он попался на удочку.
– Мне надо было заподозрить обман, – сказал он. – Леди Кларисса назначила мне свидание. Прислала записочку, что однажды увидела меня без рубашки и с тех пор не может перестать думать… фантазировать. Я уцепился за шанс, не задумавшись ни на секунду. Я так хотел быть с сидхе – пусть даже на одну только ночь.
Я редко чувствую себя виноватой – с этим чувством фейри не слишком знакомы, – но сейчас я подумала, что он не так легко попался бы на приманку благих, возьми я его в свою постель. А может, наоборот, попался бы еще быстрей – кто теперь угадает.
Я протянула руки обнять его – так, чтобы не потревожить раны, – но Сегна меня оттолкнула.
– Не смей к ней прикасаться! – задыхаясь от гнева, крикнул Шолто.
– Теперь-то она будет тебя баюкать, – взвыла Сегна, – она будет тебя ласкать – потому что нет больше уродливых щупалец! Теперь она тебя хочет – точно как та вторая сука-сидхе!
– Она бы и без того меня ласкала тогда в Лос-Анджелесе, если б вы нам не помешали.
Агнес оттащила подругу назад.
– Он прав, Сегна. Наша вина в этом злодействе тоже есть.
Из грязновато-желтого глаза Агнес скатилась слеза; карга отвернулась, пряча от меня лицо. Фейри плачут без стыда, когда хочется плакать, и любое чувство выражают открыто. Только близкие к трону учатся скрывать эмоции, а изначально мы были много свободней в чувствах.
– Леди Кларисса, – продолжил рассказ Шолто, – взяла меня в ситхен благих, провела под плащом окольными ходами в свои покои. Она сказала, что щупальца ее и привлекают, и пугают. Сказала, что не вынесет, если они к ней притронутся во время секса. И тут я сглупил по-настоящему: разрешил ей меня связать, чтобы случайно не задеть ее конечностями, которых она так боялась – и так желала, по ее же словам.
Шолто опять отвернулся, пряча глаза. Он покраснел так, что видно было даже сквозь пряди белых волос, просто вспыхнул от смущения.
– А когда я стал беспомощен, в комнату набежали другие сидхе – и вот что они со мной сделали.
– А король с ними был? – спросил Дойл.
Шолто покачал головой.
– Он не из тех, кто сам делает грязную работу, ты же знаешь, Мрак.
– Но он знал?
– Без его ведома никто бы не отважился, – сказала я. – Его слишком боятся.
– И все же он может все отрицать – его ведь там не было, – заметил Шолто. – Пойми я, для чего ему это нужно, я бы не сомневался в его причастности, – но чего он надеялся достичь?
– Кое-кто из твоего народа поверил, что в этом замешана Андаис, что она это допустила. Может, это и было скрытой целью? Ты сильнейший союзник Андаис, царь Шолто. Что произойдет, если ты ее покинешь? – спросил Дойл.
– Лишать королеву союзников имеет смысл, если затевается война. А любая война фейри против фейри – нарушение нашего договора с Америкой. Нас выгонят из единственной страны, которая согласилась нас принять. Если причиной тому будет Таранис, против него поднимутся все фейри разом – и его уничтожат.
Мы знали, что Таранис уже нарушил договор почти так же грубо: выпустил на волю Безымянное. Это бестелесное создание было сотворено из магии, от которой фейри вынуждены были отказаться в обмен на разрешение остаться в Америке, – одно из ряда условий, которыми президент Джефферсон обставил нашу иммиграцию. Фейри осуществили два великих заклятия еще в Европе в надежде добиться достаточного умиротворения в собственных холмах, чтобы жить в согласии с людьми, но их оказалось мало. Не знаю, понимал ли кто-то из сидхе, от чего мы отказываемся с третьим заклятием. Я родилась много позже тех событий, так что наше героическое прошлое до меня дошло только в мифах, легендах и слухах.
Таранис освободил заключенную в ловушку магию и попытался с ее помощью убить Мэви Рид – золотую богиню Голливуда и, в прошлые времена, богиню кинематографа. Она знала секрет короля, знала, что он бесплоден, что отсутствие у него детей – не вина череды его жен, которых он безостановочно менял. Дело было в нем самом, и он знал это уже сотню лет, с тех пор как выгнал Мэви Рид из волшебной страны за отказ разделить с ним постель. Она отказала потому, что последняя жена, которую король отослал за бесплодие, забеременела от другого сидхе. Мэви прямо сказала королю, что считает его бесплодным, – и много лет спустя он решил ей отомстить.
Королева Андаис, когда узнала от медиков-людей, что бесплодна, разыскала меня в ссылке и позвала домой. Правитель страны фейри – это и есть страна, и если бесплоден монарх, если болен – то народ и земля умирают. Это старое поверье, и поверье правдивое: магическая связь земли и короля. Если Таранис сотню лет знал, что бесплоден, и скрывал от других, то он сознательно обрекал свой народ на смерть. За такие преступления в наших холмах королей казнили.
– Вы подозрительно притихли, – заметил Шолто. – Вы что-то знаете. Что-то, что и мне нужно знать.
– Мы не вольны это обсуждать. При всех – точно, – сказал Дойл.
– А наедине с царем вас никто не оставит, – фыркнула Агнес. – Дураков нет.
