Шолто рухнул на колени.
– Сегна… – сказал он с настоящей скорбью.
Я опустилась на колени с ним рядом, тронула за руку – он отдернулся.
– Всякий раз, когда ты рядом со мной, я теряю кого-то близкого.
Ивар крикнул:
– Я не уверен, что она умирает. Ранена очень сильно, но может, еще выживет.
Агнес гладила подругу по лицу, но я видела, как бессильно открывается рот, как трудно дышит карга. Кровь пузырилась в ране на груди, текла из губ. Почти для любого это значило бы смерть.
– Она сможет вынести такую рану? – тихо спросила я.
– Не знаю, – ответил Шолто. – В прежние времена – да, но мы потеряли многое из того, кем были.
– У Аблойка рана еще кровоточит, – сказал Дойл.
Шолто опустил голову, спрятав лицо за вуалью белых волос. Я стояла совсем рядом и услышала, как он плачет – так тихо, что вряд ли слышал кто-то еще. Из уважения к царю я не подала виду, что заметила.
Сегна протянула к нему руку.
– Милосердия, мой господин, – выговорила она низким, булькающим голосом, захлебываясь собственной кровью.
Шолто поднял голову, но волосы не убрал, они щитом закрывали его лицо с двух сторон, так что только мне были видны следы слез у него на щеках. Голос у него был чист и спокоен, никто не понял бы по голосу, как скверно у него на душе.
– Ты просишь исцеления или смерти, Сегна?
– Исцеления, – пробормотала она.
Царь качнул головой.
– Снимите ее с костей. – Он посмотрел на Файфа. – Помоги им.
Файф помедлил мгновение, но потом осторожно соскользнул по склону и присоединился к брату в неподвижной вязкой воде. Им втроем удалось снять Сегну с костей, только один шип воткнулся в ребро карги, и Агнес с хрустом его сломала. Они взяли Сегну на руки, она корчилась от боли и кашляла кровью.
Агнес повернула к нам залитое слезами лицо.
– Мы не те, кем были когда-то, мой царь. Она умирает.
Сегна тянула к Шолто дрожащую руку:
– Милосердия…
– Мы не сумеем спасти тебя, Сегна. Прости, – сказал Шолто. Теперь уже все было ясно.
– Милосердия, – снова попросила она.
– Милосердие бывает разное, – сказала Агнес. – Неужели ты оставишь ее мучиться?
Голос у нее был искажен от слез и пылал от гнева. Такие слова жгут горло, когда их произносишь.
Шолто покачал головой.
Ивар пропел по-птичьи:
– Ты должен подарить ей смерть, Шолто.
– Оба они должны – царь и принцесса, – поправила Агнес, глядя на меня с такой злобой, что я едва не вздрогнула. Если б фейри еще умели убивать взглядом, я бы умерла на месте. Она сплюнула в воду.
– Не принцесса ее ударила, а я, – сказал Шолто, вставая. Он пошатнулся, и я его подхватила, помогла восстановить равновесие. Он не препятствовал, что показало мне, как сильно он ранен. Я видела нанесенную Сегной кровоточащую рану, но пошатнулся Шолто, думаю, не из-за нее – и не из-за раны на месте щупальцев. Бывают раны, которые не видны, но они глубже и больнее, чем любая из тех, что могут кровоточить.
– Мне жаль, Шолто, но карга права, – нехотя произнес Ивар. – Сегна ударила вас обоих. Не будь принцесса воином, ее можно было бы избавить от этой обязанности, но она сидхе Неблагого Двора, а значит – воин.
– Принцесса не раз убивала на дуэли, – сообщил Файф.
– Если она откажется помочь Шолто избавить Сегну от мук, слуа никогда не признают ее королевой, – сказала Агнес. Она гладила подругу по лицу – удивительно нежный жест при таких когтях.
Я расслышала, как вздохнул Дойл. Он подошел шепнуть мне на ухо:
– Если ты спасуешь, Агнес всем объявит, что ты не воин.
– И что тогда? – прошептала я в ответ.
– Возможно, слуа не станут тебе подчиняться, когда ты сядешь на трон, потому что они – народ воинов. Они не признают вождем того, кто не омыт кровью сражения.
– Я в крови чуть ли не купалась уже, – буркнула я. Онемение проходило, сменяясь резкой дергающей болью. Из раны лилась кровь. Мне медицинская помощь была нужна, а не барахтанье в грязной воде. – Мне бы дозу антибиотиков.
– Что? – хором спросили Шолто и Дойл.
– Я смертная, не то что вы. Я могу подхватить инфекцию, заражение крови. Так что после того, как мы выберемся из той лужи, мне нужны будут антибиотики.
– Тебе действительно грозит такая опасность? – спросил Шолто.
– Грипп я подхватывала, так что отец заставил врачей сделать мне все детские прививки – он не знал, насколько высокая у меня сопротивляемость болезням.
Шолто удивленно вглядывался мне в лицо.
– Ты такая уязвимая.
– Да, по меркам фейри, – кивнула я и посмотрела на Дойла. – Знаешь, иногда я сомневаюсь, что мне хочется здесь править.
– Ты это серьезно?
– Если бы альтернативой был кто-то получше моего кузена – да. Я устала, Дойл. Я так хотела вернуться домой – а теперь я почти с той же силой хочу в Лос-Анджелес. Чтобы между мной и убийствами осталось побольше миль.
– Я говорил тебе как-то, Мередит: если б я мог вынести мысль о Келе на троне, я бы уехал с тобой.
– Мрак, – поразился Мистраль, – не может быть, что ты всерьез!
– Ты почти не выезжал за пределы холмов и не видел, что и в землях людей встречаются чудеса. – Дойл тронул меня за лицо. – Есть чудеса, что не поблекнут, когда мы отсюда уйдем.
Он говорил мне, что бросил бы все и последовал в изгнание за мной. Он и Холод. Когда они решили, что кольцо королевы, магический артефакт, выбрало Мистраля моим королем, Дойл сломался – сказал, что не смог бы видеть меня с другим, не вынес бы. Потом он собрался и вспомнил свой долг, как я вспомнила свой. Будущие короли и королевы не прячутся, не сбегают и не бросают королевство на откуп ненормальному тирану вроде моего кузена Кела. Кел будет похуже своей матушки Андаис.
Я смотрела на Дойла и хотела его. Хотела сбежать с ним.
Холод шагнул к нам, и я смотрела на двух своих мужчин и хотела завернуться в них как в одеяло. И совсем не хотела лезть в вонючую котловину и брести по заточенным как бритвы костям и грязной воде, чтобы убивать кого-то, кого не хотела даже ударить.
– Я не хочу ее убивать.
– Выбор за тобой, – тихо сказал Дойл.
Рис тоже к нам подошел.
– Если мы собираемся насовсем умотать в Л-А, меня возьмут?
Я улыбнулась, погладила его по щеке:
– Конечно.
– Хорошо. С Келом на троне Неблагой Двор для всех станет небезопасным.
Я зажмурилась на минутку, уткнулась лбом в голую грудь Дойла. Прижалась щекой, крепко обняла, слушая ровный, медленный стук сердца.
До сих пор молчавший Аблойк сказал у меня над ухом:
– Ты напилась из кубка, из обоих кубков, Мередит. Куда бы ты ни пошла, страна пойдет за тобой.
Я посмотрела ему в глаза, стараясь разгадать все смыслы его слов.
