Едва я заметил, что само движение начинало оказывать сопротивление, что сами члены партии недовольно и упав духом разочаровались в этом труде, тогда я решился поставить на службу нашему общему делу последнюю силу. На специально созванном для этой цели партийном съезде области в Потсдаме я выступил перед партийцами и в долгих и принципиальных рассуждениях разъяснял цель и задачу этого предприятия. Я пытался объяснять членам партии, что недостойно национал-социалиста отступать при настоящих неудачах и бросать дело, которое представлялось бы необходимым, потому, что оно сопровождается трудностями. Я не преминул указать на то, что если мы в разочаровании откажемся от этого, то потеряем окончательно все, что вообще было сделано для национал-социалистического движения в Берлине и утратим до сих пор захваченную почву, что на наших плечах лежит огромная ответственность, и что каждый должен подумать, не хочет ли он трусливо сбросить с себя эту ответственность. Это объяснение возымело свое действие.
Со свежим мужеством все партийное товарищество снова приступило к работе. Мы начали с нашим графиком выхода газеты в исключительно неблагоприятное время; первый номер вышел посреди лета, 4 июля. Организация была парализована, у нее отсутствовали денежные средства, твердый коллектив сотрудников еще не был составлен, журналистское мастерство оставляло желать еще много лучшего. Но, в конце концов, путеводным знаком для нас и тут, как во всех прочих безвыходных ситуациях, стали воля и жесткая решимость.
Мы хотели! Этого должно было хватить. Задание, которое мы решились выполнить, было необходимым. Этого должно было быть достаточно. Сопротивление всегда можно сломать, если только есть воля. Но такое движение, как наше, никогда не может позволить сломать себя никаким сопротивлением. Наше молодое предприятие с самого начала тут же оказалось под угрозой краха и банкротства. Но мы мужественно бросились навстречу этой угрозе. Работа, усердие, воля, упорство и талант помогли нам справиться и с этими трудностями. Вскоре «Дер Ангриф» стал на самом деле атакой. В неутомимом труде мы его заострили и отшлифовали: и из жалкого грязного бульварного листка, который впервые увидел свет мира 4 июля 1927 года, в самый короткий срок появилась уже авторитетная и увлекающая боевая газета. Мы приблизились к цели. Мы атаковали. И теперь уже молодой орган в его новой форме должен был приносить больше хлопот тем, против кого его писали, чем тем, кто сам его писал!
Отчаяние и упадок
Тем временем наступил разгар лета. Воцарилось летнее затишье. Политическая жизнь имперской столицы постепенно стихала и теряла любую остроту. Рейхстаг ушел на каникулы, сенсаций или больших политических неожиданностей пока не следовало ожидать. Национал-социалистическое движение в Берлине, на первый взгляд, развалилось, и ни в прессе, ни в другом месте в общественности оно не производило никакого шума.
Этим воспользовались пораженческие элементы, которые были искусно внедрены в движение, чтобы разлагать и ослаблять его изнутри. Наша только что основанная газета стояла еще у самых первых истоков и вовсе не соответствовала в этой форме правомерным желаниям и требованиям партийного товарищества. Общественная эффективность партии сократилась под запретом вплоть до минимума. Мы могли дальше вести нашу членскую картотеку только тайно и очень не полностью, и таким образом поступление членских взносов тоже было очень затруднено и нерегулярно.
Партия влачила жалкое существование. Ей не хватало необходимых для политической работы денежных средств; у нее не было частных кредиторов, ни тогда, ни сегодня, и из нашего собственного имущества мы не могли уже больше ничего вносить, так как мы все были бедны и не имели средств к существованию, и те немногие суммы, которые еще находились в распоряжении того или иного, были полностью израсходованы уже в первое время после запрета.
В самом партийном товариществе обращало на себя внимание растущее неудовольствие, которое систематически разжигалось и подстрекалось провокационными элементами. Движение, частично осознанно, частично неосознанно, волновалось из-за снова и снова появляющихся алармистских сообщений или из-за тайной подрывной работы и пребывало в постоянной нервозности.
Мы могли только в очень малой мере защищаться от этого публично; ибо мы, разумеется, старались, чтобы внутренняя жизнь партии, которая продолжала существовать и после ее запрета, по возможности не попадала на глаза полиции, так как мы должны были опасаться, что любое видимое проявление партии могло бы побудить власти с самыми строгими принудительными мерами выступить против нас и партии.
Организационная связь движения вновь почти исключительно базировалась на отдельных союзах SA. Политическая партия не была настолько твердо разделена и структурно едина, чтобы ее можно было использовать для подпольной политической работы. SA, тем не менее, держалась, по крайней мере, в ее старых группах, в полном порядке. Основывали союзы под псевдонимом, иногда с самыми странными названиями, в которых национал-социалистическая идея сохранялась, и продолжалась работа, насколько это было вообще возможно под давлением запрета.
Возникали сберегательные союзы 'К золотой шестерке', кегельные клубы «Хорошее дерево», союзы пловцов «Хороший мокрый» и подобные фантастические предприятия, которые в действительности представляли собой только продолжения тщетно запрещенного полицай-президиумом национал- социалистического движения в Берлине.
Конечно, для этой работы всегда можно было привлекать только избранных и совершенно надежных членов партии. Опасность шпионства и организованных провокаций была слишком ощутимой. Как только наша работа выходила за рамки определенного узкого круга людей, она неизбежно доходила до ушей органов власти, и тогда на нее следовал ответ в форме принудительных мероприятий и издевательств. Для всех нытиков и критиканов это было самое лучшее время. Они чувствовали в себе призвание мелочно критиковать и придираться к мероприятиям, проводимым партийным руководством под давлением запрета, вместо того чтобы дисциплинированно и ответственно реализовывать их. Они, конечно, чувствовали себя в безопасности, зная, что у партии не было возможности принять какие-то меры против них или защищаться против их работы по разложению. Нам действительно приходилось смотреть со сдержанной досадой на эти бесстыдные поступки, которые только в малой степени устраивались строптивыми членами партии, а большей частью оплаченными, подлыми элементами, и откладывать наше возмездие на лучшие дни.
При таких обстоятельствах наша инициатива, которая уже существенно была парализована официальными методами преследования, опустилась до минимума. Едва было принято решение, как оно разбиралось и разжевывалось недоброжелателями, и большей частью из этого выходило немного больше, чем бесплодный и безрезультатный спор. А если не делали ничего, тем не менее, то эти же субъекты злорадно заявляли, что партия застыла в своей деятельности, а о национал-социалистическом движении в столице Империи вообще больше ничего нельзя было сказать.
«Дер Ангриф» приносил нам большие заботы. Насколько быстро мы преодолели первые технические трудности, настолько тяжело было справиться с финансовой нуждой. Мы основали газету без какой-либо денежной поддержки. Ее крестными отцами были только мужество и отчаяние. Юное предприятие потому с самого начала своего существования находилось под угрозой самых тяжелых потрясений. Наши честолюбивые ожидания осуществились только в незначительной мере. Повсюду после короткой, внезапной вспышки общественное участие в нашей публицистической работе угасло, и так как не было возможно сделать наш орган действующим за пределами собственного партийного товарищества, твердые приверженцы тоже скоро потеряли интерес к этому предприятию. Они посчитали это дело безнадежным. Заявляли, что основание газеты не было достаточно подготовлено, нужно было подождать до осени и не подвергать себя опасности выпускать газету летом, чтобы она тут же зачахла в политическом застое летнего мертвого сезона.
Контингент твердых абонентов был жалок и совершенно недостаточен; в уличной продаже мы продавали только незначительное количество нашей выходящей еженедельно по субботам вечером газеты. Необходимые средства отсутствовали, мы должны были занимать деньги у нашего печатника и брать кредиты, и это снова влекло за собой, что газета теряла престиж в ее внешнем оформлении. Бумага была
