То, что еврейские газеты работали по определенному и на долгий срок разработанному плану похода, было нам понятно. Цель этого плана похода называлась: замораживание национал-социализма, безмолвные похороны, запрет высказываний для его вождей и ораторов. Непонятным, однако, остается, что буржуазная пресса содействовала своими услугами этому позорному ремеслу. В ее руках тогда была возможность вызволить национал-социалистическое движение в Берлине. При этом ей даже вовсе не нужно было оказывать нам любезность, а только дать слово справедливому делу. Ее долгом было, по крайней мере, требовать, что если уж национал-социалистическое движение было запрещено, тогда должны быть запрещена и компартия. Ведь на кровавом счету компартии – при условии, что то, в чем нас упрекали, действительно соответствовало фактам – было куда больше убийств, чем у нас. Но и буржуазные органы печати тоже не решались атаковать коммунистическую партию жестко, так как коммунисты были политическими детьми социал-демократии, так как знали, что там, где их атаковали, вся Иудея ручалась друг за друга и противостояла единым фронтом от Ульштайна и Моссе до Дома Карла Либкнехта.
Тогда мы от нашего отчаяния и ввиду, по-видимому, неизбежного упадка нашей берлинской организации раз и навсегда разучились хоть в чем-то надеяться на политическую буржуазию. Политическая буржуазия труслива. Ей не хватает мужества решений, характера и гражданского мужества. В буржуазной прессе модно выть с волками, и никто там не рискнет хоть однажды дерзко завыть против волков. Преследовать национал-социализм было как раз модно. Еврейская желтая пресса заклеймила его как нечто второразрядное. Для интеллектуальных кругов он считался бездарным и некультурным, пошлым и назойливым, и приличный человек не хотел иметь с ним ничего общего. Таким был неписаный закон для общественного мнения. Образованный филистер присоединялся к хору преследователей от страха, что его будут воспринимать, например, как отсталого и несовременного. Движение было окружено со всех сторон. Усталые, больные и апатичные, мы взирали на неизбежный ход вещей. Партия ускользнула из наших рук, попытка поднять ее еще раз с помощью смелой и агрессивной боевой газеты оказалась полностью неудачной. Казалось, то, что нам больше не удастся подняться в имперской столице, было решенным делом.
Часто мы тогда на несколько часов теряли веру в наше будущее. И все же мы продолжали работу. Не из воодушевления, а из разочарованной ненависти. Мы не хотели, чтобы наши противники наслаждались триумфом, поставив нас на колени. В казавшемся беспрерывным упадке упрямство снова и снова давало нам мужество для выдержки и продолжения борьбы.
Порой и судьба была к нам тогда милостива. Однажды закончился срок заключения нашего главного редактора. Оборванный и апатичный, он вышел из Моабита и сразу снова молча и без пафоса принялся за свою работу. «Дер Ангриф» получил тем самым свой журналистский центр. Работа началась снова и со свежими силами.
Сквозь темные тучи, которое угрожающе и зловеще нависали над нами, впервые на короткое время пробился солнечный луч. Мы уже снова начинали надеяться, мы уже ковали новые планы. Заботы остались у нас за спиной, и мы мужественно шли вперед. Мы не хотели капитулировать. Мы были твердо убеждены: однажды судьба тоже не откажет в благословении и милости тому, кто оставался несломленным и в буре, нужде и опасности!
Нюрнберг 1927
Партийные съезды партии всегда играли в истории национал-социалистического движения особенную роль. Они были, так сказать, точками прицеливания в большом агитаторском развитии партии. Там делался отчет о выполненной работе, и принятые политические решения определяли тактическую линию будущей борьбы.
Съезд партии в 1923 году существенно повлиял на кризисные решения внутри движения в этом году бури и натиска. В ноябре 1923 года партия готовилась к последним ударам, и когда они не удались, все движение во всей Германии было подвергнуто официальному запрету. Вожди партии отправились в крепость или в тюрьму, аппарат организации был разбит, свобода печати отменена, и приверженцы партии рассыпались по всем сторонам света.
Когда Адольфу Гитлеру в декабре 1924 года вернули свободу, он сразу принялся за подготовку к новому основанию партии, и в феврале 1925 года старое движение возникло снова. Тогда Адольф Гитлер предсказал со свойственным ему пророческим даром, что, пожалуй, понадобились бы пять лет, чтобы снова развить движение так, чтобы оно могло решительно вмешиваться в политический процесс. Эти пять лет были заполнены неутомимой работой, боевым вдохновением и революционной массовой пропагандой. Хотя движение с момента его нового основания должно было снова пробивать себе дорогу из самых маленьких истоков, и это казалось еще тяжелее, потому что прежде оно обладало большим политическим значением и затем внезапно было столкнуто в ничто. В 1925 году мы еще не могли на съезде партии отчитываться о только что начатой новой работе. Организация только стояла снова у своих первых истоков. Во многих частях страны она работала еще под давлением со стороны властей, частично даже при еще не отмененных запретах. Массы приверженцев еще не были снова объединены в прочное единство; поэтому партийное руководство посчитало себя вынужденным отказаться от проведения партийного съезда, а вместо этого интенсифицировать агитаторскую работу партии изо всех сил.
В 1926 году мы теперь созрели для этого. Движение победоносно преодолело первые начальные трудности, и теперь снова во всех областях и больших городах создало свои прочные базы. Летом 1926 года она снова призвала к первому большому партийному съезду после крушения 1923 года. Он проходил в Веймаре и для нашего тогдашнего соотношения сил уже означал неожиданный успех. После этого к работе приступили сразу со всеми силами. Партия постепенно начала ломать оковы анонимности и теперь ворвалась в общественную жизнь как решающий политический фактор.
В 1927 году можно было приниматься за организацию съезда партии в большем размахе. Местом съезда избрали Нюрнберг, и по всему движению распространилось воззвание в сплоченности и дисциплине дать на этом съезде выразительное свидетельство мощи и непоколебимой силы возродившейся партии.
Партийные съезды НСДАП существенно отличаются от съездов других партий. Последние в соответствии парламентско-демократическим характером их организаторов являются лишь дешевым поводом для дискуссий. Там собираются представители партии из всех частей страны для обычно совсем платонических обсуждений. Политика партии подвергается критическому исследованию, и результат этих споров находит потом большей частью свое выражение в пышных стилевых упражнениях, так называемых резолюциях. Эти резолюции большей частью не имеют никакой ценности для современной истории. Они рассчитаны лишь на публику. В них часто только стремятся искусственно залатать латентные противоположности, которые разрывают партию, и никто не ощущает это тяжелее и мучительнее, чем те, кто весь год верно и неуклонно трудился для партии «на земле».
Большей частью партийные представители покидают свои партийные съезды скрепя сердце. Трещины в партийном организме там становятся им еще более явными. Они входят в раж в бесплодных до головной боли дискуссиях и представляют публике жалкий спектакль шатающихся и враждующих единомышленников. Результат работы на партийных съездах большей частью, при политическом рассмотрении, равен нулю. На дальнейшую партийную политику съезды партии едва ли влияют. Партийные отцы получают для себя с помощью такой искусственной демонстрации доверия только алиби на будущий год и продолжают затем старую политику старыми средствами в старой форме. Принятые резолюции должны своим сильным и мощным видом служить только для того, чтобы пускать пыль в глаза запротестовавших приверженцев и не давать им в будущем уклоняться от партийной линии.
Наши партийные съезды наполнены совсем другим духом. На них собираются не только партийные функционеры и официальные представители партии. Они – смотры войск всей организации. Каждый член партии, и, прежде всего, каждый штурмовик считает для себя особой честью лично присутствовать на партийных съездах и участвовать в них вместе с массой собравшихся членов партии. Партийный съезд это не повод для бесплодных дискуссий. Он наоборот должен дать общественности образ согласия, сплоченности и несокрушимой боевой мощи партии в целом и наглядно показать тесную внутреннюю связь