просыпающегося из его сна Берлина – это колонна молодых героев.
«Германия, Германия превыше всего!» с такой оглушительной силой звучит это в массовом хоре из грузовиков во время всей поездки. Удивленно обыватель трет себе глаза. Все же полагали, что национал- социалистическое движение мертво. Все же, верили, что запрет, издевательства, нужда и тюрьма окончательно покончили с ним. И теперь оно снова поднимается энергично и окрылено мужеством, и никакие каверзы не смогут затормозить его подъем.
Семьсот человек стоят как пленники, помещенные в один загон в большом зале. Их по одиночке вызывают для допроса. Они упрямо и дерзко стоят перед допрашивающим полицейским и на каждый вопрос твердо и непоколебимо отвечают в стереотипном единообразии: «Я отказываюсь давать показания». Все это сопровождается пением товарищей: «Еще свобода не потеряна!»
С этими людьми SA можно было маршировать против черта. Они обвязали их запрещенные знамена вокруг сердец. Там они покоились под хорошей защитой, и не далек был день, когда они снова поднимутся в светящейся чистоте. Конечно, семьсот принудительно задержанных пришлось очень скоро освободить без всяких осложнений. Они не были виновны ни в каком преступлении; но речь ведь шла вовсе не об этом.
Полиция хотела только показать побитому противнику вновь ее официальную власть. Она хотела доказать, что она была на посту. На следующее утро, когда семьсот снова возвратились на работу, некоторые из них нашли свое место уже занятое другим работником.
Тогда пролетарий возвращался к своему станку и видел, что его уже сменил другой коллега. В этой демократии свободы и братства ведь так легко выбрасывают на улицу. Чиновник возвращался домой и находил на столе письмо об открытии против него дисциплинарного производства. Ему официально гарантировали свободу выражения мнения, когда реакцию свергли и основали самое свободное государство в мире.
Акция берлинской политической полиции в Тельтове, состоявшая во внешне бессмысленном аресте национал-социалистов, возвращающихся домой с нюрнбергского съезда партии, оказалась, как мы узнали в дальнейшем, с точки зрения ее авторов, совсем не безуспешной. После подъема партии, из числа арестованных, потерявших от полицейских допросов один рабочий день, в целом 74 трудящихся человека были уволены с их мест работы и лишены хлеба и работы. Среди наказанных находился целый ряд высоких, средних и нижних чиновников, бухгалтеров, стенографистов, а большая часть была представлена ремесленниками самых различных отраслей.
С этим успехом власти заслуживали себе внимания. Можно было получить удовлетворение от того, что смогли навредить, по крайней мере, в материальном плане в их профессии людям, с которыми ничего нельзя было сделать по закону. И это была, наконец, пусть даже дешевая, однако эффективная месть.
«Атака» нанесла свой контрудар в ее манере. Газета в следующем номере напечатала карикатуру, изображавшую начальника берлинской полиции доктора Бернхарда Вайсса в неподражаемо гротескной ситуации. Он стоял, большие черные очки в роговой оправе на широкой спинке носа, руки скрестив сзади, и удивленно рассматривал штурмовика, который стоит напротив него, со сдвинутой на затылок коричневой, украшенной цветами шапкой, и с широко ухмыляющимся смехом подает ему «нюрнбергскую воронку». Заголовок звучал: «Кому Бог дает учреждение...» А под ним можно было прочитать: «Мы привезли из Нюрнберга кое-что красивое дорогому Бернхарду».
«Берлин, 30 августа 1927 года.
Полицай-президент.
Регистрационный номер 1217 P 2. 27.
Ассистенту по уголовным делам господину Курту Кришеру, отдел IV.
Из вашего участия в так называемом гитлеровском костюме в поездке в Нюрнберг запрещенной берлинской организации Национал-социалистической Немецкой рабочей партии и из того, что у вас были найдены различные экземпляры газеты «Дер Ангриф» и заявлений о приеме в партию я делаю вывод, что вы по-прежнему принимаете участие в деятельности запрещенной организации. Это подтверждение несовместимо с вашим положением государственного чиновника. Поэтому я считаю себя вынужденным бессрочно расторгнуть служебные отношения с вами с тем результатом, что вы после 31 числа текущего месяца уволены со службы.
Подписано Цёргибель»
Это было смыслом, и это было методом. Тревога и нужда снова обрушились на движение. Многие из его членов заплатили за участие в поездке в Нюрнберг голодом, бедствиями и безработицей. Тем не менее, у этого была также и положительная сторона. В рядах членов партии ярость и возмущение достигли точки кипения. Но на этот раз они не изливали себя в бессмысленных террористических актах. Скорее эти чувства отразились в работе и успехе. Большое воодушевление, охватившее дрожью национал-социалистические массовые демонстрации в Нюрнберге, теперь переносилось в серую заботу будней. Как могли огорчить нас теперь запрет на публичные высказывания, финансовые трудности и роспуск партии? Берлинская организация показала движению, что она стояла в империи на посту, и что мы боролись не на проигранной позиции, а скорее наша борьба вызвала реакцию во всем национал-социалистическом движении. Вся партия стояла за берлинской организацией и с пламенным сердцем следила за дальнейшим продолжением борьбы.
Съезд партии начал отражаться в нашей ежедневной работе. Мертвый сезон был преодолен, лето со всеми его заботами и притеснениями лежало у нас за спиной. Застой политической жизни начал смягчаться. Нужно было идти навстречу новым целям с новыми силами. И над всем дни нюрнбергского съезда светились как возвещающий победу сигнал!
Преодоление кризиса
«Полицай-президиум
Отдел I A
Господину депутату Рейхстага Дитриху (Франкония).
В ответ на вчера выдвинутую лично жалобу я сообщаю, что у меня нет возражений против возвращения конфискованных значков, которые принадлежат экономическому отделу бюро депутатов.
Я также готов к разрешению на возврат конфискованных знамен, если может быть безупречно доказано, что эти знамена принадлежат внешним местным группам НСДАП.
Полицай-президент
Исполняющий обязанности: Вюндиш».
«Полицай-президиум
Отдел I A
Господин Хайнц Хааке.
На письмо от 25 августа 1927 года касательно запрета публичных выступлений для доктора Геббельса:
С роспуском НСДАП в Большом Берлине любая деятельность распущенного объединения в пределах этого района недопустима. Исключением из этого являются лишь мероприятия, к которым доступ есть у каждого, и на которых ораторами являются исключительно депутаты НСДАП, чтобы агитировать за идею представленных ими партийных приверженцев для будущих выборов. Выступление прежнего руководителя НСДАП в Берлине господина доктора Геббельса, как оратора на избирательных собраниях НСДАП в Берлине не относится к таким мероприятиям, так как здесь мы видим продолжение деятельности запрещенной организации НСДАП Большого Берлина. Если доктор Геббельс, тем не менее, выступит на собраниях НСДАП