– Братишка, не откажи в любезности разделить компанию. Вы, я вижу, очень образованный человек, если утром опохмеляетесь молоком.
Клементьев подошел к велосипедисту, поставил бидон на скамейку.
– Здравствуйте.
– Доброю вам здоровьица.
– Пиво соленое?
– Пиво соленое, но это нас не пугает, поскольку мы живем в окружении моря и к соли вполне привычные, но дело даже не в этом, поскольку в данном случае не требуется тараньки.
Человек был не очень пьяный.
– Не откажите в любезности получить долг.
– В каком смысле?
– В смысле бутылки пива. Вы проявили большое великодушие сердца, опохмелив мою душу задаром бутылкой пива, и по такому случаю вы, того сами не сознавая, стали моим лучшим другом. Могу вам сказать вещь, которая, может быть, не принесет вам пользы и не доставит особого удовольствия, но тем не менее я не привык скрывать правду. Вы – добрый человек. По-настоящему добрый человек. Есть люди, которым выгодно быть добрыми, чтобы преследовать свои разные корыстные цели, но вы по-настоящему добрый человек, поскольку вам от меня пользы, как от козла молока. И тем не менее вы ни с того ни с чего поставили мне бутылку пива. А значит, вы по-настоящему добрый человек. Долг платежом красен и должен воздаваться сторицей. Сторицей воздать я не имею возможности по причине низкого финансового положения, но эту всю сетку мы разопьем пополам.
– Вы продали яблоню на корню? Или вишню?
– Я продал своего лучшего друга.
– Вы продали своего лучшего друга?
– Да.
– За сетку пива?
– Ну что вы. Конечно, дороже.
Велосипедист засунул руку в карман пиджака и вытащил пухлую засаленную пачку рублевок и трешек.
– Пятьдесят шесть рублей.
– Не густо.
– А что поделаешь? Да и то пришлось сказать, что друг ворованный, а ворованное легче берут, но платят меньше.
Клементьев отодвинул бидон и сел на скамейку. Солнце уже поднялось высоко и начинало припекать. Влажные тени уползали под деревья, скамейки и стягивались к ларьку. Буфетчица мыла посуду, стучала тарелками. Было тихо и пустынно.
– Вы, наверно, обиделись, когда я вас назвал добрым человеком, – говорил между тем велосипедист, срывая зубами пробки с бутылок. – В наше время быть добрым человеком непопулярно. В смысле карьеры и вообще. Каждый стремится поиметь от доброго человека пользу, а взамен шиш, извините за выражение, то есть выдоить доброго человека, как корову.
Велосипедист быстро и ловко открывал зубами бутылки. Заметив взгляд Клементьева, он сказал:
– Это я чтобы не портить казенное имущество. В смысле лавок. Очень сторож тогда свирепствует. Лютый человек, между прочим. А Екатерина, в смысле буфетчица, ключ не доверяет и сама, – велосипедист понизил голос, – стерва, не открывает. Прошу прощение за грубое слово, и не откажите в любезности.
Клементьев взял из рук человека бутылку пива.
– Как вас зовут?
– Зовите Цветком.
Клементьев с удивлением посмотрел на соседа. Меньше всего тот напоминал цветущее нежное создание. Лицо человека было обветренное, красное, с грубыми чертами. Брюки едва держались на тощем теле. Потрепанный, порванный на локтях пиджак был надет прямо на застиранную, неопределенного цвета тельняшку. Из пиджака торчала морщинистая, как у черепахи, шея.
– Это меня так по фамилии прозвали. Моя фамилия – Цветков.
– А меня можете звать Семеном.
– Не откажите в любезности называть вас братишкой.
– Пожалуйста, если вам так удобно.
– Благодарю вас. Я привык людей, которые мне нравятся, звать братишками.
Они помолчали, отхлебывая из горлышек бутылок. В саду стали появляться люди. Часть из них брела по утоптанной тропинке в туалет, часть – на пляж, некоторые подходили к ларьку. Мокрая от росы покатая крыша ларька из теса стала подсыхать, начиная сверху. В пыльных ветвях деревьев возились и громко кричали птицы. Их было немного, но чувствовалось, что здесь, среди ракушечника, где наверняка не было червей и насекомых, поселились лишь самые отчаянные. Может быть, они, как чайки, питались рыбой?
– Я не понял шутки насчет проданного друга, – сказал Клементьев.
– Да, да, – встрепенулся Цветок. – За пятьдесят шесть рублей, вместе с ошейником и поводком.
– Так это собака?
