самого последнего дня ни слова и не сказал. Может, если б писать умел, так написал бы, что с ним приключилось, но он только три класса закончил. Да и зачем ему больше – расписывался за трудодни, и ладно…
Корова, естественно, пропала, но это уже не важно – главное, мужик цел. А пока до дому дошли, смотрим – Степан-то хромать перестал. Чудо такое свершилось. Потом еще недельку отлежался, окреп – мужик стал… откуда сила появилась?.. За любую работу берется и все получается. Один все делал!
Тут бабы шептаться начали, мол, неспроста все это. Черт, мол, в него вселился, а его душу себе прибрал. Они-то шепчутся, а я радуюсь. От зависти, думаю – был калека, а тут настоящий мужик, непьющий да работящий. Дом подправил; телку откуда-то пригнал (а у него ж не спросишь – есть, вот, и есть); потом коза появилась… только в гости к нам никто не заходил – из дома, бывало, выходишь, а все прячутся. Мне сначала не по себе было, а потом привыкла.
Немцев к тому времени прогнали. Колхозы вернулись, но Степан не пошел туда. Впрочем, его особо не заставляли – боялись больно. Да и время-то уже другое, не коллективизация. Так и жили сами по себе; к тому же, и дом наш крайний от леса стоял. Хорошо жили, лучше многих, только с детьми у нас ничего не получалось. Оба, вроде, еще нестарые, и любил меня Степан, а не получалось. Так он мне все жестами показывал, мол, время еще не пришло…
Вадим поднял голову – последняя фраза возвращала его из неизвестного прошлого прямо в сегодняшний день. Но рассказ продолжался, не дав времени на обдумывание.
– …Прожили мы еще лет семь, и свыклась я с мыслью, что так и помрем вдвоем. Вдруг чувствую – понесла. Степан вообще заботливый был, а тут и вовсе перестал от меня отходить. Я таких мужиков больше не встречала – не успею подумать, он уже делает. Откуда что бралось?..
Беременность легко протекала – это ж уже потом всякие токсикозы придумали… Ну, девятый месяц идет, и только в последнюю неделю плохо мне стало; слегла я.
Врачей никаких в деревнях не было, а повитухи местные сказали, что и в дом к нам не зайдут, не то, чтоб роды принимать. Черт, говорят, родится, и отправили Степана к священнику. Церковь-то, как война кончилась, снова закрыли, а он остался; и службы служил, и детей крестил, только делал все дома. Истинно верующий человек был. Не мог он допустить, что какой-то черт может под боком жить, и чтоб не распознать его. В общем, согласился он при родах присутствовать. Тогда это дико было, чтоб мужик при родах, но мне- то деваться некуда.
И, вот, в нужный день привел он все-таки одну повитуху. Воды нагрели, тряпки чистые приготовили. Степан тоже помогал, да так и остался. А в углу косу поставил. Никто не обратил на то внимания – все ж мной занимались; потом решили – пусть смотрит, коль интересно; своя ж баба рожает, не чужая.
Сел он в углу, и сидит; глазами в меня вперился. Тут схватки пошли. И только священник наклонился ко мне, чтоб благословить, как Степан вскочил, схватил косу, да как полоснет!.. У священника голова так и покатилась. Повитуха к двери кинулась, но он догнал ее, и косой прямо по животу. Как я заорала!.. И тут же родила. Не знаю уж, как вы там оба сразу вылезли. Врачи говорят, не бывает такого… а Степан с косой окровавленной подходит. Ну, думаю, спятил мужик – сейчас и меня порешит. А он пуповину перерезал, поднял вас обоих и заговорил. Я уж забыла, какой голос у него – лежу, ни жива, ни мертва, и слов понять не могу, вроде, не по-русски говорит. А вокруг все в крови, голова священника с выпученными глазами… представляешь мое состояние? Только родила, а тут человека убили и немой заговорил!.. Смотреть стараюсь только на вас, а он говорит-говорит… и тут я потеряла сознание. Очнулась, когда милиционер в дом зашел. Его соседи вызвали, когда к утру никто не вышел, а только вы плакали. Меня никто ни в чем не винил, а Степана потом везде искали, но так и не нашли.
Еще с полгода я жила там, а после невмоготу стало. Все ждала, когда, либо дом спалят, либо меня вместе с вами убьют. Уехала, куда глаза глядят, без вещей, без документов. По многим местам я вас потаскала, но везде будто шептал кто: – …Не твое, не твое… И я ехала дальше. А когда здесь оказалась, никто мне ничего не шептал, и я осталась. Степан мне часто во сне являлся и много всего рассказывал…
– Что рассказывал?
– Разве сразу вспомнишь? – портрет многозначительно усмехнулся, – оно само всплывает, когда нужда появляется.
– Значит… чей же я сын? – спросил Вадим растерянно.
– Не знаю. Называй его, как хочешь, хоть инопланетянином – только не человек он, точно… А глаза у него сделались зеленые, и засветились перед тем, как сознание я потеряла…
– И что теперь будет? – этот вопрос волновал Вадима гораздо больше, чем красивая история, похожая на легенду.
– Кто ж знает? Может, хорошо все получится. Посмотрим.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
За прошедшие три дня Катя, по ее собственному заключению, проделала большую, но безрезультатную работу. Во-первых, встретилась с Ирой и выяснила, что Вадим Степанович дополнил контракты пунктом, запрещающим обсуждать с посторонними любые вопросы, касающиеся внутренней жизни фирмы, поэтому не удалось даже выяснить, как себя чувствует бедная Лена. Вычеркнув Иру из списка «агентов», Катя попыталась связаться с Наташей, но ее телефон постоянно находился «вне досягаемости». Такого быть просто не могло, потому что каждый день она выходила из офиса – Катя сама видела это, но подойти так и не решилась. Впрочем, если уж Ирка не захотела с ней говорить, то чего ждать от
Тем не менее, Катя каждый день приезжала без десяти пять и уезжала в половине шестого, сразу вслед за Вадимом Степановичем, покидавшим офис последним. В течение дня она тоже иногда появлялась «на рабочем месте», и поднявшись на четвертый этаж, наблюдала, как девушки периодически перемещались из одной комнаты в другую. С радостью узнавала их в лицо, будто старых знакомых, и только потом спрашивала себя, зачем все это делает.
Вразумительного ответа не находилось, но, то ли инерция, не позволяющая бросить начатое, то ли внутренняя потребность в активной деятельности, заставляли вновь и вновь упорно топтаться на подступах к «Компромиссу». Это настолько затягивало, что однажды вечером, сидя в своей комнате, Катя поняла – ничего другого ей просто не хочется. Речь шла даже не о Димином магазине, а, вообще,
Катя не могла объяснить своих желаний, но неосознанно делая себе приятное, продолжала ежедневно занимать наблюдательный пост у газетного киоска. Что она надеялась увидеть, не было известно никому, даже ей самой.
В четверг ничего не предвещало изменения устоявшегося графика – девушки также выходили, также прощались, рассредоточиваясь по остановкам, и «Лексус» также стоял на привычном месте. Последней вышла Лариса (Катя давно уже знала всех по именам), манерно поправила прическу. Оставалось дождаться Вадима Степановича.
Катя вышла из укрытия и вдруг почувствовала, как кто-то сжал ее локоть. Резко обернулась,
