Д?ло, однако же, хотя и отлично направленное, пошло далеко не такъ быстро, какъ того можно было ожидать. Мавританка была очень тронута краснор?чіемъ Тартарена, очарована его любезностью и съ нетерп?ніемъ ждала свиданія съ нимъ; вс? затрудненія происходили со стороны брата и, чтобы устранить ихъ, приходилось покупать дюжины, сотни трубовъ, ц?лые тюки.
«На что нужны Бай? вс? эти трубви?» — разсуждалъ иногда самъ съ собою Тартаренъ и, все-таки, продолжалъ покорно расплачиваться.
Наконецъ, перекупивши горы трубокъ и насочинявши почти томъ поэтическихъ посланій въ восточномъ вкус?, Тартаренъ достигъ желаемаго. Я считаю излишнимъ распространяться о томъ, съ какимъ замираніемъ сердца собирался нашъ тарасконецъ идти на первое свиданіе, какъ тщательно онъ подстригалъ, выглаживалъ и душилъ свою загруб?лую бороду охотника по фуражкамъ и какъ онъ не забылъ сунуть въ карманы кистень и два или три револьвера: осторожность никогда не м?шаетъ.
Князь былъ такъ обязателенъ, что пошелъ съ Тартареномъ на это первое свиданіе въ качеств? переводчика. Вдовушка жила въ верхнемъ город?. У ея двери молодой мавръ, л?тъ тринадцати или четырнадцати, курилъ сигаретки. Это-то и былъ самъ Али, братъ красавицы. Какъ только Али увидалъ подходящихъ пос?тителей, онъ постучалъ въ дверь и молча удалился. Дверь отворилась. Гостей встр?тила негритянка и, тоже не говоря ни слова, провела ихъ черезъ внутренній дворъ въ маленькую прохладную комнатку, въ которой ихъ ожидала хозяйка, полулежа на низенькомъ диван?. На первый взглядъ она показалась Тартарену меньше ростомъ и полн?е мавританки, встр?ченной имъ въ омнибус?. Ужь, полно, та ли это самая? Но такое подозр?ніе лишь мимолетною искрой пронеслось въ голов? Тартарена.
Вдовушка была такъ очаровательна: голыя ножки шаловливо выглядывали изъ-подъ складокъ пестраго платья, н?жныя ручки были унизаны кольцами, золотистаго цв?та лифъ обхватывалъ полный, какъ разъ въ м?ру, станъ. Вся она такая кругленькая, св?женьная. соблазнительная. Янтарный мундштукъ кальяна дымился въ ея губах? и всю ее заволакивалъ н?жнымъ облакомъ ароматнаго дыма. Тартаренъ вошелъ въ комнату, приложилъ руку къ сердцу и прив?тствовалъ хозяйку самымъ изящн?йшимъ мавританскимъ поклономъ, стараясь придать своимъ глазамъ выраженіе пламенной страсти. Байя н?сколько ceкундъ оглядывала его, не говоря ни слова; потомъ уронила мундштукъ, опрокинулась на подушки и закрыла лицо руками. Ея красивая шея и круглыя плечи судорожно вздрагивали отъ неудержимаго, безумнаго хохота.
XI
Сиди Тартрибенъ-Тартри
Если вы зайдете какъ-нибудь вечеромъ въ одну изъ алжирскихъ кофеенъ верхняго города, то и теперь еще можете услыхать, какъ старожилы разсказываютъ другъ другу съ подмигиваніями и усм?шечками про н?коего Сиди Тартрибенъ-Тартри, очень любезнаго и богатаго европейца, который н?сколько л?тъ тому назадъ проживалъ зд?сь съ одною м?стною дамочкой, по имени Байя. Сиди Тартри, оставившій по себ? столь веселую и игривую память, былъ никто иной, — читатель уже догадался, — какъ нашъ Тартаренъ.
Да, такъ въ мір? семъ всегда бываетъ: въ жизни великихъ подвижниковъ и героевъ проскальзываютъ часы осл?пленія, заблужденія и слабости. Знаменитый тарасконецъ не изб?жалъ общей участи, и вотъ почему, въ теченіе двухъ м?сяцевъ, забывая львовъ и славу, онъ упивался любовью и предавался восточной н?г?, убаюканный прелестями б?лаго Алжира, подобно тому, какъ Аннибалъ когда-то благодушествовалъ въ Капу?.
Тартаренъ нанялъ домикъ въ самомъ центр? арабскаго квартала, хорошенькій, настоящій туземный домикъ, съ внутреннимъ дворикомъ, съ бананами, прохладною верандой и фонтаномъ. Тутъ онъ жилъ вдали отъ всякаго шума съ своею мавританкой, самъ превратившись съ головы до ногъ въ мавра, трубя ц?лый день свой кальянъ и услаждаясь конфектами съ мускусомъ. Байя тутъ же лежитъ на диван? съ гитарой въ рукахъ и нап?ваетъ монотонныя мелодіи. Иногда, для развлеченія своего властелина, она встаетъ и исполняетъ восточный танецъ съ маленькимъ зеркаломъ въ рук?, въ которое любуется на свои блестящіе зубы и на кокетливыя улыбки.
Такъ какъ Байя ни слова не знала по-французски, а Тартаренъ — ни слова по-арабски, то бес?ды и не могли блистать особеннымъ оживленіемъ; и тутъ-то болтливый тарасконецъ могъ на досуг? покаяться во вс?хъ вольныхъ и невольныхъ, но безчисленныхъ гр?хахъ, учиненныхъ имъ словомъ въ аптек? Безюке или въ лавк? оружейника Костекальда. Но въ самомъ этомъ покаяніи была своего рода прелесть. Невольное молчаніе въ теченіе ц?лаго дня нав?вало на Тартарена какъ бы сладострастную дремоту подъ звуки гитары, глухаго бурчанья кальяна и однообразнаго рокота фонтана.
Кальянъ, бани и любовь наполняли всю его жизнь. Наша счастливая парочка р?дко выходила изъ дома. Иногда Сиди Тартри отправлялся вдвоемъ съ своею сожительницей на добромъ мул? полакомиться гранахами въ маленькомъ саду, куиленномъ нашимъ героемъ въ окрестностяхъ города. Но ни разу онъ и не подумалъ даже спуститься въ нижніе, европейскіе кварталы съ ихъ кутящими зуавами, съ ихъ алькасарами, биткомъ набитыми офицерами, съ этимъ в?чнымъ дребезжаньемъ сабель по мостовой; ему противенъ и невыносимъ былъ европейско-солдатскій Алжиръ, похожій на кордегардію Запада.
Вообще доблестный тарасконецъ наслаждался полнымъ счастіемъ; въ особенности же заявлялъ свое довольство этою новою жизнью Тартаренъ-Санхо, которому очень по вкусу пришлись восточныя лакомства. На Тартарена-Кихота находили, правда, иногда минуты тоскливаго раскаянья при воспоминаніи о Тараскон? и объ об?щанныхъ львиныхъ шкурахъ. Но мрачное настроеніе быстро исчезало отъ одного взгляда Байи или отъ одной ложки дьявольскихъ восточныхъ вареній, душистыхъ и пряныхъ, какъ напитокъ Цирцеи.
Вечерами заходилъ князь Григорій поговорить о свободной Албаніи. По своей безграничной любезности, этотъ мил?йшій изъ странствующихъ принцевъ исполнялъ въ дом? должность переводчика, при случа? даже управляющаго, и все это даромъ, конечно, такъ, удовольствія ради. Кром? князя, у Тартарена бывали только турки. Вс? ужасные пираты съ свир?пыми лицами, нагонявшіе на него вначал? такой страхъ, оказались, при ближайшемъ знакомств?, добрыми и безобидными торговцами, лавочниками и ремесленниками, людьми благовоспитанными, тихими и скромными, себ? на ум?, большими мастерами играть въ карты. Раза четыре, пять въ нед?лю эти господа приходили провести вечеръ у Сиди Тартри, слегка обыгрывали его, по?дали его варенье и въ десять часовъ расходились по домамъ, славя Аллаха и пророка его.
Проводивши гостей, Сиди Тартри и его в?рная подруга заванчивали вечеръ на террас? или, в?рн?е, на б?лой крыш? дома, служившей террасой и господствовавшей надъ вс?мъ городомъ. Кругомъ тысячи такихъ же б?лыхъ террасъ, осв?щенныхъ луною, спускались уступами до самаго моря. Съ н?которыхъ изъ нихъ доносились чуть слышные звуки гитаръ. И вдругъ среди неясныхъ и трепетныхъ звуковъ, точно снопъ лучезарныхъ зв?здъ, прор?зывала ночной воздухъ и неслась къ небу торжественная мелодія; то былъ голосъ красавца муэзина, статная фигура котораго ясно выд?лялась на минарет? ближней мечети. Онъ п?лъ славу Аллаха и далеко неслась его чудная, звучная п?сня.
Байя тотчасъ же опускала гитару и восторженнымъ взоромъ, обращеннымъ къ муэзину, какъ бы упивалась словами молитвы. До т?хъ поръ, пока длилось п?ніе, она глазъ не спускала съ минарета, вся трепещущая подъ вліяніемъ охватившаго ее экстаза. Растроганный Тартаренъ умиленно смотр?лъ на н?мую молитву своей подруги и думалъ, какъ увлекательна и хороша должна быть религія, способная доводить челов?ка до такой высокой степени воодушевленія.
Облекись во вретище, Тарасконъ, и посыпь главу пепломъ! Твой Тартаренъ подумывалъ сд?латься ренегатомъ.
XII
Намъ пишутъ изъ Тараскона…
