в?дь, не птица какая-нибудь перелетная.
Тартаренъ началъ съ того, что принялся за чтеніе разсказовъ знаменитыхъ путешественниковъ по Африк?: Монго-Парка, де-Калье, доктора Ливингстона, Ганри Дюверье. Тутъ нашъ герой узналъ, что см?лые путешественники, прежде ч?мъ взять въ руки странническій посохъ и пуститься въ далекія страны, долго подговлялись переносить всякія лишенія: голодъ, холодъ, жажду, усиленные переходы. Тартаренъ р?шился посл?довать ихъ прим?ру и съ того же дня сталъ питаться только вареною водой. Вареною водой называютъ въ Тараскон? хл?бную тюрю на вод?, вскипяченную съ зубкомъ чеснока, съ небольшимъ количествомъ тиміяна и лавровымъ листкомъ. Діэта, какъ видите, была довольно серьезная, и б?дняга Санхо порядочно-таки морщился.
Тартаренъ не ограничился одною діэтой и къ ней присоединилъ предписываемыя благоразуміемъ упражненія. Такъ, чтобы привыкнуть къ большимъ переходамъ, онъ принялъ за правило ежедневно утромъ обходить весь городъ разъ семь или восемь, то скорымъ шагомъ, то б?глымъ, прижавши локти къ т?лу и держа во рту два б?лыхъ камушка, какъ д?лали древніе. Потомъ, чтобы освоиться съ ночнымъ холодомъ, туманами, росой, онъ каждый вечеръ выходилъ въ садъ и пребывалъ тамъ до десяти-одиннадцати часовъ, съ ружьемъ въ рукахъ, притаившись за боабабомъ, какъ бы поджидая зв?ря.
Наконецъ, во все время, пока зв?ринецъ Митена пробылъ въ Тараскон?, охотники по фуражкамъ, засид?вшіеся у Костекальда, проходя черезъ площадь, видали въ сумрак? ночи, какъ какой-то таинственный челов?къ прохаживался взадъ и впередъ позади балагана. То былъ Тартаренъ: онъ пріучался безтрепетно слышать рычаніе и ревъ льва въ ночной темнот?.
X
Передъ отъ?здомъ
Пока Тартаренъ такимъ образомъ подготовлялся въ опасной экспедиціи, вниманіе Тараскона было сосредоточено на немъ. Вс? другіе интересы отошли на задній планъ. Охота по фуражкамъ кое-какъ влачила жалкое существованіе; романсы были почти забыты. Въ аптев? Безюке давно уже не открывалось фортепіано; на немъ, поднявши кверху ножки, сохли шпанскія мухи. Все какъ бы замерло въ ожиданіи отъ?зда Тартарена. За то надо было вид?ть его усп?хи въ гостиныхъ. Его всюду приглашали наперерывъ, его заманивали, отбивали другъ у друга, похищали, перехватывали на дорог?. Дамы только о томъ и мечтали, какъ бы добиться чести пройтись подъ руку съ Тартареномъ по зв?ринцу и тамъ, передъ кл?ткою льва, разспросить его объ охот? за этими страшными зв?рями, узнать отъ него самого, куда надо ц?лить, во сколькихъ шагахъ стр?лять, часто ли бываютъ несчастные случаи и т. под.
Тартаренъ разсказывалъ и объяснялъ все, что угодно. Онъ прочелъ Жюля Жерара и такъ превосходно зналъ вс? подробности охоты за львами, какъ будто самъ бывалъ на ней несчетное число разъ. Его разсказы отличались необыкновенною увлекательностью. Въ особенности же любепытно было его послушать посл? об?да у предс?дателя суда Ладвеза или у храбраго капитана Бравиды, отставнаго начальника гарнизонной швальни, когда подавался кофе. Стулья т?снились въ одному концу стола и Тартаренъ принимался пов?ствовать о своихъ будущихъ охотахъ.
Опершись на столъ и склонившись головою къ чашк? душистаго мокко, нашъ герой взволнованнымъ голосомъ разсказывалъ обо вс?хъ опасностяхъ, ожидающихъ его среди африканскихъ пустынь. Онъ говорилъ о томъ, какъ въ темную, безлунную ночь приходится сторожить зв?ря; онъ живо описывалъ страшныя болота, убивающія своими міазмами, р?ки, отравленныя падающими въ нихъ листьями олеандровъ, горные сн?га и зной тропическаго солнца, массы скорпіоновъ и тучи саранчи; онъ знакомилъ слушателей съ образомъ жизни и повадками громадныхъ африканскихъ львовъ, давалъ ясное понятіе о ихъ необычайной сил? и кровожадности. Увлеченный собственнымъ пов?ствованіемъ, онъ вскакивалъ изъ-за стола, д?лалъ прыжокъ на середину залы, изображая въ лицахъ льва и подражая его страшному голосу… вдругъ выстр?лъ нар?знаго карабина: пафъ! пафъ!… свистъ разрывной пули — фшшь!… Тартаренъ жестикулируетъ, рычитъ, реветъ, опрокидываетъ стулья…
Лица слушателей бл?дны. Мужчины переглядываются, значительно покачивая головами; дамы закрываютъ глаза и слегка вскрикиваютъ; старики воинственно потрясаютъ своими палками. Изъ сос?дней комнаты несутся вопли рано заснувшихъ д?тей, въ ужас? вскакивающихъ съ постелей отъ львинаго рыканія и выстр?ловъ см?лаго охотника.
Тартаренъ необыкновенно живо разсказывалъ, а у?зжать… пока лишь только собирался.
XI
На шпагахъ, господа, на шпагахъ не угодно ли?… Только не на шпилькахъ!…
Думалъ ли онъ, на самомъ д?л? ?хать? Вотъ вопросъ, на который біографъ Тартарена не въ состояніи отв?тить съ полною достов?рностью. Несомн?нно одно, что зв?ринецъ Митена у?халъ изъ Тараскона; съ т?хъ поръ црошло три м?сяца, а охотникъ за львами не трогался съ м?ста. Весьма возможно, впрочемъ, что наивный герой, подъ вліяніемъ миража, совершенно искренно воображалъ, будто побывалъ уже въ Африк?. Быть-можетъ, отъ постояннаго повторенія разсказовъ о будущихъ охотахъ ему самому эти охоты представлялись уже ч?мъ то пережитымъ въ д?йствительности, подобно тому, какъ онъ воображалъ, что приказывалъ поднять консульскій флагъ въ Шанха? и отражалъ наб?ги татаръ.
На б?ду, тарасконцы не поддались наэтотъ разъд?йствію миража. Когда, по прошествіи трехъ м?сяцевъ, въ город? зам?тили, что сборы въ путь нисколько не подвигаются впередъ, между обывателями начался ропотъ.
— Повтореніе исторіи съ по?здкою въ Шанхай! — сказалъ, улыбаясь, Костекальдъ.
Въ город? подхватили слова оружейника; в?ра въ Тартарена была подорвана. Вс?хъ безпощадн?е оказались наибол?е дов?рчивые и трусливые, — люди, подобные Безюке, котораго крупная блоха способна была обратить въ б?гство. Въ клуб?, на гулянь?, въ обществ? эти господа подходили къ Тартарену и съ ехидною улыбкой спрашивали:
— Такъ какъ же, когда вы?зжаете?
Въ лавк? Костекальда Тартаренъ утратилъ всякій авторитетъ; охотники по фуражкамъ перестали признавать его главенство. Д?ло дошло и до эпиграммъ. Предс?датель суда Ладвезъ, пописывавшій иногда стишки въ минуты досуга, сочинилъ на м?стномъ провансальскомъ нар?чіи шутливую п?сенку, им?вшую большой усп?хъ. Въ ней говорилось о н?коемъ великомъ охотник?, по фамиліи Жерве, страшное ружье котораго должно было истребить вс?хъ до единаго львовъ въ Африк?. Съ сожал?нію, это проклятое ружье им?ло очень скверную особенность: его постоянно заряжали, а оно никогда не стр?ляло, — on le chargeait toujours, il ne partait jamais: «Il ne partait jamais», — понимаете ехидный намекъ?…
П?лось это, конечно, издали, такъ какъ у Тартарена были «двойные мускулы», но, все-таки, п?лось… а давно ли, кажется… О, непостоянство тарасконскихъ обывателей!
Великій мужъ д?лалъ видъ, что ничего не зам?чаетъ, ничего не слышитъ и не понимаетъ. На самомъ же д?л? эта ядовитая шутка огорчала его до глубины души; онъ сознавалъ, что Тарасконъ ускользаетъ изъ его рукъ, и это причиняло ему тяжелыя страданія. Несмотря на страданія и огорченія, Тартаренъ по- прежнему улыбался и продолжалъ вести свою мирную жизнь, какъ ни въ чемъ не бывало. Только изр?дка онъ не выдерживалъ роли; маска беззаботнаго добродушія спадала съ его лица и, вм?сто см?ха, на немъ
