явно видны были негодованіе и печаль.
Такъ, разъ маленькіе савойяры п?ли подъ его окномъ: Lou fusiou de mestre Gervai; голоса негодныхъ ребятишекъ достигли до ушей б?днаго великаго челов?ка, подбривавшаго въ то время бороду. Тартаренъ носилъ бороду, но когда она уже слишкомъ разросталась, онъ подстригалъ ее и подбривалъ на щекахъ.
Вотъ тутъ-то окно распахнулось, въ немъ появился Тартаренъ въ одной сорочк?, съ головой, повязанной платкомъ, съ намыленною бородой, и, потрясая бритвой, крикнулъ громовымъ голосомъ:
— На шпагахъ, господа, на шпагахъ не угодно ли?… Только не на шпилькахъ!…
Прекрасныя слова, достойныя быть занесенными на страницы исторіи; одно лишь жаль, что они были обращены къ маленькимъ карапузикамъ, кое-какъ чистившимъ сапоги прохожимъ и р?шительно неспособнымъ еще держать въ рукахъ шпаги.
XII
Разговоръ въ домик? съ боабабомъ
.
Среди всеобщей изм?ны одно только военное сословіе осталось в?рнымъ Тартарену. Храбрый капитанъ Бравида, отставной начальникъ гарнизонной швальни, продолжалъ относиться въ нему съ прежнимъ уваженіемъ: «Онъ молодчина!» — упорно, несмотря ни на что, повторялъ доблестный воинъ, и уже, конечно, его мн?ніе им?ло неизм?римо бол?е в?са, ч?мъ слова какого нибудь аптекаря Безюке. Во все время капитанъ ни разу не намекнулъ на по?здку въ Африку; но когда говоръ объ этомъ принялъ крайне непріятное направленіе, онъ р?шился заговорить.
Несчастный Тартаревъ сид?лъ въ своемъ кабинет? одинъ, погруженный въ невеселыя думы. Огворилась дверь и вошелъ капитанъ, — важенъ, торжествененъ, застегнутъ по уши, въ черныхъ перчатвахъ.
— Тартаренъ, — проговорилъ онъ тономъ, не допускавшимъ возраженія, — Тартаренъ, надо ?хать!
Онъ стоялъ въ темномъ четыреугольник? двери, строгій и непреклонный, какъ долгъ. Капитанъ сказалъ только три слова: «Тартаренъ, надо ?хать!» — и Тартаренъ понялъ. Онъ поднялся съ кресла, бл?дный, какъ полотно; грустнымъ, н?жнымъ взоромъ обвелъ свой хорошенькій кабинетъ, уютный, теплый, св?тлый, свое покойное кресло, полки съ книгами, б?лыя занав?ски на окнахъ, за которыми такъ прив?тливо шепталась листва его садика, потомъ подошелъ въ капитану, кр?пко пожалъ ему руку и со слезами въ голос?, хотя и не безъ стоической твердости, проговорилъ:
— Я по?ду, Бравида!
И онъ сдержалъ слово, только… не тотчасъ же. Надо же было приготовить все необходимое для дальняго путешествія и для опасной охоты.
Цервымъ д?ломъ онъ заказалъ два чемодана изъ толстой кожи съ м?дными дощечуами на крышкахъ, на которыхъ была выр?зана надпись:
Тартаренъ изъ Тараскона.
Оружіе.
Исполненіе заказа заняло немало времени. Таставену онъ заказалъ великол?пный альбомъ для записыванія путевыхъ впечатл?ній; охота — охотой, но, в?дь, нельзя же путешествовать и уже ни о чемъ не думать, кром? охоты. Зат?мъ онъ выписалъ изъ Марсели приличный запасъ питательныхъ консервовъ, пемиканъ въ плиткахъ для бульона, палатку — tente-abri, новой конструкціи, раскладывающуюся и складывающуюся въ одну минуту, охотничьи сапоги, два зонтика, ватеръ-пруфъ, синія очки съ боковыми с?тками. Кром? того, аптекарь Безюке составилъ для него походную аптечку.
Б?дный, б?дный Тартаренъ! Все это онъ д?лалъ и припасалъ не для себя, а единственно ради того, чтобы всякими предосторожностями и самимъ заботливымъ вниманіемъ успокоить Тартарена-Санхо, ни на минуту не перестававшаго злобствовать и бушевать съ т?хъ поръ, какъ отъ?здъ былъ окончательно р?шенъ.
XIII
Отъ?здъ
Наконецъ, насталъ торжественный, приснопамятный день. Съ разсв?та весь Тарасконъ былъ на ногахъ. Авиньонская улица и охрестности домика съ боабабомъ были заиружены народомъ. Любопытные т?снились у оконъ, на крышахъ домовъ, вл?зали на деревья. Тутъ были лодочники съ Рони, носильщики, мальчишки, торговцы и рабочіе, дамы м?стнаго общества, швеи, ткачихи тафты, члены клуба, — словомъ, весь городъ. Да не одинъ только городъ: съ той стороны р?ки пришли жители Бокера, собрались изъ округи огородники, прі?хали винод?лы на своихъ сытыхъ мулахъ, разукрашенныхъ лентами; толпы п?шаго и коннаго народа, шумъ, говоръ, звонъ бубенцовъ, яркіе наряды. Вс? сп?шили, толкались, т?снились передъ домомъ Тартарена посмотр?ть, какъ мил?йшій г. Тартаренъ по?детъ убивать львовъ въ Туречину къ турк?.
Алжиръ, Африка, Греція, Персія, Турція, — все это представляется тарасконцамъ какою-то нев?домою, баснословною страной и носитъ одно названіе Туречины, гд? живетъ турка (Teurs).
Въ толп? съ озабоченнымъ видомъ и гордою осанкой сновали взадъ и впередъ охотники по фуражкамъ, сознававшіе, что и на нихъ отражается н?который лучъ славы, готовый обвить своимъ ореоломъ голову ихъ предводителя.
Передъ домомъ стояли дв? большія тел?ги. Въ отворявшуюся отъ времени до времени калитку можно было вид?ть н?сколькихъ челов?къ, важно прохаживавшихся по саду. Носильщики вытаскивали изъ дома чемоданы, ящики, м?шки и укладывали ихъ на подводы. При появленіи каждаго тюка въ толп? проб?галъ трепетъ, слышались названія выносимыхъ предметовъ: «Это походная палатка… А вотъ консервы… аптека… ящикъ съ оружіемъ… другой…» Охотники по фуражкамъ давали нужныя разъясненія.
Вдругъ около десяти часовъ толпа усиленно заволновалась. Калитка растворилась настежь.
— Самъ, самъ идетъ! — послышались возгласы.
Да, это былъ онъ самъ.
Когда онъ показался на порог?, двойной крикъ недоум?нія огласилъ улицу.
— Турка!
— Въ очкахъ!
Отправляясь въ Алжиръ, Тартаренъ счелъ д?йствительно нужнымъ облечься въ алжирскій костюмъ. Б?лыя, широкія панталоны пузырями, куртка съ металлическими пуговицами въ обтяжку, необычайной ширины красный поясъ, открытая шея, бритая голова, а на голов? громадная красная феска съ длинн?йшею синею кистью. При этомъ по тяжелому штуцеру на каждомъ плеч?, огромный охотничій ножъ за поясемъ, патронташъ на живот? поверхъ пояса, сбоку револьверъ въ кожаномъ чехл?. Въ такомъ убранств? предсталъ онъ передъ изумленною толпой… Виноватъ, я забылъ очки: невиданной величины синія очки до н?которой степени смягчали черезъ-чуръ свир?пый видъ нашего героя.
— Да здравствуетъ Тартаренъ!… Vive Tartarin! — вопилъ народъ.
Знаменитый мужъ улыбнулся; раскланяться онъ не могъ, — ружья м?шали. Къ тому же, онъ зналъ теперь ц?ну популярности; быть можетъ, въ глубин? души онъ проклиналъ своихъ безжалостныхъ соотечественниковъ, вынуждавшихъ его ?хать, чортъ знаетъ куда и чортъ знаетъ зач?мъ, покинуть свой уютный уголъ, б?ленькій домикъ, любимый садикъ. Только онъ никому и виду не показалъ.
